Интернаты после реформы: главной функцией ДДИ станет профилактика отказа от детей

Можно ли быть счастливым в интернате? Наш корреспондент Евгений Белжеларский посмотрел и пришел к выводу: «некоторым удается».

ДДИ № 8, Москва. Фото http://vk.com/club9469843

В массовом сознании долго царил образ интерната как гетто для маленьких инвалидов. Брошенных родителями, списанных государством. Особую популярность тема набрала после того как страна прочитала книгу Рубена Гальеги «Белое на черном». Правда, речь в ней шла о советском ДДИ. Но если советские дети-инвалиды страдали от триумфального оптимизма (во имя всего великого и светлого – с глаз долой, из сердца вон), то в 1990-е и нулевые они стали жертвами столь же массового пессимизма. Ну кому нужны эти маленькие инвалиды, когда на дворе кризис, на Кавказе Хаттаб и зубы болят? В течение долгих лет ситуация почти не менялась. Но тогда писать об этом мне не доводилось.

Наши люди

Вышло так, что первый опыт посещения интернатов я приобрел не в России. В крошечном голландском Утрехте Центр для людей с ограниченными возможностями похож на хороший санаторий. С боем часов на башенке, кинозалом, маленькой оранжереей. Зарплаты персонала здесь сравнимы с доходами менеджеров крупных компаний. Конкурс за место безумный, престиж – выше некуда. Но это интернат для взрослых. Оказалось, что детских интернатов в Голландии попросту нет. Вместо них временные приюты, где ребенок проводит несколько недель, пока ему не подберут приемных родителей. Открытость полная: любой журналист и простой смертный легко пройдет на территорию.

У меня нет культа «голландского образа жизни», я далек от восхищения голландской полицией или голландской прессой (и то и другое не лучше, чем в России), но отношению к больным детям и старикам здесь можно позавидовать. Главное: нет желания кого-то спрятать от чьих-то глаз, чтобы не бередить душу. Есть четкая установка: люди с ограничениями – это наши люди.

Признаюсь, приглашение в московский ДДИ №8, пусть и считающийся образцовым, вызвало в памяти именно те, гальеговские образы. Рассудок подсказывает, что таких гетто в Москве давно не осталось. А воображение по-прежнему рисует мрачный образ социального царства теней.

Кораблик и солнышко

Я хотел попасть в 8-й ДДИ в Пасхальную неделю: обещали показать настоящий детский праздник. Не получилось. И все же, миновав на удивление вежливого охранника и оказавшись на территории интерната, я почувствовал, что не опоздал. Это чувство возникло неизвестно откуда. Может, при виде празднично одетых детишек и аккуратно обставленных дощечками деревьев в зеленом «пуху». Может, из-за стоящего по соседству с интернатом храма с сине-золотыми куполами, по форме напоминающими пасхальные куличи. Подумалось мельком: при таких куполах за околицей пасхальное настроение – всегда, пожалуйста.

И вот мы в гостях у ребяток. О мрачных временах ничто не напоминает. Атмосфера совсем не как в закрытом учреждении. В первый момент о пресловутых «ментальных ограничениях» можно даже и не вспомнить – жизнь здесь напоминает какой-то летний лагерь, да и названия групп соответствующие: «Кораблик», «Солнышко».

Где-то, судя по звукам, заканчивают смотреть детский фильм. Скоро обед и тихий час. На кухне непонятное движение: это воспитанники хлопочут, хотя посуду мыть еще вроде не время. Но они что-то моют и протирают, обсуждая любимых мультгероев. Понятия «расстройство аутичного спектра», «органические нарушения», «ДЦП», «синдром Дауна» остаются где-то на периферии сознания.

Заметив чуть растерявшегося взрослого, ребятки сами начинают проявлять интерес. Подходят. Некоторые словно просят: сфотографируй меня. У девочки Оленьки в морковном платье в глазах самый сокровенный вопрос: «Правда, я очень красивая?»

Говорят, дети с умственными сложностями вполне могут быть эмоционально развиты и открыты. Только познакомились с «новым взрослым» и уже хотят, чтобы он остался подольше. Могут взять за руку и не отпускать. Меня за руку не взяли, но чувствовалось: вот так просто заглянуть и уйти – это будет неправильно. Они ждут. Нет, не подарков, а игры и общения. И отлично умеют знакомиться. Многие тобой интересуются, хотя вокруг полно привычных взрослых и всяких игрушечных друзей. Персонажи сказок сидят за отдельным столиком, есть Маша и Медведь, какие-то плюшевые шмели и бабочки с внутренним органчиком, музыкальный центр со звуками природы.
Нет, не гетто. Это точно.

Частичная инклюзия

Гуляем по территории с заместителем директора по учебно-воспитательной работе Ольгой Соцковой. «В любой праздник, – говорит она, сюда приходит отец Сергий из храма Покрова Пресвятой Богородицы. Общаются ребята и с отцом Иоанном Хокиным, который приезжает с Таганки. Как правило, проходит молебен или сокращенный вариант службы».

«Много ли у вас крещеных?»
Вопрос – наивнее некуда.
«Все крещены. Деток стараются крестить во всех ДДИ, потому что все под Богом ходим. Если только ребенок уже другой веры – ну, тогда не препятствуем».
Прямые ссылки на евангельские заповеди многим из детей понять сложно и их несколько адаптируют. «Излагаем свободно, – объясняет Ольга, – как «истины мира и добра», как самое лучшее и самое главное».

Теперь понятно, почему каждый новый день здесь как продолжение Пасхальной недели. К ощущению праздника примешиваются мечты о близком летнем отдыхе. ДДИ №8 недавно стал «выездным». Раньше такая возможность была роскошью, а теперь Департамент слегка расстарался. В прошлом году отдыхали в оздоровительном лагере «Искра» в Можайском районе. Одну смену. Маловато, конечно, для таких ребят. Но интернат благодарен и за такую возможность.

А если помечтать о дополнительном финансовом пайке, то хорошо было бы сделать на игровых площадках малые скульптурные формы (так называются всяких резные медведи и царевны-лягушки). А в идеале, хорошо бы приобрести за городом собственный лагерь для отдыха – один на всех.

Ольга Соцкова уверена: сейчас взгляды в российском обществе понемногу меняются в пользу тех, кому трудно самостоятельно заботиться о себе. Общество становится «более инклюзивным». Но на мой взгляд, никакой частичной инклюзии быть не может, как не может быть частичной беременности.

И тьютор в придачу

Все, что от нее зависит, администрация интерната, конечно, делает – наверное, поэтому ДДИ №8 считается одним из лучших в Москве. Но директор ДДИ Ирина Шпитальская проявляет скромность: «Где-то даже и условия получше, чем у нас. Больше площадей. Наверное, о нашем интернате говорят, потому что мы одни из первых вступили в реорганизацию». Дело в том, что к ДДИ присоединяют Дом ребенка, передав его из Минздрава в департамент соцзащиты. На первый взгляд, обычная практика: слить, чтобы «оптимизировать». Но Бог, как говорится, в деталях. Раньше ДДИ были режимными учреждениями, в которых официально лечили, а по сути – надзирали. И не очень стремились куда-нибудь вывозить детей, пускать к себе волонтеров.

Теперь на месте режимных объектов должны появиться многофункциональные социальные центры. И ДДИ №8, так скажем, пилотный проект. Из обычного интерната он должен превратиться в Центр содействия семейному воспитанию.

«Наша главная функция – профилактика отказа от детей, – продолжает Ирина, – как только возникает угроза отказа, поскольку ребенок родился особенный, на самом раннем этапе и надо подхватывать семью».

В интернате уже сейчас подхватывают и «ведут» семьи с детьми-инвалидами – предусмотрена и психологическая помощь, и просто медицинская. Работает кризисный центр, группа кратковременного пребывания, психотренинги. Сопровождение длительное, для многих пожизненное – вплоть до специального транспорта, бассейна и кружков по интересам. На первом месте тьюторство – мама в любой момент может оставить ребенка с сопровождающим. Тот, кто знает, сколько стоят услуги постоянного тьютора, поймет, что это значит.

В последнее время понятие «социальный патронат» серьезно дискредитировано чиновничьим диктатом и спекуляциями на теме социального неблагополучия. Но в интернате нового формата неприятные сценарии исключены. В какой бы ситуации ни была мама, ребенок остается у нее. Ей не навязывают никакие программы, не пытаются самовольно взять судьбу ребенка под свой контроль. Здесь слово «помощь» означает именно помощь, и ничего больше.

Отдельная ситуация – с детьми, от которых родители все же отказались сами. Но легко ли отказ предотвратить, и переубедить отказников? Оказывается, можно, если будущая мама уверена, что один на один с проблемой после рождения ребенка не останется.

А если все же не получилось?

Один из вариантов помощи в этом случае – «профессиональная семья». Это специально обученные люди, чья забота о ребенке – это трудовая деятельность, оплачиваемая государством. Ответственность и обязанности «профессиональных родителей» прописаны в гражданско-правовом договоре.

Еще вариант – «социальная мама», воспитатель-педагог, который сопровождает ребят в количестве 4-5 человек. Эти группы живут в так называемых учебно-тренировочных квартирах. Данная практика очень распространена в Санкт-Петербурге и Пскове. Пространство организовано по типу обычного дома, жилья. Под руководством «социальной мамы» дети готовят еду, ходят в магазин, стирают. Все это – на основе принципов Монтесори-педагогики.

Конечно, это тоже не лучший сценарий для ребенка. То ли дело настоящее усыновление, но об этом большинству инвалидов можно только мечтать.

В самом интернате, наверное, можно быть счастливым. Некоторым удается. Когда-то дети с тяжелой формой ДЦП, гидроцефалией, синдромом Дауна не видели никого, кроме персонала, а теперь к ним ходят волонтеры и клоуны. Приходит группа молодых музыкантов из Консерватории, приезжает со спектаклями театр «Круг» – там играют актеры с инвалидностью. В минувшие выходные детей водили в «Новую оперу» на «Карнавал животных». И при этом еще терапия, прогулка, реабилитация, бассейн, лечебная физкультура. И даже канис-терапия: приветливых и ученых собачек приводит для общения раз в две недели организация «Солнечный пес».

И все-таки воспитанникам нужно вырваться за пределы знакомых стен. Совсем недавно один из воспитанников, 12-летний Иван, занял первое место на конных соревнованиях по Москве. Конечно, номинация у него легкая – «экологическая тропа». Но это первый настоящий успех в жизни. Дальше – устройство в школу, в колледж и полная социализация.

Это реально. У таких, как Иван, в индивидуальных программах реабилитации записано, что им показано обучение в обычной школе. На медико-психолого-педагогической комиссии рассматривается вопрос об изменении диагноза в сторону более легкого – и можно начинать новую жизнь. Ведь по закону «Об образовании» диагноз не может служить ограничением для принятия ребенка в любое общеобразовательное учреждение. Ему обязаны предоставить соответствующие условия.

Если речь идет о социальной адаптации, нет ничего лучше, чем учиться с детьми не проблемными – резко повышается потолок развития, постепенно выстраиваются навыки общения, ребенок видит мир таким, каков он есть. Конечно, все это при условии максимально доброжелательного отношения к нему сверстников, учителей и администрации школы. Но как же иначе? «Ведь что такое болезнь? – рассуждает Ирина Шпитальская, – это особенность физиологических механизмов. Это как особенности характера: кому-то они нравятся, кому-то нет. Что такое отклонение от нормы? Человечество само для себя субъективно установило норму. Оно же ее и пересматривает. Здесь нет застывших критериев».

Известны случаи, когда против инклюзивного образования выступает родительский коллектив и «нагибает» директора и учителей. Мотивация – в «снижении рейтинга» заведения. И во имя повышения рейтинга гадкого утенка начинают выдавливать руками педсостава. Но такие ситуации, а тем более их замалчивание, как-то несовместимы с курсом на инклюзивность. Без решения этого вопроса все поправки к закону являются отписками. Прежде необходимо определиться, какое общество мы хотим строить.

При всем при этом коррекционные школы пока еще очень нужны. «Дело в том, что все-таки там собраны специалисты, – говорит Ирина Шпитальская, – там большое количество дефектологов, логопедов. Классы не очень большие – не 25, не 15, а 6-8 человек. Штатным расписанием предусмотрено тьюторство… И все-таки, наша главная цель – вывести ребенка из интерната».

Ну, а пока ребенок в стенах ДДИ, его надо подготовить к выходу в большой мир. Здесь все зависит от медико-педагогического персонала. Главное здесь даже не владение какими-то приемами, а полное отсутствие презрения, брезгливости, неловкости. «В человеке с проблемами надо уметь видеть человека, а не проблемы. Кто этого не умеет, в системе обычно не задерживаются – слишком велик психологический прессинг», – утверждает директор ДДИ.

А те, кому это удается, – как правило глубоко верующие люди. Но совсем не обязательно воцерковленные. Это люди с верой в доброту и милосердие, люди с особым нравственным стержнем. И когда такой стержень есть, больные дети это чувствуют – тянутся и идут навстречу. Они прекрасно отличают настоящее от видимости. Куда лучше, чем мы сами – «здоровые» взрослые.