Помощь бездомным: Что у нас общего?

Терпение
Я пишу о тех, кому мы пытаемся помогать.
Казалось бы, у нас нет почти ничего общего. Мы живем не на улице, едим не из консервных банок, спим не на грязном полу. И входя в палату к больному, возле постели которого еще лежит мешок с дурно пахнущими отрепьями, в которые он был одет, живя на улице, непросто сразу подойти и спокойно начать разговор. И хотя фарисейского «благодарю Тебя, что я не таков» нет, но нужно постараться прежде убедить себя в том, что этот человек мне брат, или она мне сестра. Иначе и не стоит подходить.
Не получится ни разговора, ни понимания, ни сочувствия.

Так что же у нас общего?
Мы говорим на одном языке, и очень часто имеем одну веру. Этого уже достаточно. А если внимательно присмотреться, то получится, что этот человек тебе ближе, чем тот, кто в тебе совсем не нуждается. Ну да, конечно, в первый раз это получится. И во второй, и, быть может, в третий. Но обязательно наступит момент, когда произойдет срыв.

По разным причинам: самому не достает сил справиться с личными проблемами, а тут еще в чужие вникать нужно. В чужие?
Вот женщина – почти одного со мной возраста, одним именем называемся, родом из Смоленской области. Это – родина моей мамы. Не раз я там бывала, и всякий раз с тяжелым чувством возвращалась домой. Удивительные красоты природы и ужасающая запущенность человеческого бытия…
Женщина с циррозом печени. Приехала в Москву, сначала торговала на рынке, потом выгнали с работы. Две ее дочери остались на родине, пьют и домой ей возвращаться не велят.
Мои дети – тоже дочери – живут также не рядом, да еще вблизи «горячей точки», которая именно сейчас в центре внимания. Каждый год я езжу их повидать, а когда покидаю эти места, молюсь, чтобы все было благополучно.
Женщина – вдова. После гибели мужа стала утешаться вином, но так и не утешилась. Заболела тяжко и теперь совершенно одна.
И здесь почти все сходится. Только получается, что мне было легче справиться со своими проблемами и преодолеть семейный кризис. А в остальном все также: не раз посещало и уныние, и немощи со всех сторон обступали. И совсем не было сил.
Но на все есть воля Божия и милость Его.

Значит и эту совсем не чужую линию жизни можно выправить? Женщина крещена. И в храм иногда заходила, просто свечку поставить и постоять у икон. Ей никто не объяснял, зачем все-таки храм стоит и зачем в него люди идут. Я попыталась ей рассказать. И как только начала – женщина закрыла глаза. Я даже не удивилась, так почти всегда и бывает. К тому же действуют сильные лекарства. И еще что-то весьма непростое…
Но через некоторое время Татьяна открыла глаза и попросила: «Говорите, говорите еще…» Я сказала, что принесу крестик и святой воды, а если она захочет – приглашу священника. Женщина кивнула. Силы ее окончательно покидали. Она забылась сном.
Я перекрестила ее на прощание.

Через некоторое время, Бог даст, Татьяна окрепнет и мы будем готовить ее к возвращению на родину. Только местная социальная защита может предоставить ей койку в больнице и приют в дальнейшем нескором будущем. А пока потребуется только терпение. Терпение врачей, которые уже говорят о скорой выписке и приходится им объяснять, что это равносильно смерти. И они согласятся. Терпение социальных работников в области, которые также станут уверять, что помогать таким людям не имеет смысла, а затем все-таки пришлют факс с адресом больницы. Терпение проводника, который также при виде больной женщины, сначала раскричится, а потом все равно посадит в вагон и повезет в родные края. Терпение попутчиков, которым женщина в ее настоящем виде покажется несимпатичной, но и они будут кормить и поить ее в дороге, потому что по-другому не смогут… Терпение нянечек и медицинских работников, отдающих себя этим несчастным, одиноким людям в приютах, где нет почти ничего: ни нормальных помещений, ни горячей воды, ни зарплат подходящих этому труду.

Почему я в этом так уверена?
Только по одной причине – у нас у всех – все общее, Богом данное.
У нас одни святые, одна вера, одна надежда и Один Источник Любви, одна защита и опора.

Может, его в Яузе утопить?
– Такой вопрос задал врач, когда мы обсуждали перспективы выписки из больницы бездомного пациента. Сказано это было, конечно, безо всякой злости, скорее от усталости и беспомощности. Ведь нет в больницах города штатных социальных работников, которые занимались бы такими больными: разыскивали их родственников, ходатайствовали о помещении в приют или дом инвалидов, восстанавливали документы.

Мне достался совершенно безнадежный и бесперспективный не гражданин родом из Молдовы. Лицо без гражданства, документов, родственников и вдобавок – с плохим характером. С 1982 года бродяжничает по стране. Отбыл в заключении 12 лет. Семья давно распалась. Приехал в столицу, как и большинство таких людей, в поисках хороших заработков. Но навыков к труду так и не приобрел, стал пить, опустился. Теперь он три с лишним месяца лежит в больнице. Вставать не хочет, разрабатывать сломанную и залеченную ногу, не пытается. Понимает, что как только станет ходить, его выпишут…на улицу. Лечащий врач грустно рассказывает, как трудно разговаривать с этим человеком: не слушается, грубит, вечно всеми недоволен. Нянечку обзывает и кричит на всех, если его требования не выполняются.

Вместе с врачом и зав.отделением подходим к постели больного. Да, действительно, на грязной постели, голый по пояс, весь в татуировках, с искривленной грудной клеткой, лежит очень худой мужчина. Ему 53 года. Из-за отсутствия зубов трудно разобрать его отрывистую и раздраженную речь.
Пытаемся узнать, к кому его можно отправить на родину. Он сразу же начинает нервничать:
– Некуда меня отправить! Некуда!

После паузы снова расспрашиваем его о солнечной Молдове.
– Дом разломался. Я был там 10 лет назад. Сестра к себе не пустила…

Грузия, Молдова, Украина… Теперь мы уже не в братских и добрососедских отношениях с этими когда-то союзными республиками. Нет меж нами той сердечной близости и взаимопонимания, что были еще 15 лет назад. Зато заметно растет число обид и так называемых протестных настроений. Вот и Владимир – наш больной – хочет выразить нам свой протест:
– Никому не нужен! И здесь хотят выпихнуть за порог!

Нам не по себе. Ну, право же, не должна больница его вечно кормить и долечивать. И так уже все сроки прошли. А куда податься лицу без гражданства? В какую такую инстанцию обратиться, чтобы выдали хоть какой-то документ и вид на жительство?

Существует порядок получения гражданства, и по рассказам очевидцев, занимает эта процедура не один год. Нужно быть зарегистрированным на территории страны несколько лет. А тут человек 25 лет нигде не был ни прописан, ни зарегистрирован. И теперь, когда он уже инвалид, где его можно зарегистрировать и кто согласится это сделать?
Больница не имеет такой возможности. Родственников у человека нет. Хлопотать о нем некому. Круг замкнулся.

Чтобы получить койку в социальном учреждении нужно быть гражданином с документами. Здесь мы имеем полную утрату социального статуса. Человек нигде не числится и не имеет ни прав, ни обязанностей. Как восстановить этому человеку свое право на жизнь?

Послали в Молдову запрос, ждем ответа. Может примут его там хоть в каком-то приюте?

Сотрудник группы помощи бездомным в больницах Татьяна КОЧУРА