Пора остановиться

В процессе баталий вокруг «ювенальной юстиции» (пишу в кавычках, потому что к реальной ювенальной юстиции контроль за надлежащим воспитанием малых детей в семьях имеет очень опосредованное отношение) со всех сторон рассматривается тема прав детей. И что удивительно — спорщики постоянно незаметно для себя переходят на противоположные изначальным позиции.

Вот, например, с сентября прошлого года в ряде регионов ввели должность семейного уполномоченного милиции, его обязанность — ходить по семьям и смотреть, не обижают ли где-то ребенка. По замыслу МВД, он будет «помогать словом и делом, привлекать других специалистов для оказания помощи членам семьи. Например, психологов из общественных организаций и юристов» (см. «РГ» №183 от 2009 г.).

Даже если мы забудем про майора Евсюкова и про нравы и обычаи ГИБДД, как забыть басню Крылова про пироги, которые не стоит печь сапожнику, и наоборот? Милиционер — фигура репрессивная, его дело — найти нарушение, составить протокол, наказать виновного. В роли проповедника добра и неприкосновенности личности ребенка перед алкоголиком, третирующим семью, он будет напоминать того рядового А из анекдота, которому рядовой Б, паяющий провода наверху, капает расплавленное олово за шиворот, а рядовой А, вместо ожидаемого потока идиом, выдает: «Василий, ты не прав!»
Лично я уверен, что институт семейных уполномоченных милиции поднимет и без того гигантский процент изъятий детей из семьи. А (даже оставляя за скобками, что это — чудовищная травма и для ребенка, и для родителей) куда попадают изъятые дети? В детдом, откуда, в свою очередь, по гуляющей везде (но выглядящей вполне достоверно) статистике, лишь 10% выпускников попадает в общество, а 90% — в тюрьму, на панель, в могилу. То есть задачам подлинной ювенальной юстиции (той, что работает с подростками, нарушившими закон) и защитников детских прав, исходящих, как известно, из принципа «наилучшего соблюдения интересов ребенка», инициатива МВД никак не соответствует. Однако новость о ней разместил в своей ленте ведущий профильный сайт — juvenilejustice.ru, — и я, начав ее обсуждение в рассылке активистов ювенальной юстиции, столкнулся с непониманием многих разумных людей — «Что вы волнуетесь, — писали мне — когда муж пьет и бьет, все равно всегда участкового зовут». И это говорят не чиновники, а вполне антисистемные правозащитники!

Действует закон о единстве противоположностей и в стане борцов с «ювенальной юстицией». Их интернет-ресурсы, издания и блоги буквально смакуют новости, посвященные неоправданному вмешательству чиновников от детозащиты в семьи и вопиющим случаям детских преступлений. У многодетной матери отбирают детей — у них педикулез и нет нужных документов. Родители поругались с детсадовским психологом, та написала в опеку, теперь их треплет проверка за проверкой. Ребенок попал в травмпункт с вывернутой рукой — родителей вызывали в милицию писать объяснительную. С начала 2010 года свердловские милиционеры выявили 44 факта неисполнения взрослыми обязанностей по воспитанию несовершеннолетних. Теперь милиция призывает сообщать о подобных случаях по горячей линии. «Может хоть этот вопиющий случай заставит “ювенальщиков” вздрогнуть?» — так прокомментировано сообщение об иркутских школьниках, избивавших престарелую учительницу. Стоп.

Первые три случая — результат системной проблемы, связанной с органами опеки. Проблема заключается в том, что у них нет никакого инструментария, им доступно только два варианта: или ничего не делать, или отобрать детей, а вся поддержка семей сводится к продуктовым наборам и кружкам по интересам. Иногда той или иной семье перепадет какая-нибудь бытовая техника, но вдумчивой индивидуальной работы с конкретными людьми, нуждающимися в конкретной поддержке, никто не ведет. А ведь по уму, никогда не помешает узнать, как случилась у ребенка травма, детей с педикулезом надо лечить, родителей-алкоголиков тоже можно провести через реабилитационные программы, безработных посылать на биржу труда, а семьям с плохими жилищными условиями надо выдавать новые квартиры.

Но разве, тем не менее, не калечат и не убивают детей в семьях? Разве может государство полностью отказаться от любого контроля за происходящим с самыми маленькими (да и не только — не менее страшно семейное насилие над беспомощными инвалидами и стариками) своими гражданами? Но о Никите Чемезове — трехлетнем ребенке из Иркутской же области, забитом собственными родителями до смерти — на «антиЮЮшных» сайтах прочитать невозможно. Вообще, они производят такое впечатление, будто заполняют их детоненавистники — любое упоминание о том, что ребенку может быть нужна помощь, вызывают там бурю негативных эмоций. Любое упоминание о случаях насилия в семье именуется «информационным ломом для протаскивания ювеналки». Такое отношение перекидывается и на детей-правонарушителей. Казалось бы — вот где вмешательство государства в семью, вот где изъятие ребенка и утрата родителями возможности воспитать его честным человеком — когда подростка, часто за пустяк (я довольно много работал в проекте тюремного служения и знаю это точно) в самый педагогически значимый период жизни сажают в колонию! Но здесь логика окончательно буксует. Начать с экспериментальных ювенальных судов в Ростове — созданные исключительно как уголовные суды, они не занимаются рассмотрением дел по лишению родительских прав, зато дают очень хорошие показатели по снижению рецидива (то есть повторных преступлений) среди своих подсудимых (подробнее читайте об этом в «НС №12 за 2009г.). Однако «антиювенальные» ресурсы полны обличений и страшилок насчет ростовских нравов — и школьники там судятся с учителями (что, если и правда — то в общем порядке, а не в ювенальном), и число изъятий из семей растет (да, растет — наравне с ростом по всем другим, неювенальным регионам)… На конференции, посвященной 100-летию первого ювенального суда в России, ювенальные судьи и соцработники из регионов отчитывались — где-то мирят преступников с жертвами, где-то отпускают колонистов за хорошее поведение на весь день с родителями на вольную прогулку, и везде — снижение рецидива… А пришедшие группой православные оппоненты сидят и только повторяют: «Все это переродится в концлагерь. Зачем суду давать такую власть?» Так вот для этого — чтоб, если, не приведи Бог, ваши дети попадут в этот суд, чтобы их там не на зону гнить отправили, а разработали бы индивидуальный план реабилитации, провели бы через психологов и т.п.

Никакая система, никакой механизм не может быть панацеей. И если семья становится всего лишь «ячейкой общества» (а это, увы, вполне себе реальность в нашей стране в последние восемьдесят лет), то и она не может быть гарантией сохранности ребенка. А раз так, любой механизм должен быть снабжен противовесом. Ну или подпоркой, если угодно. Гражданское общество, люди, объединенные в семьи, должны контролировать чиновников, не давать им подменить средством, контролем – цель, благо детей. Чиновники, специалисты должны контролировать происходящее в стране — и в семьях тоже, не давать разлагающимся семьям погрести под своими обломками детей, укреплять их и помогать выйти из кризиса. Противостояние же сторон, каждая из которых поднимает на знамя благо ребенка, и каждая из которых готова закрывать глаза на вопиющие детские беды лишь бы уесть оппонента, только способствует укреплению текущего положения вещей. А это — органы опеки с широкими полномочиями и практически неоспоримыми решениями, гигантское детдомовское население без каких-либо перспектив в жизни и более 6 тысяч подростков в местах лишения свободы, до 40% которых возвращаются после освобождения зачастую по более серьезным статьям. Пора остановиться.

Михаил Агафонов,
редактор блока Общее дело