Пасхальное прощание

В четверг Светлой седьмицы в храме свт. Николая в Кузнецах прошло отпевание 91-летней Анны Аркадьевны Ключаревой, умершей в богадельне при храме св. блг.цар. Димитрия. Отпевание проходило по особому — пасхальному чину, когда не читаются покаянные псалмы, почти не звучат рефрены покаянных прошений, но поется ликующий канон Пасхи, вместо “Святый Боже” — “Елицы во Христа креститеся, во Христа облекостеся”, а на вопрос о посмертной участи усопшего отвечает тропарь: “Христос воскресе из мертвых…“.
Между тем Анна Аркадьевна не была ни прихожанкой Кузнецовского храма, ни даже очень церковным человеком. Она родилась еще до революции, в 1914 году, в интеллигентной московской семье. Родители были людьми верующими, но в советские времена ей самой веру сохранить не удалось, она не ходила в храм, забыла о Боге. Больше всего на свете любила музыку, играла на фортепиано, дружила с Рихтером, с которым жила по соседству, на Арбате, с Вертинским, сама писала стихи. Весной 1941 года вышла замуж за музыканта, а летом 1941 года он ушел на фронт и погиб в первые месяцы войны. Больше Анна Аркадьевна замуж не выходила, работала преподавателем английского языка в университете дружбы народов им. Патриса Лумумбы. Разговоры верующих родственников “о Боге” слушала равнодушно. Ее жизнь заполняли музыка, книги, друзья.
В 90-х годах она стала слабеть, ей трудно было ухаживать за собой. В 2000 году родственники положили ее в богадельню при храме св. блг. цар. Димитрия, где за старушками ухаживают сестры милосердия. Анна Аркадьевна держалась замкнуто, любила уединение. В 2002 году она слегла, больше не поднималась. Вскоре перестала видеть, плохо слышала. Сама почти не разговаривала. Без посторонней помощи не могла даже пошевелиться. При этом сохраняла удивительную душевную независимость: сестры иногда говорили с Анной Аркадьевной о вере. Она отвечала рассудительно, с чувством собственного достоинства перед чем-то неведомым, непонятным. На вопрос о своем отношении к услышанному говорила: ”Не знаю, надо подумать”.
Она была самостоятельной в мыслях, искренней в чувствах, и лояльной в проявлении того и другого. О вере говорила честно, что иногда верит, а иногда нет. Молилась с большим энтузиазмом о своих усопших родных, с меньшим — о себе. Искала место между раем и адом, спрашивая: “А нет ли чего-нибудь посерединке?”.
В богадельне, впервые после далеких детских времен, Анна Аркадьевна стала причащаться. Все сестры знали, что заставить ее делать то, что не хочется, было невозможно. Она легко говорила: “Нет”. Но причащалась она всегда.
Сестры знают, что даже когда человек не двигается, не разговаривает, не видит и не слышит, он продолжает чувствовать, страдать, радоваться, бояться, надеяться, и т.д., только все это трудно увидеть. Жизнь переходит с видимого на сокровенный план. Иногда он начинает чувствовать то, что еще не озвучено или не случилось. Однажды Анна Аркадьевна спросила у сестры, которая собиралась уходить из богадельни, но еще никому не сказала об этом решении: “Вы уходите?”.

Соборование

За последние годы она не раз находилась “при смерти”, и сестры уже готовились к тому, что “Анна Аркадьевна умирает”. Но Анна Аркадьевна каждый раз возвращалась, удивляя всех своим жизнелюбием. За три недели до смерти, во время Великого Поста, когда у нее уже была гангрена ноги, и ей в очередной раз стало совсем плохо, благословили читать отходную. Читали, читали, но Анне Аркадьевне полегчало. Ее пособоровали, как и всех насельниц богадельни во время Поста. И умерла она в Светлый Вторник, на Пасхальной неделе.
Ее внутренняя жизнь была загадочной, в прямом смысле слова сокрытой. Немощь и болезнь не давали ей возможности задавать много вопросов и говорить о своих переживаниях, но не могли помешать в 90 лет задуматься о самых важных в жизни вещах. И ответить сначала самой себе, а потом и всем в день своего пасхального прощания.