Принцип Зорга и мифология наивных жертвователей

После выхода предыдущей колонки, про зарплаты в благотворительной отрасли, при обсуждении в социальных сетях я столкнулся с довольно стандартной точкой зрения. Взрослый умный человек, ознакомившись со статьей, прокомментировал ее так: «Нормальный верующий человек (втайне от левой руки, без этого навязываемого ныне пиара), тихо перечислит деньги нуждающимся, помимо фондов и православных благотворительных структур!»

В ходе дальнейшего задавания вопросов я получил практически полный набор мифологем на тему «почему следует помогать напрямую нуждающимся, а не фондам и не через фонды».

Так как эта мифология довольно древняя, но при этом – чрезвычайно прочная, думаю, стоит ей посвятить отдельный текст.

Почему это мифология? Потому что, как правило, придерживающиеся этой точки зрения люди крайне слабо осведомлены о том, как вообще работают фонды, как устроена благотворительность частная, кто, как и на что собирает и тратит, какова отчетность, зачем фонды и их директора пиарятся и так далее. Вот и тогдашний мой собеседник не смог обрисовать – ни технического способа воровства денег в фондах, ни списка проворовавшихся, ни гарантий от мошенничества при частных сборах. Условно назовем таких людей «наивными жертвователями».

Но прежде детального разбора мифологии, необходимо сказать об одном простом и великом принципе. У этого принципа несколько обличий, и иногда его зовут по имени отрицательного героя одного прекрасного фильма «принципом Зорга». Звучит он так: «Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо — сделай это сам». Или, если говорить более обобщенно – уверенность в результате дела прямо пропорциональна количеству вложенного собственного труда или количеству использованного доверия.

Дабы результат дела соответствовал замыслу, человек может воспользоваться двумя принципиально разными путями. Он может просто сделать все полностью самостоятельно, дабы чужая лень, слабость или просто иное понимание ситуации не повлияли на результат. Или же он может довериться кому-то другому, в чьи усилия он верит, и чья точка зрения на дело и результат, как ему кажется, не чересчур сильно отличается от его собственной. И то, и другое требует напряжения и усилий, ибо самому работать лень, а довериться боязно.

В творении добрых дел, соответственно, эти две крайности представлены как «личная адресная помощь нуждающемуся» и «помощь благотворительному фонду без указания конкретного назначения помощи». Это, разумеется, может быть как помощь деньгами, так и участие трудом волонтера. Так вот, на полюсе «наивного жертвователя», полностью разделяющего описанную ниже мифологию, по идее, должно стоять максимальное количество личного труда, ибо на нем присутствует минимум доверия. Однако в действительности все происходит по иному сценарию.

Прямой противоположностью и доверию, и труду является самозамкнутое действие, не ориентированное на иной результат, кроме переживаний самого действующего. И именно таковы обычно деньги, бездумно поданные ради ощущения собственной хорошести, минутного эмоционального позыва – это одновременно минимум и труда, и доверия. Именно такие цели преследует большинство «наивных жертвователей»: мифология не дает им довериться фондам, а вечная спешка и лень не позволяют лично подробно вникнуть в каждый случай помощи.

Можно было бы возразить, что это именно момент наивысшего доверия – человек просто отдал нуждающемуся потребное без исследования, но это не так. Доверие предполагает установление если не личных взаимных отношений, то хотя бы установление внутреннего отношения к тому, кому ты поверил. Это процесс может быть моментальным, может быть долгим и мучительным, но доверие всегда предполагает выход за пределы себя, общение с чем-то реальным и до того посторонним. Однако есть один признак, который показывает, что в быстрой отдаче мелкой жертвы нет доверия, а есть автоматизм. Этот признак – резкое изменение поведения в том случае, если жертва становится больше.

Случай, когда человек, лично собравшись оказать помощь, предварительно сам все проверил, рассчитал, прикинул результаты и перспективы, а также проследил дальнейшую судьбу своего подопечного и использование оказанной помощи, довольно редок. Мне известно два основных варианта, когда адресная помощь оказывается ответственно, с должным вложением собственного труда. Оба варианта объединены размером этой помощи. В первом случае вкладывается много времени, оказывается помощь долгосрочная, когда человек выбрал нуждающихся – какую-то семью, учреждение, конкретного страдающего брата, и помогает им в течение длительного времени. С обязательным личным контактом, общением или как минимум держанием руки на пульсе ситуации, вхождением в ее частности и подробности. И второй вариант возникает, когда помощь значительна по размеру. Отдавать большие суммы денег или значительные материальные ценности без исследования, проверки и отслеживания результатов, как-то не очень принято, хотя бывают и такие случаи.

Пожертвование фонду принципиально отличается от «адресной помощи» именно тем, что человек не может не заметить, что он дает деньги не прямо нуждающемуся, а совсем другим людям, которые говорят ему не «пожалей меня», а «доверься мне». И передача денег фонду – это именно акт доверия, а в то время как при прямой помощи нуждающемуся вопрос о доверии может вообще не возникнуть. Доверие как бы вынесено за скобки, особенно, если нужда очевидна. Мало кто будет расспрашивать безногого инвалида в метро – «а не пропьешь? А ты не на мафию работаешь?», или писать маме в соцсетях «Я готов передать вам пожертвование при условии заключения договора», ибо само тяжелое положение просящего делает такие вопросы неприличными. Страшная картинка перед глазами делает недоверие преступным (то есть доверие подразумевается как нормальное поведение), затрудняет выбор в пользу труда и облегчает – в сторону быстрого, почти неосознанного действия. Фонду же, который сам по себе вполне благополучен и лишь выступает представителем нуждающегося, задать несколько вопросов – дело вполне естественное.

Именно поэтому на «наивных жертвователях» паразитируют мошенники, и именно наивные жертвователи в наименьшей степени склонны трудиться над своей помощью, предпочитая действовать без напряжения, по принципу «дал и забыл». Это может быть верным с точки зрения аскетики, хотя и тут есть разные мнения, однако это совершенно неправильно с точки зрения эффективности помощи.

Но вот во что обычно верит «наивный жертвователь».

Миф № 1. Фонды воруют

В развернутом виде миф звучит так: фонды в любом случае получаемые деньги передают нуждающимся не полностью, какая-то часть, несомненно, оседает в фонде, где-то «прокручивается», и уж точно фонды не могут не оставить себе процент, что вроде бы даже законом разрешено. Уж лучше передать средства нуждающимся людям напрямую, тогда точно все дойдет по назначению.

Как правило, четкого описания, как именно фонды воруют, никто не приводит. Так же как и информации о тех, кого на воровстве поймали. Однако убежденность в том, что деньги не доходят до получателя помощи или доходят не полностью – практически железобетонная.

Как на самом деле

Отмечу, прежде всего, что уход денег из фонда «налево» с последующим непонесением ответственности малореален технически. Начнем с азов. Некоммерческая организация отличается от коммерческой тем, что легальные деньги, так или иначе оказавшиеся у нее на счету, она не может потратить на что захочет, а может только на то, что разрешено ее Уставом, в котором нет пункта «личное обогащение учредителей». То есть перевод денег на личные счета учредителей незаконен. За этим следят уполномоченные на то органы.

Для этого любой благотворительный фонд обязан о своей деятельности отчитываться не только жертвователям – их еще как-то можно обмануть, но и государству, которое отлично умет следить за тем, куда какая копеечка пошла. Помимо налоговой инспекции (а также пенсионного фонда, социального страхования и так далее) нами сдается отчетность в Министерство юстиции, обмануть которое довольно сложно. Ежегодно фондом в это министерство передаются данные о том, сколько денег он получил и на что он их потратил, огромная такая таблица. И если Минюст найдет там пожертвования, которые были потрачены нецелевым образом – ничего хорошего для фонда такая находка не сулит. А тем паче для его директора, который несет всю полноту административной и уголовной ответственности за фонд.

Также фонд ежегодно обязан проходить независимый аудит, то есть проверку на соответствие норм ведения дел государственным стандартам в сертифицированной компании. Это процедура кроме того, что недешевая, так еще и чрезвычайно мелочная – независимая контора смотрит всю документацию, все бухгалтерские документы, все поступления и все платежи. Непрохождение аудита гарантирует закрытие фонда, выявленные нарушения обязательно необходимо устранять – и как в такой ситуации украдешь?

Дополнительно к этому Фонд в своих платежах ограничен сразу с двух сторон.

Во-первых, волей жертвователя. Фонд не имеет право потратить деньги не на то, на что они были пожертвованы. Даже просто самовольно изменить программу или получателя помощи фонд не имеет права, необходимо хотя бы формальное разрешение. То есть в случае, если проверяющий орган обнаружит, что согласно бухгалтерским документам «Фонд борьбы с педикулезом» получил на программу «Здоровье рыжих» восемнадцать тысяч рублей, а на программу «Счастье лысых» – двадцать тысяч рублей, но в ходе реализации программ Рыжие и Лысые получили по девятнадцать тысяч рублей, то фонду это будет вменено в не совсем целевое использование средств. Конечно, существуют также пожертвования вовсе нецелевые, но от их общей суммы фонд может потратить на зарплаты и собственное обслуживание (аренда, связь, реклама, канцелярка, транспорт и так далее) не более двадцати процентов согласно закону о благотворительной деятельности. Это, повторяю, от тех пожертвований, которые не имеют точного назначения. Бывают еще редкие пожертвования непосредственно на обеспечение деятельности. Их как раз можно тратить тоже только по назначению – на то, чтобы фонд мог продолжать работать.

Во-вторых, как было сказано выше, фонд ограничен Уставом. В Уставе любого фонда написано, что средства, поступающие в фонд, не используются на личное обогащение учредителей, то бишь просто снять деньги со счета и положить в карман мне невозможно в принципе, если в мои перспективы не входит отсидка за экономическое преступление. Также там перечислены виды деятельности, которыми фонд может заниматься – и а если чего-то там нет, то и оплачивать это фонд не имеет права. Скажем, если в списке присутствует «содействие защите животных», то оплатить лечение собаки вполне возможно. Но если нету – то никаким образом потратить деньги на животных невозможно. А если это все же произойдет, то полученные пожертвования из пожертвований в глазах налоговых органов превратятся в прибыль, с которой надо платить налог. Что бывает в России за неуплату налогов – расскажет статья 199 Уголовного кодекса Российской Федерации.

И с третьей стороны, любой благотворительный фонд, собирающий массовые пожертвования, не имеет ровным счетом ничего, кроме репутации. Это его главное богатство, любой скандал для него смерти подобен. Это фонд «Федерация», у которого то ли вообще ничего не счету никогда не было, то ли деньги от неизвестных крупных жертвователей, может спокойно судиться и ссориться с журналистами. Более обычный фонд, который просит денег у народных масс, просто не имеет права вызывать даже подозрения в нечестной игре, ибо это перекроет для него все возможности по сбору средств. Репутация зарабатывается годами, теряется – в момент. Только очень глупые или решившие полностью закончить свою деятельность люди могут начать фокусничать с фондовскими деньгами.

В то же самое время частный сборщик, обладатель личного счета, не обязан жертвователю и государству ровным счетом ничем, кроме моральной ответственности. Если между жертвователем и получателем пожертвования не заключен договор (а вы видели хотя бы одного сборщика в социальных сетях или на улице, которые бы нечто подобное предлагал?), то он может, получив от вас деньги, моментально их пропить – и никакой закон ему не писан. Поступившие на его счет деньги от физического лица, а тем более полученные в руки наличные, без документального обеспечения – его прямая собственность, и он вправе делать с ней все, что захочет. Самое страшное, что ему грозит – на него кто-то обидится. Потому что доказать, что деньги были переданы именно для цели благотворительной помощи – очень трудно. Да, можно пытаться судиться, добиваться и доказывать обман, и в некоторых случаях найдется состав преступления «Мошенничество», но в силу отсутствия какой-либо документальной базы довести дело до наказания или возврата денег очень сложно.

Миф №2. Между мной и помощью не нужен посредник. Моя помощь – это мое дело, я не нуждаюсь в подсказках, пиаре или соучастниках

В действительности же, именно в деле помощи нуждающимся посредник, подсказчик и соучастник нужен особенно сильно. Просто потому, что в противном случае добрый и независимый наивный жертвователь будет неизбежно кормить мошенников и шарлатанов, которые рано или поздно встретятся ему чисто статистически. И если фонд несет ответственность своей репутацией, и вынужден проверять каждый случай денежных затрат, то у просто человека, встретившего где-то в интернете, во дворе храма, в газете просьбу о помощи, как правило нет на это времени и возможности.

Граждане читатели, которые не медики и не работают в соответствующих фондах. Вы сможете сходу понять, например, где может быть обман вот в этих объявлениях

1. У Машеньки К-ой из Новороссийска тяжелое заболевание – Детский Церебральный Паралич! Чтобы начать снова ходить ей необходим курс дельфинотерапии в Международной клинике восстановительного лечения доктора Козявкина на Украине, стоимость курса 300 тысяч рублей! Срочный сбор у Машеньки каждый день на счету!
2. Мой сын Рома родился летом 2007 года. С самого рождения малыш мучился от аллергии, его беспокоили частые отдышки. Мы обращались к врачам нашего города, но окончательный диагноз нам установили только к трем годам. Для нас он прозвучал как гром среди ясного неба – бронхиальная астма. С этого времени мой сынок постоянно находится на базисной терапии. Наш день начинается и заканчивается таблетками и ингаляциями. В России мы с Ромой побывали на консультациях во многих больницах и центрах пульмонологии, но кроме слов: «Смиритесь, это астма, это не лечиться с этим живут», мы ничего не слышали. Последние время у сына приступы участились и стали протекать тяжелее. Ему очень тяжело жить обычной детской жизнью: бегать, прыгать, кататься на велосипеде, играть с другими детьми в активные игры. При малейшей физической нагрузке появляется сильная отдышка. Препараты, которые мы принимали раньше, уже не помогают. Полностью купировать приступы не удается. Их интенсивность только уменьшается после ингаляций. Российские врачи ничем больше нам помочь не могут, но мы нашли клинику в Израиле, врачи которой обещают нам полное выздоровление. Счет выставлен на 18 тысяч долларов.
3. Катюша родилась 1 июля 2012 года. Сразу после рождения был поставлен диагноз – тетрада Фалло – одна из тяжелейших и редких форм порока сердца. Если не сделать срочную операцию, то девочка дочка не доживет и до двух лет. В России такие сложные операции не делают. Мы долго пытались найти клинику, где нам могут помочь и наконец вышли на Берлинский кардиологический центр. Мы списались с клиникой, врачи согласились сделать Катюше операцию и обещали, что потом малышка забудет что такое болезнь. Счет нам выставили на 120 тысяч евро.
4. Прошу помощи для моего 12 летнего сына Коли. У мальчика сахарный диабет 1 типа – инсулинозависимый. Назначенная в нашей клинике терапия помогает поддерживать сахар в норме, но всю жизнь Коленьке придется «сидеть» на инсулине. Это значит постоянный контроль уровня сахара, постоянные уколы, а мне так хочется, чтобы мой мальчик смог жить полноценной жизнью и не прятаться от сверстников, которые зачастую в таком возрасте бывают жестокими, чтобы ввести инсулин. В нашей стране, к сожалению, диабет не лечится. Но нас пригласила на обследование и лечение клиника «Сафра». Я мечтаю, что ведущий израильский эндокринолог, который работает в этой клинике, сможет изменить схему лечения и моего Колю снимут с инсулина и ежедневные инъекции будут не нужны.

Во всех четырех случаях, как минимум, предоставлены недостоверные сведения или присутствуют откровенно неадекватные ожидания, предполагается сбор средств на то, чего не бывает или что излишне. Однако если не быть в курсе, то понять это не так просто. И еще большой вопрос, какими документами они обеспечены и много ли в тех документах фотошопа. Фонд же, выплачивая деньги непосредственно в клинику, в обязательном порядке запрашивает подлинные счета и проверяет медицинские назначения. В отличие от частного жертвователя, которые этого делать скорее всего не будет.

А ведь это еще простой случай. Это не сбор на нейрологическую операцию в немецкой экспериментальной клинике, про которую никогда нельзя до конца точно сказать – поможет она или нет. Это не онкологическое заболевание, про которое нужно подробно выяснять, что могут по части лечения предложить у нас и за рубежом.

И не социальные проблемы, которые вообще сложно подтвердить документами. С социальными сборами вообще сложно. Например, многодетная семья просит помочь ей на ремонт дома. Фотографии семьи и дома прилагаются, выглядит все действительно ужасно. Также и справки о многодетности, документы о маленьких зарплатах и невысоких пособиях. Но кто гарантирует, что у этой семьи нет второго дома в соседнем селе, благоустроенного, с газом и канализацией? А все их жалобы – просто от большого желания иметь еще и дачу? Какой частный жертвователь поедет в мордовскую или кемеровскую провинцию выяснять подробности или хотя бы заморочится позвонить в сельсовет или местную соцзащиту и навести справки о семье? А фонд вынужденно это сделает – ибо если его поймают на помощи мошенникам, это будет серьезнейшим ударом по репутации.

Ну и, как уже говорилось раньше, при передаче денег на руки без договоров, никакой гарантии, что деньги будут использованы по назначению нет, и управы, особенно если человек собирает деньги для себя лично или для своего ребенка, тоже нет. Как захочет, так и потратит.

Миф №3. За фондами стоит непонятно кто, какие-то загадочные структуры и могущественные люди, имеющие свои цели, не обязательно благие, а работа фонда – просто ширма для неких тайных дел

Я, честно говоря, тоже так когда-то думал. Когда был молодой и зеленый, и вообще не понимал, как работает система юридических лиц, а слова «генеральный директор» на визитке сбивали меня с ног. Мне казалось, что фонд – это нечто могучее, загадочное и огромное. Что там работают великие загадочные сверхлюди, а руководят существа и вовсе подобные титанам. Которых и людьми-то в силу их величия и непохожести не меня трудно назвать.

Однако опыт показал, что

• в фондах обычно работает 3-5 человек. У них низкие зарплаты, бытовые проблемы, и они как правило люди действительно необычные – но чисто по-человечески, а не вхожестью в тайные общества.
• основать фонд достаточно просто, довольно обычной настойчивости и совсем небольших знаний. А если в кармане есть 30-40 тысяч рублей – то вообще ничего делать не надо, кроме как заполнить несколько бумаг и несколько раз выйти из дому.
• фонду не нужно, чтобы за ним некто стоял, потому что непонятно, что ему там, за фондом, делать. У некоторых фондов есть анонимные жертвователи, в том числе крупные. Но они именно что жертвователи, а не тайные управляющие, которые из каких-то своих соображений не хотят «светиться». Управлять фондом – дело нервное и никаких выгод не дающее, а люди «с возможностями» обычно свое время ценят.
• приспособить фонд для тайной активности, в силу пристальности внимания государства и общественности, не слишком удобно. Придется сначала в Устав писать какую-то сомнительную деятельность, а затем подгонять под нее платежи. Это громоздкая и неудобная схема, к тому же уязвимая для проверок со стороны государства. Через фонд сложно легализовать грязные деньги, ибо из фонда они могут уйти только на уставную деятельность. Коммерческое юридическое лицо для этого гораздо удобнее, оно никак не ограничено в использовании своих средств.
• в России крайне куцые налоговые льготы для благотворителей, много на филантропии не сэкономишь. Подробности можно прочитать тут.
• если фонд все же создан для темных дел, проведения каких-то левых платежей и вообще не для занятий благотворительностью – то вы просто никогда и ничего о фонде не узнаете. Такому фонду нет смысла создавать сайт, писать о себе в прессе или просить денег у народных масс. Все платежи будут проведены в тайных глубинах банковских офисов, без публикации отчетов о успехах. Денежки, особенно грязные, любят тишину и малолюство.

Миф № 4. Фонды занимаются пиаром на чужих несчастьях. Христианину не пристало в этом участвовать

Это претензия совсем уже странная. Представьте себя на месте нуждающегося человека, для которого действительно вопрос жизни и смерти – выпросить у кого-нибудь немного денег или помощи. Известность и узнаваемость для него – не цель, а средство решить свою проблему. Он кидается в СМИ, в блоги, на все возможные сайты и оффлайновые доски объявлений не ради того, чтобы у него брали автографы, а потому что другого пути для него нет.

Так и фонды – они не потому стараются о себе рассказывать, что им это сознания собственной важности добавляет. А потому, что больше известности означает больше помощи нуждающимся. Если кто-то знает другой надежный способ собрать много пожертвований, будучи неизвестным – милости прошу писать мне письма с идеями. Фонд, занятый своим делом в нашей недоверчивой стране обязан быть открытым, его руководство не может скрываться. В предыдущем пункте я вспоминал тех, кто ставит фондам в вину, что не все жертвователи известны поименно – что же говорить о непосредственном руководстве? Будь оно анонимно, не рассказывай фонд о своей работе – никто из подопечных не получил бы ни копейки.

И непонятно, почему христиан не может поддержать работу фонда. Его собственная совесть и искушения не зависят от того, кому он передал средства, а остаться анонимным можно в обоих случаях.

Ну, а теперь ответы на загадки.

1. Если вы думаете, что клиники не существует или что доктора со смешной фамилией придумал я, то вы ошиблись. Это все настоящее, и даже доктор Козявкин совершенно реальный – герой Украины, между прочим. А вот для любого, кто хоть немного поработал в теме ДЦП сразу очевидно, что клиника Козявкина не занимается дельфинотерапией (там совсем другие методы), и что необходимая сумма явно завышена. Даже если предположить, что в сборы включена дорога и проживание, то цифра все равно должна быть в несколько раз меньше – или это не один курс, особенно если учесть, что если недавно Машенька умела ходить, то она явно не из самых тяжелых больных. У больных ДЦП счет на дни все же не идет. Да, от врачебных рекомендаций частоты курсов реабилитации лучше не отступать слишком сильно, но подобные пассажи – это все же явное давление на эмоции без должных фактических оснований.
2. Все просто: астма неизлечима, за исключением чисто психосоматических случав. На что будут потрачены деньги – совершенно непонятно, вероятнее всего – на много пообещавших шарлатанов.
3. Тетрада Фалло – это не редкий и сложный врожденный порок сердца, а довольно часто встречающийся. Его возможно прооперировать по квоте в России, бесплатно. И даже если по каким-то причинам необходимы усилия именно иностранных специалистов, то этого во-первых, не видно из текста, во-вторых – гигантская сумма в 120 тысяч евро говорит о том, что мама или по неопытности обратилась к посредникам, или намеренно завышает сумму лечения.
4. Поездка в Израиль не нужна, ибо она по большому счету бессмысленна. Сахарный диабет первого типа связан с невыработкой в организме инсулина. И единственным на сегодняшний день средством терапии является введение этого недостающего гормона. На данный момент нигде нет способов избежать инъекций инсулина.