В России есть только одна негосударственная организация, куда «трудные» подростки могут попасть вместо СИЗО или колонии. Это петербургский «Центр святителя Василия Великого». Не дом отдыха, конечно, но зато и не тюрьма. А еще там учат готовить кофе вместо наркотиков.
Вход
Мы идем по этажам с Петей (имя изменено по просьбе героя) – подопечным Центра. Повторяем его путь с улицы за барную стойку кофейни.
– Вот сюда мы и пришли с мамой в прошлом году, 26 декабря, –говорит Петя в странной парадной Центра. Из стены торчит бампер автомобиля, с потолка свисают лосиные рога.
Впрочем, Петю в декабре 2019-го все это вряд ли хоть сколько-то поразило.
Пете 16. Курил с 12. С 14 «употреблял». По его словам, сначала был гашиш, потом амфетамин, затем все, что попадалось под руку – что удавалось найти в питерских дворах или купить.
Откуда деньги? Украл в магазине товар – продал старушкам на улице. Или можно было у мамы попросить. Под конец сам стал «дилером» – делал закладки, сбывал с рук. Закончил Петя «солями».
Как-то вечером с друзьями сидел у себя в комнате, фасовали товар, тут же пробовали. Полиция пришла по наводке – сдал недавний покупатель. Задержание, наручники, недолгий обыск – Петя сам показал, где лежит все незаконное.
И все на глазах у родителей, которым оставалось только молчать и ставить подписи в документах. Почему? Откуда это все? Приличная полная семья, дедушка, старший брат, любимая собака.
– Плохо тогда все было… – кратко подводит итог молодой человек, – В Центр мне предложила прийти инспектор ОДН (отдела по делам несовершеннолетних. – Ред.). Тогда еще велось следствие, дело по 228-й статье УК – хранение и сбыт наркотиков.
Центр занимает помещения в дворовом флигеле дома на 16-й линии Васильевского острова. Обживаться там организация начала с 2004 года. Сначала получила только две комнаты на первом этаже. Постепенно заняла всю парадную, три этажа. В бывших квартирах расположились спальни для воспитанников, комнаты для сотрудников, для занятий.
В Центр принимают подростков 14-18 лет, курс реабилитации рассчитан минимум на девять месяцев. Чаще всего приходят по направлениям из полиции, ОДН, а также по решению суда.
В конце 2018-го здесь открылись кофейня и лекторий, куда может прийти любой желающий.
Карантин
Потом мама ушла. А Петя остался под присмотром воспитателей, психотерапевтов, репетиторов. В карантине.
Карантин – это первый этап реабилитации подростков. В это время им нельзя выходить из Центра без взрослых. В первые месяц-полтора некоторым новеньким нужен детокс, с ними работает нарколог.
Обычно на карантине подопечные Центра проводят один-два месяца. Петя – десять.
– Ребят в Центре заставляют меняться «обстоятельства непреодолимой силы». У них вынужденно появляется новое окружение, новый ритм жизни и новые ценности, которые им дают наши сотрудники, – объясняет координатор проектов Аркадий Клачан.
Но тут же признает: в случае с Петром все было очень сложно. Никакой надежды на исправление он не давал месяцев десять. Поведение было соответствующее, вызывающее.
Душеспасительные беседы с молодым человеком не помогали. В марте он сбежал. Было это так: его направили на судмедэкспертизу, обследования завершились раньше намеченного, и Петя уговорил маму забрать его на денек домой отдохнуть. Но из дома он ушел к друзьям, те «угостили солью». Три дня молодого человека искали по всему району.
– Петр попал к нам в очень тяжелом состоянии. У него был длительный опыт употребления психоактивных веществ. Он долго не ходил в школу, – рассказывает исполнительный директор Центра, одна из его основательниц Юлиана Никитина. – Петя был поверхностный, манипулятивный, хитрый. Единственный мотивирующий фактор обратиться к нам у него был – избежать попадания в места лишения свободы, поэтому он и пришел.
Спальни
Заходим на второй этаж. Здесь спальни мальчиков. На стене возле комнат висит таблица умножения. Ее проходят в начальной школе. Воспитанникам Центра по 14-18 лет, но что там было в начальной школе, уже не все помнят. До того как попасть сюда, многие не учатся год и больше.
– Я не ходил в школу два года. Восьмой класс еще закончил, даже с четверками по некоторым предметам. В девятый не сходил ни дня. Потом мы с мамой забрали документы, подали в Колледж судостроения и прикладных технологий на столяра.
– Ты хотел быть столяром?
– Просто от безысходности. Но я там был только один раз – 1 сентября, в прошлом году, – говорит Петр, – Если два года не учиться, потом начинать все заново сложно. Мне сейчас с физикой особенно тяжело. Зато история России и Петербурга мне всегда нравилась и тогда, и сейчас. Я вообще, наверное, больше гуманитарий.
В Центре Петр заканчивает девятый класс. Формально он на семейном обучении. Соцработники нашли школу в районе, которая согласилась принять его документы. Все директора в районе уже знали про «трудного» подростка, не так-то просто было устроить его хоть куда-то.
– Я до мая в Центре останусь. А потом буду в Академию поступать – на что-нибудь связанное с экономикой хочу, – делится планами Петр.
С ним, как и с другими подростками, занимаются сотрудники Центра и волонтеры. Если получается, воспитанников могут отпускать учиться в классах. Но дорога до школы и обратно – это всегда дополнительные риск. И в школы подопечные ходят редко.
Страх
– В первые недели в Центре у всех только и разговоров, что о наркотиках, об употреблении. Я такой же был. Но я изменился. Теперь, когда смотрю на новеньких, думаю: ужас.
– А за счет чего ты изменился?
– Может, из-за страха или просто надоедает тот образ жизни…
Перед судом Петя дал слово – если не посадят, бросит курить. Не посадили. Бросил.
Суд прошел быстро. В июне начали, в июле закончили. Приговор: четыре года условно с запретом выходить на улицу по ночам.
– Подросткам до 18 крайне редко дают реальный срок по 228-й статье, если это первое уголовное дело. В 99 процентах случаев все заканчивается условным. Но суда все равно все боятся – на зону никто не хочет. Хотя ведь ребята не простые, много чего успели попробовать, натворить. Я спрашиваю: «Так а чего не хочешь в тюрьму, стать «авторитетным человеком»?» Не хотят. И Петя не хотел. Я с ним об этом тоже говорил, – рассказывает Аркадий Клачан.
– Если так редко дают реальные сроки, почему боятся суда?
– В Церкви тоже всех ждет рай, а люди боятся попасть в ад, – отшучивается Клачан, – Какая-то вероятность попасть за решетку все равно есть. Кроме того, не надо думать, что только страх исправляет. Все-таки наша планомерная работа дает опору, альтернативу.
После суда Петя бросил курить, стал тише, «оттаял». Еще пару месяцев к нему в центре присматривались, недавно, наконец, сняли с него карантин.
«Гончарка»
От прошлого подростков в Центре отвлекают то кинопоказами, то театральными постановками. На первом этаже, куда мы спускаемся с Петей из спален, еще есть гончарная мастерская.
Петр не без гордости показывает свои работы:
– Мне не нравится, как в «Икее», мне интереснее что-то необычное… – говорит он, крутя в руках горшки с неровными краями. Пару своих тарелок он заботливо забирает, чтобы отнести в кафе – на них можно подавать десерты посетителям.
Рассказывая про тонкости обжига и занятия по витражному мастерству, Петр между делом признается (хоть и стесняется), что в начальных классах школы занимался бальными танцами – мама отвела, а потом была секция тенниса, плавание.
Кафе
– Тут конюшни были какие-то, мне кажется, видите арки в стенах, они тут по всему первому этажу, – продолжает экскурсию Петр, пока мы переходим из мастерской в кофейню. У старинного тусклого зеркала в коридоре задерживается поправить прическу (в голове мелькает мысль: он правда год назад барыжил «солью», а теперь такой «пай-мальчик»?).
Кафе – социальный проект Центра. Все, что здесь готовится – чай, кофе, десерты, можно покупать за пожертвования. А еще это место встречи воспитанников с родителями, чтобы не в казенных стенах сидеть, а в уютном лофте за чашкой кофе с пирожным. Связи с прошлым у подопечных ограничены. Никаких соцсетей. Звонки – только родителям. Встречи тоже лишь с законными представителями. К Пете, правда, еще приводят собаку, так можно.
Тут Петр и проходит курсы бариста. Это вам не столяр-плотник-швея, что обычно предлагают «социально неблагополучным». Бариста и звучит красиво, и пахнет вкусно, и вообще модно.
– Это не для всех. Надо хорошо себя вести, не нарушать правила – не курить, матом не ругаться, не косячить, в общем – чтобы было доверие. Тогда разрешат тут учиться, – говорит Петр.
– Мне нравится, потому что реальный навык дает. Я могу выйти из центра и пойти на более профессиональные курсы, получить сертификат, потом работать. Это было трудно, кстати, понять, что к чему тут.
Первым делом куратор Марина Аксенова объяснила, что «экспрессо», как выражался подросток, это на вокзале, а тут «эспрессо». Дальше разобрались в сортах кофе, отличиях ристрето, макиато и кон лече, капучино и латте, рафа, флэт-уайта и почему ягодный ликер не добавляется к кофе с молоком.
Петр готовит нам латте:
– С молоком обычным, соевым или кокосовым? Рекомендую кокосовое… И еще немного ванильного сахара…
Будущее
Единственное помещение, куда не смог завести нас Петр – еще одна квартира на третьем этаже флигеля. Она была последней, которую город передал Центру в этом доме. Помещению требуется капитальный ремонт. Сейчас оно почти в руинах.
– Мы могли бы разместить в этом помещении спальни ребят, сделать их удобнее, чем сейчас, рядом организовать душ, а не на первом этаже, как сейчас. А в освободившихся комнатах разместить службу социального патронажа и кабинет психолога. Кроме того, у нас появится возможность сделать маленькую домовую церковь в честь Соловецких святых, где ребята смогут принимать участие в службах. Мы бы хотели организовать небольшой церковный хор из сотрудников и воспитанников.
