Почему я перестал быть волонтером?

Главная проблема волонтера, который общается с детьми, очень похожа на учительскую – необходимо сохранять ровные доброжелательные отношения со всеми и не переходить определенные границы.

Философ Аристотель называл добродетелью среднее между двумя крайностями, которые возникают от избытка или недостатка (Щедрость, например, – это среднее между скупостью и мотовством).

Способность пройти «царским путем» умеренности – вещь, которой очень не хватало мне, когда я был волонтером в Российской детской клинической больнице. Справедливости ради стоит заметить, что этого же не хватает многим людям, занимающимся благотворительностью.

Одна известная актриса рассказывала, как студенткой попала на практику в один из детских домов. Практически сразу в ней проснулся материнский инстинкт, и она стала обнимать всех сирот, на что опытный воспитатель тут же сказал ей: «Никогда больше так не делайте. Они привыкнут к ласке, вы уйдете, а нам с ними дальше жить».

Главная проблема волонтера, который общается с детьми, очень похожа на учительскую – необходимо сохранять ровные доброжелательные отношения с подопечными и не переходить определенные границы. Допустим, вы можете ездить в больницу лишь раз в неделю на несколько часов. За это время есть возможность сделать что-то очень конкретное – позаниматься русским языком или основами компьютера, поиграть с двумя-тремя детьми, поговорить. Невозможно за два часа в неделю решить психологические проблемы детей и их родителей, а уж тем более «стать им родной матерью», как говорил Карлсон.

В теории это все звучит очень просто, а на практике, даже будучи педагогом по образованию, я набивал себе множество шишек. Дело в том, что многие волонтеры воспринимают больницу, как место ужаса и страданий, и подсознательно хотят компенсировать детям то, чего они лишены – общения со сверстниками, свободы передвижения, тех же мобильных телефонов, поскольку много денег уходит на лекарства и частое или долгое пребывание в больнице.

В результате возникают привязанности, и волонтер может превратиться в «специалиста по всем вопросам». Он начинает собирать деньги на лечение, хотя это не его задача, начинает возить в другие города компьютеры для своих подопечных и тратить свои или собирать чужие деньги для того, чтобы подарить ребенку айфон. В конце концов в голову закрадывается предательская мысль о том, что человечество в твоем лице в чем-то виновато перед этими детьми и их родителями. Верующий человек даже может начать просить у Бога послать ему скорбей, чтобы «сравняться» со своими подопечными в мере страданий.

Как только у человека зародились эти желания, он должен немедленно посоветоваться с духовником, руководителем волонтерской группы или психологом. В противном случае может возникнуть эмоциональная экзальтация, и доброволец начнет жить не своей жизнью, а жизнью своих подопечных.

Я убедился на собственном опыте, что подобный перенос не нужен ни детям, ни мне. В больнице пациенты и так могут поговорить о своей болезни друг с другом, получить порцию жалости и утешений от своих сверстников или родителей. От человека «со стороны» скорее необходим рассказ о том, что жизнь не ограничивается стенами больницы, что ценность ребенка состоит не в его болезни или здравии, а в том, что он из себя представляет. Конечно, не стоит заставлять бегать стометровку колясочника, но в остальном занятия с детьми не должны содержать скидок на их болезнь. Да, существуют правила, и доброволец должен учитывать медицинские рекомендации, но при этом не может быть облегченного курса русского языка.

К сожалению, я не сразу пришел к этим открытиям. Через некоторое время после начала хождения в РДКБ у меня возникли привязанности и я ездил встречать Новый год в другой город вместе с одним из детей. Я не могу сказать, что этот шаг был ошибкой, напротив, после того случая я окончательно убедился в своем праве на частную жизнь, в праве учиться в институте, общаться со своими друзьями, и вести обычную жизнь, не рассказывая каждому встречному о том, чем я занимаюсь в свое свободное время.

Мои же просьбы о ниспослании скорбей кончились в тот момент, когда я получил травму позвоночника. В этот момент все встало на свои места, и пришло осознание, что человек отвечает лишь за свою жизнь и жизнь близких ему людей, что он не может делить весь мир на тех, кто помогает больным детям и тех, кто этого не делает.

Избавление от иллюзий было весьма болезненным и закончилось тем, что я перестал быть волонтером. Я благодарен судьбе за то, что в моей жизни был поучительный для меня период, до самого последнего времени у меня сохранялись контакты с уже выросшими детьми и не исключено, что когда-нибудь мой волонтерский опыт возобновится.

И последнее. За время моего пребывания в РДКБ были люди, которые уходили оттуда очень быстро. В то же время я знал добровольцев, начинавших свое служение с занятий с детьми, но потом создававших собственные фонды, и посвятившие свою жизнь сбору средств на дорогостоящие лекарства и иной помощи людям с конкретным диагнозом. Разумеется, я не осуждаю их за это, но у меня и нет восхищения перед ними. В конце концов, у каждого своя судьба, главное, чтобы выбор одного человека не становился обузой для других.

Если кто-то посвятил свою жизнь волонтерству, он должен был готов к тому, что мир не будет носить его за это на руках, и не требовать от окружающих также посвятить свою жизнь добровольной помощи нуждающимся.