Поможет ли культура на Страшном Суде?

Что вы можете назвать прекрасным, а что безобразным в современном искусстве? В каком произведении наиболее ярко показана любовь к ближнему? Эти вопросы мы задали известным культурным людям.

Андрис ЛИЕПА, народный артист России
Мне больше всего нравится обращение к прошлому, воссоздание старых образцов. Поэтому мы в фонде Мариса Лиепы восстанавливаем спектакли из «Русских сезонов». В этом году будет отмечаться 100-летие первого «Русского сезона», когда Дягилев вывез выставку русского портрета.
Не помню, чтобы в современном искусстве что-то произвело на меня неизгладимое впечатление. Даже в кино мы стараемся копировать западные образцы. Эффекты почти как в Голливуде. Именно «почти» – все равно мы не взорвем автобус так, как они, не хватит у нас денег. Но на самом деле нам это и не нужно, мы настолько самобытны… Убегающая вода, снятая Тарковским, убеждала и впечатляла больше всех голливудских спецэффектов. Все считают, что этим мы опережаем Запад, мы же стремимся подражать ему, а в итоге теряем самобытность.
Меня шокирует, что в 8 часов вечера на НТВ можно увидеть передачу про «ночных бабочек». С перечислением оказываемых ими «услуг». Я много езжу по странам, считающихся либеральными (Норвегии, Германии, Швеции, Голландии), нигде в 8 часов вечера по общедоступному телевидению такого не увидишь.
А вот любовь к ближнему, на мой взгляд, в искусстве лучше всего показал Микеланджело. Я последние 3 года много работал в Италии, недалеко от Ватикана, и каждый раз, когда попадал туда и видел «Пиету», поражался. Не может это произведение не пробудить в человеке сострадание. Божия Матерь держит на коленях распростертое тело Своего Сына, отдавшего жизнь за всех нас. Чтобы мы могли спастись. Уникальная скульптура!

Борис ЛЮБИМОВ, директор Театрального музея им. Бахрушина, завлит Малого театра
Безобразно в культуре все, связанное с насилием, то, что, раскрывая темные стороны человеческой души, настаивает, что только это темное и существует. Называть конкретные произведения не хочется, думаю, читатель «Нескучного сада» и так знает, что я имею в виду.
Прекрасна любая попытка раскрыть, что человек создан по образу и подобию Бога. Есть очень удачные попытки. В литературе это все творчество Солженицына, а если говорить о более близком по времени, то я бы назвал повесть Алексея Варламова (кстати, лауреата премии Солженицына за этот год) «Рождение». Это одно из самых замечательных произведений 1990-х годов, которое показывает ценность человеческой жизни. В поэзии я бы назвал стихи Олега Чухонцева, Юрия Кублановского, Ольги Седаковой, Ларисы Миллер. В театре – ряд спектаклей Сергея Женовача и «Братья и сестры» Льва Додина, поставленный 20 лет назад; но он живет.
В ответ на второй вопрос можно повторить за Достоевским, что если Господь спросит на Страшном Суде, что человечество поняло о себе, человечество могло бы оправдаться «Дон Кихотом». Это один из вариантов ответа. Но я считаю, что также можно было бы назвать любое произведение Достоевского, из которых все же выделю «Братьев Карамазовых».

Юрий СОЛОМИН, народный артист России, главный режиссер Малого театра
Единственное, что мне не нравится в современной культуре, это отход от традиций. Или в слово «традиция» вкладывается иронический смысл. Прекрасна преданность традициям Хуциева, Петра Тодоровского. Среди молодых людей тоже много талантливых актеров, музыкантов, художников, но в произведениях последних лет все чаще замечаю отход от традиций.
Как главный режиссер театра, считаю безобразным постановление № 94 о том, что надо проходить какой-то тендер. То есть теперь без разрешения чиновников мы имеем право потратить из бюджета только 60 тысяч рублей. На эти деньги не только спектакль не поставишь, но и декораций не сделаешь.
Недавно посмотрел отрывки снимающегося фильма о том, как собака 14 лет хранила память о хозяине. Это реальная история, случившаяся в XX веке в Ирландии. Хозяин был полицейским, и собака работала в полиции. Полицейский рано умер, весь город подкармливал собаку, ее даже называли «собака города», многие пытались ее приручить, но она ни к кому не шла. Ей был поставлен памятник.

Капитолина КОКШЕНЕВА, доктор филологических наук, заведующая отделом критики журнала «Москва»
Современное культурное пространство, в котором художники мыслят себя носителями православных ценностей – сегодня это реальность. И реальность интересная, яркая и, я бы сказала, вызывающая. Да, мир, что лежит вокруг, может этих людей не признавать, специально замалчивать, или обозначать как «устаревшее». Но это не так. Подлинный христианский дух культуры – это трудно, это ответственно. А наше время боится великого, боится высоты и значительности. В этом православном культурном пространстве я бы отметила спектакль театра русской драмы «Камерная сцена» «Царь Федор Иоаннович». В нем дана очень интересная историческая трактовка и, что очень важно, спектакль поставлен именно как христианская драма. «Муромское чудо» в этом же театре – уникальный опыт, когда жития святых (Петра и Февронии) ставят на сцене. Есть спектакли, в которых напрямую не говорится о Боге, но дух в них христианский. Например, «Бабилей» Творческого объединения «Провинция» по рассказам Федора Абрамова. Любопытно, что прежние, советские классики (сегодня мы это видим совсем ясно), были совестливы и честны: если они видели, что никакой атеизм в народе веру не одолел, они и не обделяли своих героев верой. Таков и Федор Абрамов. Еще бы я назвала «Мертвые души», – спектакль, поставленный на сцене театра Маяковского. Режиссер Сергей Арцибашев. Пьесу написал Владимир Малягин. Впервые театр обратился ко второму тому «Мертвых душ», что изменило вообще привычное представление о великой гоголевской поэме. Если раньше героев Гоголя чаще высмеивали, играли сатиру, то авторы спектакля в Маяковке пожалели их, показали, что у Чичикова есть идеал – правильный, семейный, но идет он к нему совершенно неправедным путем. Заканчивается спектакль репликой: «Душа бессмертна!». Я считаю, что поставить такого Гоголя в наше время – это не только художественный, но и важный общественный поступок.
Очень много разного, борющегося, сложного, но и вызревшего в Большую литературу есть у нас в провинции. Повесть курянина Бориса Агеева «Душа населения» – образец тончайшего письма христианской прозы. Он выводит перед нами человека мощного, с достоинством. Чтобы сохранить это достоинство, ему не нужны ни роскошь, ни блестящее место в жизни. Герой живет по необходимости. Мне кажется, это очень важно сегодня, когда всем предлагают жить по прихоти, по инстинкту. Агеев продолжает традиции деревенской прозы, но есть и новизна – в повести рядом с человеком из народа выведены интеллигенты: писатель и ученый. Их взаимопонимание, любовь друг к другу совершенно очевидны. Интересно пишут Петр Краснов из Оренбурга, Константин и Анна Смородины из Саранска. Очень яркий прозаик – Вера Галактионова. Никакого отношения к так называемой женской литературе она не имеет, это настоящая русская почвенная проза. Я убеждена, что все настоящее по-прежнему должно иметь почву: культурную, историческую, религиозную.
Из художников я бы назвала живописца Валерия Харитонова. Недавно в музее современного искусства прошла его выставка «Пространство слова». Самобытный и яркий художник. Письмо у него – экспрессивное, не реалистическое. Но кто сказал, что православному художнику нужно только повторять открытое и кем-то созданное? Кто сказал, что он не способен к созиданию живых и дышащих силой новых форм? Любопытно, что живописец, в картинах которого властвует цвет и стихия красок, называет выставку «Пространство слова». Одна из главных проблем современной культуры заключается в том, что полноценное слово изгоняется, заменяется словоговорением. В самой своей сущности усекновение слова не случайно – оно связано с отношением к человеку, который изгоняется из современной культуры. В начале XX века говорили о смерти Бога, потом пришли структуралисты, стали говорить о смерти автора, потом постмодернисты – о смерти читателя, а сегодня вообще человек как субъект и объект творчества заменяется виртуальными моделями, либо играет служебную роль в некоторых образчиках современной культуры.
К сожалению, много в современной культуре и безобразного. О Международной биеннале я уже писала. Меня интересовала отечественная составляющая выставки. М. Гельман представил проект «Россия-2», там же, на Крымском, был выставлен «Человеческий проект», где собственно никакого человека как образа и подобия Божия не было вообще. Зато публика, спускаясь по ступеням, шла по словам молитвы «Отче наш». Молитву произносил на английском языке глухой, по ступеням бежала строка молитвы на двух языках и давалось изображение этого несчастного. И вот, – иного пути не было – или ты должен был идти по изображению на полу ступеней, или бочком-бочком (если успел разобраться в чем дело!), рискуя сломать ногу, пробираться вдоль стены. Такой вот перформанс! Ну, а то, что показывали в филиале Музея современного искусства – живописью и искусством никак не назовешь: все это жалкое травестирование, пародирование, смешки, плевки и просто гадость. В неприличном жесте – главный и единственный смысл множества современных «культурных явлений». Чудовищной акцией считаю постановку «Детей Розенталя» в Большом театре, когда в «образцовую раму» высочайшей традиции втискивается жалкое и негожее. Но еще хуже, что это антиискусство, это ничтожество выдается за «шедевр», который почему-то «никто не понимает», кроме, разумеется, ангажированных критиков. Вообще в Большом неблагополучно. И об этом нужно говорить и писать. Я думаю, что несколько статей о Большом будет размещено в новом аналитическом культурном обозрении «Корни и Крона» (учредитель – одноименный Фонд Анны Крештель).
Парадоксальность нынешней культурной ситуации в том, что «бомжи» (чернушники) от культуры легко сошлись с «эстетами» (тоже чернушниками). В их культуре нет высокого и низкого. В нашей – почвенной – есть. Утверждение принципа иерархии в культуре – одна из актуальнейших сегодня задач, и все названные мною художники своим делом – творчеством – ее категорически отстаивают, тем самым доказывая, что в искусстве можно быть и православным, и, одновременно, очень современным. Так что нечего пугать в очередной раз православным культурным мифом как «тоталитарным» и изжитым. В настоящем творческом состязании, если бы оценивали не расплодившиеся нынче зависимые эксперты, а мнение народное, – в этом настоящем состязании Малягин-драматург победил бы Сорокина–либреттиста, Валерий Харитонов – запросто г-на Кулика, а один Борис Агеев в честной творческой схватке уж точно одолел бы и Ерофеева, и Толстую, и Акунина. Так-то. И сколько бы пиарщики ни работали на одних и ни задвигали в дальний угол других – все равно и те, и другие по большому счету знают себе цену. Ведь им, активным бездарностям, нужно все время устраивать акции и «делать заявления», чтобы их помнили. А вот Агеев, сидит себе в курской деревне, никаких заявлений о себе не делает, а уже талантом определен по ведомству большой литературы, –– талантом, нерастраченным даром Божиим, прорвавшем путы дня сегодняшнего с его суетой и «злобой дня».

Священник Борис МИХАЙЛОВ, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы в Филях, кандидат искусствоведения
Говорить непосредственно о наших днях нельзя – их можно понять только в более широком историческом контексте, прежде всего в феномене XX века. В культуре XX века прекрасно противостояние злу. Это святые новомученики и исповедники российские, это пророческое служение Солженицына, это духовная поэзия Пастернака и Ахматовой, редкостное по силе, хотя конфессионально не определившееся, духовное проявление академика Сахарова.
Также замечательны попытки возрождения иконного мира, который в XVIII-XIX веках находился в кризисе, а после революции подвергся целенаправленному разрушению. Но одновременно с разрушением началось (главным образом в эмиграции, но не только) его подспудное возрождение, давшее такие фигуры, как Леонид Александрович Успенский (известный иконописец и богослов иконы), инок Григорий (Круг), монахиня Иулиания (Соколова), а в наши дни – выдающийся иконописец, напоминающий по масштабу и значимости древних мастеров архимандрит Зинон (Теодор) и замечательный мозаичист Александр Давыдович Корноухов. Вот все это в нашей культуре прекрасно, в этом ее жизнь.
А безобразно… Безобразно все остальное: богоотступничество, восстание на Бога – штурм небес. Художественный авангард начала XX века, творчество Пикассо, Дали, Малевича. Русская революция, тоталитарные режимы в советской России, в Италии, в Германии. Если говорить поближе к нашим дням, то не только безобразна, но и губительна массовая культура второй половины прошлого века, определяемая такими понятиями, как тусовка и творение идолов.
Произведение, в котором наиболее ярко показана любовь к ближнему? «Возвращение блудного сына» Рембрандта.

Вячеслав ТИХОНОВ, народный артист СССР
Прекрасна во все времена нашей жизни природа. Только нужно уметь ее видеть и чувствовать в себе. А природа существует и в растительном мире, и в нашем, актерском, и в человеческом. О безобразном говорить не хочется, его достаточно, люди его видят по телевизору. Есть, к сожалению, безобразное, но прекрасного все же больше. И надо научить молодежь видеть прекрасное вокруг и в себе.
Любовь к ближнему? Толстой, Чехов, Тургенев. «Тихий Дон».

Иван СМИРНОВ, гитарист
1. В современной культуре безобразны скука и пошлость, а прекрасны какие-то открытия, что-то новое. Если, например, это музыка – значит, какие-то музыкальные открытия и т.д.
2. Библия. Я не считаю, что она может устареть, она всегда современна.

Пиама ГАЙДЕНКО, доктор философских наук
Начну с ответа на второй вопрос. Я сразу вспомнила рассказ Льва Николаевича Толстого «Хозяин и работник». Хозяин и работник ехали по своим делам зимой в санях, началась страшная метель, они заблудились и стали замерзать в поле. Хозяин был человеком отнюдь не сентиментальным, но когда понял, что они замерзают, накрыл работника своим телом. А так как на нем была большая теплая шуба, то уже почти замерзший его работник вскоре отогрелся. Когда на следующий день мужики нашли сани и откопали их из-под снега, хозяин был мертв, а работник еще жив. Может быть, этот рассказ Толстого и есть то произведение, где наиболее ярко показана любовь к ближнему. Он потряс меня в юности, еще в школе; это, по-моему, один из лучших рассказов Толстого.
Первый вопрос на самом деле требует большого обсуждения. Если коротко… Прекрасно, что последние 15 лет восстанавливаются храмы, а с ними и наша традиционная русская вера. Это вселяет надежду, что Россия еще выйдет из кризиса. Если говорить о художественной культуре в собственном смысле, то очень люблю телевизионную передачу «Романтика романса» (канал «Культура»), особенно теперь, когда ее стал вести Олег Погудин. Он вообще один из моих любимых молодых певцов, а к его передаче безусловно подходит слово «прекрасно».
О безобразном тоже можно говорить долго, но самым удручающим в современной культуре (и в художественной литературе, и на телевидении) мне кажется утрата стыда – такого глубинного измерения личности, без которого человек перестает быть человеком. Невыносимо сквернословие, не только на улице, но и в художественной прозе.
Очень горестно, что Россия перестает быть читающей страной. Много было раньше плохого, и цензура лютовала, но читали много. А сейчас стремительно сокращается число читателей, и это, на мой взгляд, плохая тенденция.
И еще одно. Настораживает типичная для современного общества идеология переделки мира – философия человекобожества. Начиная с эпохи Возрождения, но особенно в XIX и XX веках, человек все более сознает себя богом и жаждет переделать мир. Сейчас, мне кажется, наступил очень опасный момент. Он связан с развитием генетики и генной инженерии. В мире, увы, немало ученых, которые, боюсь, не остановятся перед клонированием не только животных, но и человека. И это тоже я бы отнесла к безобразному в сегодняшней культуре.

Владимир ЗЕЛЬДИН, актер, народный артист СССР, лауреат Государственной премии СССР
Я консерватор, и люблю классику – то искусство, которое не оставляет меня равнодушным, заставляет переживать, волноваться, будь то фильм, картина или спектакль. Если произведение создано гением, то идет время, сменяются эпохи – а оно остается. Но подробнее мне легче говорить о той области культуры, что мне ближе всего: о театре, которому я служу уже много лет. Для меня образцы прекрасного – это пьесы Гоголя, Грибоедова, Островского, я уж не говорю о Шекспире или Мольере. Из современных драматургов это Розов, Арбузов, Афиногенов, Фурманов. Они писали великолепные пьесы на очень высоком уровне.
Мне глубоко чужды авангарды, кубизмы и всякие другие измы. В современном театре (как и в других областях культуры) появилось множество огрех, шелухи, мусора. Это началось во времена перестройки, когда люди захлебнулись волей, как говорила Мария Владимировна Миронова. Они восприняли с Запада много отрицательного, грязного. Стало модным вторгаться в классику, превращать традиционные пьесы в нечто абстрактное, порой безобразное, хотя может быть хороший актерский состав. Я не хожу на подобные спектакли. И, думаю, было бы гораздо лучше, если бы эти режиссеры оставили классику в покое.
Такая тяжелая ситуация в театре продолжается до сих пор, мне очень горько это видеть. Ведь русский театр сам по себе – очень сильный. Нам есть, чем гордиться. Но, думаю, запретом ничего не добьешься. Плохому, темному необходимо противопоставить светлое, красивое, а для этого нужно приложить усилия. Просто так ничего не дается.
Образ, в котором ярче всего проявилась любовь к ближнему… Для меня это князь Мышкин из романа Достоевского «Идиот». Это очень чистая, целомудренная душа, человек, лишенный жизненного практицизма с точки зрения устройства своего благополучия. Он смотрит на мир глазами ребенка. И это только один из многих образов, которые являются для нас настоящими примерами.

Сергей ЛУКЬЯНЕНКО, писатель-фантаст, автор трилогии «Дозоров», книг «Лорд с планеты Земля», «Лабиринт отражений» и др.
В любую эпоху создавались и нравственные произведения, и произведения, служившие низменным чувствам. Это было всегда. Соотношение хорошего и плохого, на мой взгляд, одинаково. Сегодня, я думаю, роль чего-то позитивного играет фантастика, потому что реалистическая литература-мейнстрим, к сожалению, ушла в глубокое отрицание всего и вся. На данный момент ее можно назвать деструктивной, нигилистической. Фантастика же больше нацелена на молодежь и в пику реалистической литературе она все-таки сохраняет оптимизм, она более светлая.
А насчет безобразного… Я не сторонник каких-либо запретов. Думаю, здесь должен работать сдерживающий фактор у самого автора и у читателей. Но есть масса литературы, которая вызывает у меня неприязнь. Здесь я не буду оригинален – это «чернуха», которая в той или иной форме пропагандирует насилие, циничность, аморальность, желание ради денег пойти на все и оправдать себя. Все это можно свести к нарушению основных христианских заповедей.
Первый литературный образ, который встает перед моими глазами при словах «любовь к ближнему» – это Маленький принц Антуана де Сент-Экзюпери. Совершенно хрестоматийный герой, но именно он пришел мне на ум. Маленький принц путешествовал по планетам в поисках именно любви, того, что нужно сердцу и чего не увидишь глазами. Думаю, это и есть пример любви к ближнему – путешествие между планетами человеческих душ в поисках главного.

Подготовили Леонид ВИНОГРАДОВ, Елена МЕРКУЛОВА, Марина НЕФЕДОВА