Почему усыновленные дети ищут кровных родителей

«Мама меня ищет, я вас любить не буду!»

Ленку родная мама отдала в приют в пять лет; сказала, что ей надо устроить личную жизнь. Потом перестала приходить и вообще пропала. Так девочка оказалась в детдоме. Потом была приемная семья, но у Ленки начались истерики: «У меня есть мама, и я её люблю. Вы меня забрали, а мама меня ищет!». Не выдержав, опекуны через два года вернули Ленку в детдом.

«Брошенные дети никогда не винят в своей судьбе кровных родителей, — рассказывает вторая приемная мама Ленки, Лариса. – Конечно, бывают озлобленные, но очень редко. Чаще всего, по рассказам детей, виновата соседка, которая позвонила в опеку, или опека, которая приехала и забрала. А мама всегда хорошая, мама права. Родных мам дети всегда идеализируют: мама и готовит, и все делает. Для ребенка, который внутренне еще не совсем отделился от мамы, это важно и даже правильно.

Поскольку детям надо на что-то опереться, чаще всего они выбирают светлые моменты: мама же не всегда была пьяная – иногда она с ребёнком занималась. Ну и что, что перед приездом опеки спала два дня, — устала: «я же не голодный был – меня соседка покормила».

Когда Ленку вернули в детдом опекуны, и на горизонте еще только появилась вторая приемная семья, истерики стали постоянными: «Мама меня ищет, а вас любить я не буду!» Причем с чужими людьми девочка общалась нормально, только с потенциальными опекунами начинала драться и биться о стены: «Вы меня все равно сдадите!» После того, как Ленку сдала родная мама, а потом первые опекуны, к другому выводу прийти ей было сложно. Когда состояние ребенка потребовало лекарств, Лариса сама начала искать кровную маму Ленки.

Благодаря соцсетям женщина нашлась довольно быстро. Появлению Ларисы она, как казалось, обрадовалась, и стала рассказывать, что дочку потом искала, но опека не дала ей контактов первой Ленкиной приемной семьи. Позже инспектор опеки рассказал Ларисе: кровная мама Ленки в опеку даже не обращалась. Более того, оказалось: после Ленки в разное время ее мама написала отказы еще на троих детей.

Через пару месяцев переписка Ларисы с мамой как-то внезапно заглохла. Тогда ревущая в голос Ленка (к тому моменту ей было около девяти лет) стала писать маме сама: «Мамочка, это я. Я тебя люблю и очень скучаю!» Ответов не было, и тогда девочка начала их придумывать: «Нет, мама мне писала! Вот про это написала!» И это при том, что всю переписку со своего аккаунта Лариса прекрасно видела: входящих сообщений там не было.

Пришлось ехать по месту прежнего Ленкиного жительства.

«Честно говоря, вы – первые на моей памяти приемные родители, которые ищут кровную родню», — изумилась инспектор опеки и выдала Ларисе адрес Ленкиной бабушки.

В доме у бабушки Ленка прогостила неделю, вспомнила, как бывала там в детстве, познакомилась с дядьями и тетками, выслушала бабушкин рассказ про опеку, которая не отдала ей внучку из-за возраста, и…успокоилась. Теперь родные у Ленки есть, они ее не бросили и, если что, их можно найти через аккаунт мамы Ларисы. Но это уже не очень важно, потому что сегодня у Ленки – куча приключений.

Во-первых, из нашей с Ленкой беседы выяснилось, что у нее в школе сегодня две пятерки и четверка. Во-вторых, на остановку не пришел автобус, а следующий, как Ленка сама смогла разобрать в расписании, должен быть только через полтора часа, так что мама Лариса срочно помчалась на машине Ленку забирать. И теперь, когда они уже встретились, Ленке маме нужно скорее рассказать обо всех школьных новостях. Жизнь кипит. Так что мысли о бабушке – немножко подождут.

Кровная Ленкина мама в этой истории так и не появилась – она опять устраивает личную жизнь.

«Учиться не стану, а пойду замуж за зэка!»

О том, что Таня общается с родней, приемная мама узнала случайно. Как и то, что именно общение с кровными родственниками было причиной двух предыдущих возвратов.

Оказавшись в новом доме, десятилетняя Таня буквально на следующий день отрапортовала кровной матери по телефону:

— А я опять в семье. Здесь классно! Мама, бери дядю Пашу, дядю Сашу, дядю Веню, дядю Сережу и приезжай.

Чувства приемных родителей, которых и в опеке, и в детдоме уверяли, что, проживая в учреждении, Таня с семьей не общалась, легко представить…

Впрочем, когда стали разбираться, немного успокоились. Оказалось: обширная семья Тани, включая ее родную маму, лишенную родительских прав за беспробудное пьянство, жила буквально на соседней улице от детдома. За годы, что девочка там провела, навестить ее приходила только тетя, давным-давно порвавшая отношения с веселыми родственниками и живущая в другом месте. Так что немедленного визита мамы, как и отсидевших не по разу в тюрьме дядьев, можно было не опасаться.

— Если уж они к нам не пришли, к вам точно не доедут, — успокоили в детдоме.

Но также оказалось, что все эти годы связь с родными активно поддерживала сама Таня. В обход всех решений опеки, это совсем несложно. Просто однажды добрый дядя-губернатор распорядился подарить всем детдомовцам телефоны и каждый месяц класть на них деньги. А уж что делают дети с этими подарками и куда с них звонят, в жизни никто не проверял.

Гораздо сложней было другое: по телефону родная мама любила рассказывать дочке, что она бросила пить, давно устроилась на работу и дочку вот-вот заберет. Поэтому новые семьи Таня воспринимала двояко: в них удобно, потому что тепло и кормят, но вообще они – «запасной аэродром».

«Я в школе учиться и по вашим правилам жить не буду, я тут вообще временно! — заявляла девочка. – Если не нравлюсь – сдавайте!» Любые попытки запретить общение с мамой оканчивались криком: «А если там с мамой без меня что-то случится?»

Так бывает: в кризисных семьях, если родители не слишком-то самостоятельны, у детей включается «родительская функция».

Связь с мамой, нормальная для любого ребенка, не разрывается, но выстраивается наоборот. И тогда именно ребенок, рассуждая вслух: «Мама хорошая, она просто болеет», — периодически выливает водку из бутылок и пытается достать в дом еды. Ведь это его семья, а семью не выбирают.

Правда, опыт из такой семьи выносится не всегда благостный. Например, заставить Таню учиться нельзя было никак. Еще она очень любила рассказывать о своих планах «выйти замуж за зэка», — ведь у нее дома это было нормально. Разумеется, всех опекунов такие заявления повергали в шок. Они бросались срочно «переделывать» трудного ребенка.

Перелом в Таниной истории наступил неожиданно. Однажды, когда новая семья Тани вернулась из отпуска, их ждало письмо от Таниной тетки: «У меня плохие новости, — писала женщина. – Танину маму убили».

Из шока («Пока я моталась по вашим отдыхам, произошло вот что! Это я виновата!») девочку выводили с психологами. Сейчас она постепенно обживается в новой семье, даже стала называть приемную маму «мамой».

«Я поняла, что общения с кровными родственниками не надо пугаться, — говорит приемная мама Тани, Ира. — Ребенку очень важно знать, кто он и откуда. Ведь кровная семья ребенка – это его часть: у них общая история рода, общие гены, характеры. Но его родственники – это не только ужас-ужас. Среди них могут оказаться вполне приличные люди, которые, по тем или иным причинам не смогли взять ребенка к себе.

Например, у Таниной тети четверо своих детей. И когда наше с Таней общение совсем заходило в тупик, тетя очень мне помогала. Они с Таней разговаривали и ее, родственницу, Танюха как-то слушалась. Сейчас я иногда отпускаю ее к тете в гости, даже с ночевкой».

Бабушка приходит сама

— О том, что я приемный, я знаю с детства. Меня же в семью забирали из больницы, мне было шесть лет, я все это прекрасно помню. Желание найти родную маму и поговорить появилось много позже, лет в двадцать. Даже не знаю, чего хочу от этого разговора, в глаза посмотреть, что ли? Наверное, все.

Сейчас Руслану двадцать пять, он давно живет в семье волонтеров Оли и Кости, которые когда-то четырехлетнего увидели его в РДКБ и стали ему мамой и папой.

А еще через несколько лет после тех событий в жизни их семьи произошло невероятное. Руслану было лет десять, он в очередной раз лежал в больнице, когда в коридоре его отвела в сторонку женщина из соседней палаты и подробно расспросила, откуда он и как его фамилия.

Вечером та же женщина отвела в сторонку папу Руслана и рассказала: в соседней палате лежит двоюродная сестра мальчика, а она сама – его родная бабушка. Редкий диагноз стал для родственников опознавательным знаком.

Потом был долгий бабушкин рассказ об истории семьи, где два ее сына отказались от больных детей.

Бабушка плакала, в последующие годы еще несколько раз приезжала в Москву при разных возможностях, звонила. Хотя вообще с Дальнего Востока не наездишься. А, с другой стороны, внук был так похож на нее, просто одно лицо.

Общение продолжалось несколько лет, до самой смерти бабушки; помимо двоюродной сестры у Руслана со временем появилась «приемная» — Оля и Костя усыновили девочку Марфу, ей уже 13 лет. И, кстати, она с удовольствием, как и сама приемная мама Оля,  общается со своей родной тетей и ее семьей.

Не появилась только мама Руслана. Позже выяснилось: с мужем (отцом Руслана) они развелись, мама снова вышла замуж. И у нее есть приемный ребенок – сын погибшего брата, по возрасту он – почти ровесник Руслана. О самом Руслане родственники пытались с ней говорить, получили ответ: «Для меня это – закрытый вопрос».

— Если я когда-нибудь соберусь съездить к маме поговорить, ты поедешь со мной? Мне так будет легче, — спросил однажды Руслан свою приемную маму. На этом все разговоры о его родной семье у них закончились.

Когда вредна «святая ложь»

Ситуацию комментирует координатор программы «Близкие люди» фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Алена Синкевич:

— Любой человек при рождении испытывает стресс, помимо прочего связанный с потерей привычной в течение девяти месяцев среды обитания. Он попадает в мир, где, по сравнению с внутриутробной жизнью, холодно, голодно, трудно двигаться.

И начинается адаптация к новым условиям. Главным гарантом безопасности здесь становится мама, которую малыш узнает по звуку, тембру голоса, «химии».

Если мама не может быть рядом с ребенком, не может его кормить, защищать, петь ему песни, согревать, играть, разговаривать, развивать, все это может взять на себя другой взрослый — отец, бабушка, тетя, приемный родитель. Новорожденному ребенку будет труднее, чем если бы это была родная мама, но ребенок справится. Этот взрослый или несколько членов его семьи станут для него значимыми людьми. Их присутствие будет создавать у малыша ощущение безопасности, даст возможность нормально развиваться.

Но если ребенка оторвать от таких значимых взрослых (пусть даже номинально выполнявших эту роль), у него пропадает стимул к жизни и развитию.

Появление новых взрослых, претендующих на роль значимых, может сформировать новые стимулы, но травма от потери старых от этого не исчезнет.

Она будет проявляться разным образом — в тревожности или, наоборот, апатии, задержке темпов развития, нарушении привязанности или как-то еще. Способов много и они подчас очень «хитрые».

Общение с кровной семьей помогает ребенку восстановить картину непрерывности своей жизни, ее осознанность.

Восстанавливается и ощущение безопасности, связанное с тем, что значимые для ребенка люди не исчезают из его жизни без объяснения причин.

Восстанавливается «логика событий», «смыслы» происшедшего, правда, даже если она «неприятная», и это намного важнее (как показывает многолетний опыт), чем тайны или «святая ложь». У ребенка снижается уровень тревожности, он становится способен осознать причинно-следственные связи, подумать о будущем.

И это касается не только подросших детей, но и тех, кого усыновляют младенцами.

Важно понимать: даже если в сознании ребенка не содержится воспоминаний о кровной семье, это не отменяет их присутствия в подсознании, а значит в жизни ребенка. Они будут влиять на его поведение, эмоциональное состояние. Вот почему стоит работать с историей ребенка, даже если сам он ничего не помнит, даже если нет информации о начале его жизни.