«По фотографиям Фаминского видно, что он был гуманистом»

В 2016 году фотограф и коллекционер Артур Бондарь купил на Avito военный архив неизвестного фотографа: в трех коробках хранились аккуратно обернутые в бумагу и подписанные негативы. Фотографа, снимавшего Крым в 1944-м и Берлин в 1945-м, звали Валерий Фаминский.

Тогда это имя никому ни о чем не говорило – сейчас он мировая звезда, герой многих выставок, альбомы с его фотографиями напечатаны в России и в Германии.

А для Бондаря находка стала, как он говорит, «реактивным стартом». В его коллекции уже 11 неизвестных военных архивов советских фотографов, и он готовит к публикации новую подборку (архив негативов Ольги Игнатович, которые ранее считались утерянными). Возможно, она тоже станет сенсацией. Время покажет.

«Когда осознаешь смысл этого всего, понимаешь, как это ужасно»

– Насколько это необычная история – купить неизвестный архив и обнаружить там снимки мирового уровня?

– Это случается не часто, но и не крайне редко. В фотографическом мире самое крупное открытие – я беру не военную тему – архив Вивиан Майер.

Она работала нянечкой и очень много снимала жизнь Нью-Йорка в середине прошлого века. Просто для себя: нигде не публиковала свои снимки, но хранила их и систематизировала. А в 2007 году один молодой человек на аукционе купил пакет с ее негативами. Они были выставлены на продажу из-за финансовых трудностей.

Ее архив – это потрясающие снимки. Можно сказать, Майер снимала в стилистике Дианы Арбус – удивительная репортажная фотография. У нее точно было свое видение, взгляд на фотографию.

Что касается военной фотографии – недавно был опубликован архив немецкого офицера Дитера Келлера. Это офицер вермахта, фотограф по профессии еще до войны, который во время оккупации Украины жил там, и в это время влюбился в местную девушку.

Он фотографировал окружающую его действительность. Конечно, это взгляд оккупанта. Одновременно это художественный взгляд на войну. Он ее эстетизировал, делал очень красивые снимки с художественной точки зрения.

Но когда ты осознаешь смысл этого всего, понимаешь, как это ужасно.

Такие находки встречаются в обществах, где фотография была довольно развита, и цензуры было мало. Шанс обнаружить подобные неизвестные страницы в наследии советского времени периода Великой Отечественной войны – очень маленький. Материалы просто уничтожались – в силу того, что не подходили по цензурным соображениям или транслировали не тот взгляд фотографа.

После войны нужна была парадная картинка: солдаты-победители, солдаты-герои. Мало кто хотел говорить о страданиях, хотели говорить о победе. На растиражированных фотографиях с войны не увидишь пострадавших калек.

Вообще удивительно, что с тех пор визуализация Великой Отечественной войны в нашем обществе почти не поменялась. То ли мы пришли по кругу в одну и ту же точку, то ли в принципе не выходили из этого нарратива.

«Если ты не понимаешь, зачем ты едешь на войну, то не стоит туда ехать»

– Но Фаминский как раз не делал парадных снимков – еще и потому, что поехал на фронт не корреспондентом, а фотографом Военно-медицинского музея. Он собирал «документальный фотоматериал по оказанию первой помощи раненым бойцам и их лечению».

– Да. Фаминский, занимавшийся фотографией с 1928 года, просился на фронт с самого начала войны, но его не отправили, потому что у него были проблемы со зрением. Он даже Сталину писал, что готов снимать для родины. Заменить «белый билет» красноармейской книжкой удалось только в 1943 году. На фронт он попал в конце 1943 года. Серьезные командировки начались в 1944-м.

В Крыму он снимал еще все подряд, скорее всего, не задумываясь, так как нужно было отснять побольше рабочего материала. Есть такое понятие «фотографическая экзотика» – когда ты попадаешь в место, считаешь, что все важно, и начинаешь «бомбить» снимками все подряд.

Там на фотографиях много трупов, много разрушений. Снимал он тогда на советскую камеру и советскую пленку. Это видно: пленка зернистая и часто порванная по перфорации, советские камеры были не самые лучшие.

А вот его же немецкий архив – осмысленный. Качество пленки намного лучше, так как это была немецкая пленка. Когда ты насыщаешься военной реальностью, ты начинаешь думать, зачем ты снимаешь. А это самое главное в фотографии, особенно сегодня, когда со скорострельностью камер в 15-16 кадров в секунду поймать момент не проблема.

Сегодня если ты не понимаешь, зачем ты едешь на войну, то не стоит туда ехать. Руины выглядят всегда одинаково. И мертвые люди выглядят всегда одинаково.

У Фаминского не было задачи героизировать окружающее, такая установка была у тех, кто работал в газетах. На обложку не нужно было тело убитого или тяжелораненого красноармейца, требовалось то, что поднимает боевой дух. Герой на фоне подбитого танка. Поясной портрет с орденами, рука на миномете. Репортажи проходили цензуру.

Архив Фаминского не предназначался для публикации в СМИ, поэтому жесткая цензура ему не грозила. И он мог снимать все, что хотел: в том числе, немецких мирных жителей или спящих русских солдат.

По фотографиям Фаминского видно, что он был гуманистом. А еще он никогда не манипулировал.

Он мог кадрировать, делал панорамирование – несколько кадров склеивал лейкопластырем сзади.

– Цена, по которой родственники Фаминского продавали архив, была очень большой. Почему? Ведь тогда его никто не знал.

– Это наш стереотип. Как только всплывает тема Великой Отечественной войны, сразу цена взлетает в 5-10 раз. На западных аукционах примерно так же. Но там много просят за кадры, где есть техника – танки, самолеты. А у нас на все, что связано с войной, цена заоблачная. Пусть никто не будет этот материал покупать, и он пропадет, но цена не снизится. Такой вот у нас менталитет, что ли.

Но интересно, что негативы как первоисточник начали цениться относительно недавно. Раньше это был рабочий материал для создания фотографий. Учет негативов велся отдельно от учета произведений искусства. Ценились фотографии.

Сейчас отпечаток фотографии Евгения Халдея или Дмитрия Бальтерманца стоит огромных денег, потому что его делал автор, в него вложена глубокая задумка. Хотя они часто были фотоколлажами, а не отпечатками с одного негатива.

Есть фотография Халдея из Берлина, где прямо над рейхстагом самолеты летят один за одним. Или его же «Олень Яша», снятый в начале войны на севере, в Заполярье. Там в кадре стоит потрясающий северный олень с рогами, слева от него взрыв, а сверху летят самолеты. Просто сюрреализм, такого не может быть, но выглядит красиво.

Правда всегда на той стороне, на которой ты

– Получается, что на войне правда не нужна?

– Вообще есть ли правда на войне? Правда всегда на той стороне, на которой ты. Так работает человеческая психика. К тому же, фотография изначально субъективна. Самые объективные фотографии делают уличные камеры наблюдения. Мое личное понимание: фотограф может стараться с помощью своего субъективного взгляда показать объективную реальность. Но сама по себе фотография необъективна.

Самая известная из первых военных фотографий сделана Роджером Фентоном во время Крымской войны. Она называется «Долина теней смерти». Ущелье недалеко от Севастополя, по нему идет дорога, и на ней куча пушечных ядер.

Можно включить воображение и представить, насколько интенсивным был обстрел. Но есть и второе фото – где ядра сбоку. И до сих пор неизвестно, какая была сделана первой. То ли фотограф ядра положил, то ли их потом убрали, чтобы можно было ездить по дороге.

На войне фотография часто становится инструментом пропаганды прежде всего.

Одна из самых известных фотографий Великой Отечественной войны – «Горе» Дмитрия Бальтерманца, снятая в Крыму. Мать находит тело своего убитого сына. В правой части снимка пожилая женщина, в перспективу лежат другие убитые тела и идут фигуры таких же матерей. И над всей этой картиной, вверху, драматическое небо. Конечно, оно усиливает эффект. Но в оригинале этого неба не было. Был просто туман. Тогда такие вещи позволялись. Если фотограф художник, то ему можно.

И не только фотографы этим занимались. Я относительно недавно вместе с негативами купил у коллекционера коллажи, которые делали в редакторских советских газет во время войны. Это бумажный фотошоп. Метровое лоскутное одеяло, состоящее из элементов разных фотографий.

Допустим, негатив не проходит по цензуре, но на нем очень хороший разбитый танк немецкий, или дым красивый. И его использовали как элемент. Потом коллаж перефотографировали и с него пускали в печать. Там различить склейки в принципе было невозможно. Человек, который получал эту газету, не задавался вопросом, правда ли это, а это была пропаганда.

Но сейчас в документальном фото любое изменение контента считается манипуляцией. Когда автор подает фото на самый известный в мире конкурс World Press Photo, специальная команда проверяет, были ли изменены пиксели на фото. Если да, то кадр дисквалифицируется. Можно затемнить, виньетку сделать. Но не добавлять инородный элемент.

Идеально, когда международно признанных фотографов пускают с обеих сторон

– Но ведь все равно фотография и сейчас остается инструментом пропаганды. Как же понимать, кому верить?

– Если раньше информацию сложно было найти, то сейчас сложно в ней разобраться. И это используют СМИ в своих целях. Я доверяю журналистам, которых я лично знаю. Я понимаю, что не у всех есть такой ресурс. Поэтому нужно анализировать.

В школах не преподают информационную гигиену, к сожалению, а в современном мире важно уметь находить разные источники информации. Посмотреть в разных газетах соседние фотографии. Бывает, что на одной фотографии есть деталь, а на другой уже нет.

Кроме того, если фотограф работает в большом международном агентстве (AFP, Reuters, EPA, Xinhua), то он своей репутацией гарантирует правдивость снимка и точность подписи к нему. Если обнаружится, что он сманипулировал, агентство удалит не только этот снимок, но и все остальные, потому что никто не будет разбираться. Так что основная ответственность на фотографе.

Но есть другие нюансы. Фотография может быть выдернута из контекста и поставлена под любую статью. И заголовок написан свой. Поэтому если фотограф не уверен, что его снимки будут использовать вне контекста, лучше их просто не давать.

Идеально, когда международно признанных агентских фотографов пускают с обеих сторон. Как мы видим, в реальности так не происходит. Поэтому я и занимаюсь неизвестными негативами Второй мировой войны. Можно взять съемки из разных мест, сделанные фотографами из разных стран, объединить и посмотреть на картину в целом.

У меня сейчас больше 15 тысяч неизвестных негативов, снятых в том числе и немецкими фотографами. Кто бы пустил в Советский Союз во время войны снимать немецкого фотографа? Но они там были по мере продвижения немецкой армии – а Фаминский, в свою очередь, снимал Берлин в 1945 году.

Для немцев этот архив имеет большую ценность, потому что там можно увидеть город, которого нет. Берлин, особенно центр, практически полностью разрушили во время штурма. На выставку в Германии приходила женщина, которая нашла руины своего дома на фотографии.

Он был человеком скромным

– Снимал ли Фаминский войну после 1945 года?

– Нет. Он как пришел в военную фотографию, так и вышел из нее, после окончания войны. После демобилизации пошел работать в московское отделение Художественного фонда РСФСР, ездил в экспедиции на Памир и Тянь-Шань от Музея землеведения СССР. Прижизненная выставка у него было всего одна – в 1979 году под названием «50 лет с фотокамерой по военным и мирным дорогам». В Военно-медицинском музее его архив почему-то не сохранился.

Фаминский очень хотел издать книгу со своими фотографиями – об этом я знаю от его внучки Юлии Святовой. Мы познакомились уже после того, как я начал публиковать архив, предварительно убедившись, что имя Фаминского неизвестно ни в России, ни за рубежом. Она нашла публикацию на сайте Bird in flight. Так получилось, что родственники из второй семьи фотографа продали архив, не спросив разрешения у первой, хотя прекрасно знали друг друга.

Юлия много рассказывала мне о дедушке. Он был человеком скромным. Как говорил Валерий Фаминский: пусть я детям не оставил богатства, но свое маленькое деревце на этой беспокойной планете я посадил. Наша фотокнига «Валерий Фаминский V.1945» и есть это деревце.

Фотографии из частной коллекции Артура Бондаря