Обнимите и поплачьте

Надежда Афанасьевна ДРОБЫШЕВСКАЯ в 1971 году закончила Витебский медицинский университет. Работала акушером-гинекологом, затем занялась психотерапией, училась на кафедре психиатрии Московского института усовершенствования врачей. Работала в санатории ЦК партии в Крыму (4-е управление), где в 1975 г. один сотрудник ЦК КПСС подарил ей Евангелие, что стало для нее одним из первых шагов к Православию.
В качестве детского врача-психотерапевта 6 лет работала в Республиканской психиатрической больнице (г. Минск). Автор книги «Детская правда» (Минск, Изд-во Белорусского экзархата, 2003), которая рассказывает о пациентах детских психиатрических больниц, попавших туда за асоциальное поведение (воровство, хулиганство, наркоманию). Не столько дети виноваты в своей ужасной жизни, утверждает Дробышевская, сколько их родители, не уделяющие им внимания, заботы и любви.
После выхода книги получила предложение от губернатора Минской области работать в облисполкоме, и вот уже 4 года является ведущим специалистом главного идеологического управления облисполкома.

Надежда Афанасьевна Дробышевская

Из книги Н.А. Дробышевской «Детская правда»: *** Десятилетнего третьеклассника Диму в больницу на машине скорой помощи доставила мама в сопровождении психиатрической бригады. Она привезла Диму без необходимых документов и справок, которые нужны при определении к нам на стационарное лечение. — Почему вы привезли Диму в больницу? — Пьет, курит, ворует, убегает из школы, убегает из дома. — А почему ты доставлен психиатрической бригадой? — спрашиваю я у Димы. — Я просто просился на улицу, а она (мама, — Авт.) не пускала. Ну, я начал кричать. Они (соседи, — Авт.) вызвали психбригаду, и меня — сюда. Врач говорит матери: — Привезите нужные для госпитализации документы, тогда примем в отделение. И тут у мамы случается истерика: крик, слезы, возбуждение: — Вы что, не понимаете?! Он же убежит! Я его не поймаю! Ну, возьмите же! Беседуем с Димой: — Дима, ты знаешь, в какую больницу тебя привезли? — Где «эти», — крутит пальцем у виска. — А у тебя «это» тоже есть? — Нет. Но милиция всё равно поймает. — А почему тебя надо ловить? От кого ты убегаешь? — Я хочу днем гулять, сколько хочешь, а она говорит— «уроки, а потом гулять». — Что интересное есть для тебя в школе? — Я учусь дома. — Почему? Ведь дома учатся только больные дети. У тебя что-то болит? — Я в школу не хочу ходить. Учиться мне вообще не нравится. В школе обзывают, и я бил детей в классе. — За что тебя обзывают? — Ни за что! — А что тебе нравится? — Я хожу на дзюдо! — А для чего это тебе нужно? — Бью маму, когда упирается. — Расскажи про свою семью. — У меня есть сестра маленькая, ей полтора годика. Мой отец сидит в тюрьме. Еще есть у меня бабушка, она пиво задешево покупает и дороже продает. У нас есть отчим, он меня бьет. — Дима, ты дружить умеешь? — Да. Я дружу с Сережей. Я дал ему четыре сигареты! — А где ты их взял? — Пронес вот здесь, — показывает на воротник водолазки. — Это мама мне их сюда положила, а медсестра здесь не нашла! Интересно, на что или на кого надеется мать, определяя десятилетнего сына в психиатрическую больницу и при этом тайком принося ему сигареты? На школу? Но школа уже сделала немало, обеспечив физически здоровому ребенку домашнюю форму обучения. На врачей? Врачи в какой-то степени на некоторое время могут корректировать его поведение. На отца ребенка? Он в тюрьме. А сама мама любит выпить в веселой компании и занята своей личной жизнью. У нее так и сорвалось с языка: «Он мне надоел и мешает». *** Саша любит рассказывать про Италию. Дети из интернатов часто ездят туда по гуманитарной линии. Я спрашиваю: — Ты в Италии воровал? — Там всё и так давали. — А что ты делал? — В магазин ходил, продукты покупал. Брата маленького итальянского смотрел. Никуда не убегал. Папа и мама в Италии не пьют. Они хорошие. И рассказывает он об Италии так складно, и лицо у него становится такое хорошее… Хотя в Италии он никогда не был. Другие были, а он – нет. Саша — «плохой», его в Италию не берут. Это другие дети рассказывали, как там хорошо. Саша запомнил имена хороших итальянских папы и мамы, которые не пьют и за детьми смотрят, где из дому не надо никуда убегать и воровать тоже не надо. Он мне не только итальянские имена называл, но и некоторые слова по-итальянски произносил. Однажды утром захожу в палату, а Саша плачет, лежа в постели. Говорит, что во сне увидел, как он в Италии живет у хороших папы и мамы. А проснулся в палате «психушки». Иногда у меня уже нет сил обращаться к родителям. Вот и сейчас понимаю, что надо написать какие-то слова в их адрес, и не могу. Неужели вce бесполезно, неужели родители наших пациентов все слабоумные, что не понимают очевидного?! Месяц в отделении Саша был такой тихий и добрый, что сотрудники дивились. Спустя два месяца после выписки и возвращения в интернат звонит директор: она в ужасе от поведения Саши. Я приезжаю в интернат. Саша подошел, прижался ко мне и тихо плачет. Оказалось, что Саша ведет себя так плохо, что даже завуч не справляется. — А уж завуч, — говорит директор, твердо сжав кулак и потрясая им в воздухе, — уж если сказала, то так и будет! А с этим, — и показывает на Сашу, — так не получается! Грустно мне было все это слышать. Можно подумать, что завуч сама всегда послушна перед чьим-то твердо сжатым кулаком.

«Детская правда» – тягчайшее обвинение обществу, в первую очередь – родителям, – в духовном детоубийстве. О том, как семья и общество влияют на развитие детей, и о том, как они должны на него влиять, с Надеждой Афанасьевной беседует Елена НАСЛЕДЫШЕВА:

— Надежда Афанасьевна, какие, на Ваш взгляд, сейчас проблемы в области, которой Вы занимаетесь, наиболее актуальны в Беларуси? Отличаются ли они от приоритетных проблем в других странах?
— У нас самая актуальная проблема — восстановление процесса нравственно-духовного воспитания детей. Раньше этим занималась Церковь. Но поскольку в ХХ веке Церковь была исключена из этого процесса, его пустили на самотек. В Кодексе о браке и семье было записано, что воспитание — это общественно-полезный труд. То есть ребенка воспитывало общество, воспитывали все, а значит, никто.
На сегодняшний день нам нужно, во-первых, осознать, что процесс воспитания — духовно-нравственный, и во-вторых, решить проблему подготовки специалистов-педагогов.
Дети нуждаются в разрешении нравственных проблем семьи. А для этого нужны специалисты. Основная моя работа сейчас состоит именно в подготовке кадров.
Решение этих вопросов актуально не только для Беларуси. Вообще, проблема утраты духовных ценностей — это уже мировая проблема. На международных конференциях мне говорят: «У вас много экономических трудностей, поэтому и появляются социальные сироты. Но у нас нет таких трудностей. А проблема та же!»
Мне пришлось побывать в других странах. Это помогло убедиться, что наша система педагогики сильна своими корнями, народными традициями. Если бы их немножечко подпитать, оживить их чем-то духовным!
Дети сегодня, как выразился ведущий одной из телепрограмм, испытывают «ностальгию по морали». При работе с подростками, в частности, со старшеклассниками, по вопросам будущей семейной жизни я это ощущаю на 100%.
Если провести опрос и узнать их мнение, выяснится, что они за гражданский брак. Но стоит поработать с аудиторией и задать, например, такой вопрос: а вы бы хотели, чтобы ваша сестра родила ребенка вне брака? Ответ: нет. Через 15 минут беседы аудитория дает ответы на вопросы потрясающие и совершенно верные с точки зрения морали! Только все это у них зарыто где-то в глубине. Стоит это раскрыть, и дети делают выбор в сторону нравственного поведения.

— Однако, проблема трудных детей, детей-правонарушителей, стоит крайне остро. И решается она, в основном, через государственные исправительные учреждения. Что говорит Ваш опыт, эффективны ли эти методы?
— По долгу службы у меня есть возможность встречаться с детьми, состоящими на различных учетах. И вот картина: собираются судья, прокурор, милиционер и все начинают пугать этих детей, говоря: да вы из тюрьмы выйдете, никто за вас замуж не пойдет! И прочее.
Я выхожу к детям в аудиторию и говорю:
— Ребята, вам страшно было от того, что здесь говорили?
Молчат.
— Мне было страшно. Скажите, мы сейчас с вами можем сказать им, что мы больше ничего плохого делать не будем?
Они все говорят:
— Нет.
Таких детей разбирают на совете, на комиссии по делам несовершеннолетних, вызывают в суд, помещают в психиатрическую больницу, в школу-колонию. Разве это воспитательные меры? Это наказание! Проблема у нас нравственная, а решать ее пытаются репрессивными методами.


— Но как же быть с такими детьми? Как привлекать к ответственности? И вообще, если родители не справились, может ли государство перевоспитать подростка или только наказать?
— С тех пор, как я училась в школе, прошло более 45 лет. И тогда, если ребенок совершал правонарушение, я уж не говорю о преступлении (я такого не помню), то с ним мало кто разговаривал. Отца в школу — и все разговоры. Меня поражает, насколько сегодня трудно дозваться родителей, тем более отца. Маму бы хоть разыскать.
А причина детских правонарушений и преступлений именно в семейных отношениях: как только в семье начинается конфликт, дети становятся неблагополучными.
На вопрос, откуда берется плохое поведение, сами дети отвечают так: 1) от родителей, от воспитания в семье; 2) от СМИ; 3) от друзей и улицы; и 4) от самих себя.
Люди, профессионально занимающиеся педагогикой, психологией, вопросами нравственного и духовного воспитания, понимают, что значит «от самого себя». Это значит: насколько ребенок впитывает все три предыдущие влияния, формирующие его собственное сознание.
В Европе и Америке есть ювенальная юстиция, а мы вроде пока отстаем. Я на этот вопрос смотрю следующим образом. Когда у нас была система воспитания детей, укорененная в традициях нашего народа, нам не нужна была никакая ювенальная юстиция. Раньше семья была закрытой структурой. Все вопросы, возникавшие там, никогда не выносились вовне (мусор не выносили из избы). После революции государственные идеологи утверждали, что семья — это вредное явление, что дети должны воспитываться в государственных учреждениях. И этим меняли сознание людей. Поэтому сегодня мама говорит: «А я его отдала в школу — пусть воспитывают!» В течение почти 100 лет атеистическая идеология меняла сознание людей, утверждая, что дети — это предмет внимания государства, общественных структур, но никак не семьи.
Сейчас проблема обострилась, и подростковая преступность стала печальной реальностью. У нас будет ювенальная юстиция. И она на сегодняшний день нам нужна.
Но, я думаю, что наша страна не обязательно пойдет по тому пути, по которому идет Запад. У них — свое, у нас — свое. Они еще многому могут у нас поучиться. Особенность суда над ребенком в том, что допрос нельзя проводить без психолога, адвокат подсудимого должен быть знаком с основами детской психологии, с особенностями развития детей этого возраста. Нужно учитывать психологию развития детского правонарушения.

— Обсуждая перспективы введения ювенальной юстиции, многие возмущаются тому, что у детей появляется юридически закрепленное право подавать на родителей в суд. Как Вы относитесь к этому, и были ли в Вашей практике случаи, когда детям стоило подать в суд на родителей?
— Когда я работала в психиатрии, такие примеры были. Но в целом, это, конечно, плохо. Если мы не обеспечим процесс восстановления нравственного воспитания детей в семье и школе, то никакой суд никому не поможет. Однако, я думаю, что при нашем менталитете, в наших условиях, детей, желающих подать в суд на своих родителей будет немного.

— Значит, не стоит верить мнению, что среди детей распространено желание припугнуть или посадить родителей?
— Возможно, такие примеры есть. Но это, скорее, исключение, нежели правило. Мне дети говорили так: «Надежда Афанасьевна, почему маму не пускают ко мне? Если она лишена родительских прав, так разве она не мама?» Это в нашем понимании они уже не родители, а у ребенка ампутировать это понимание практически невозможно.
Но когда он будет взрослеть, то будет ожесточаться, будет агрессивен и станет мстить родителям за свое детство. В одной минской школе-интернате было проведено такое исследование. У многих детей из этого интерната родители пьяницы, нигде не работают. И вот все дети сказали, что любят своих родителей. А когда у них спросили, как они будут смотреть их в старости, большинство написали, что убьют их.


– А насколько оправдано изъятие таких детей из семей в детдома? Часто говорят, что лучше самая плохая семья, чем самое лучшее детское учреждение.
– Для детей проявление любви не в том, чтобы государство забрало их из семьи в детский дом, а в том, чтобы дать им своевременное воспитание, чтобы у ребенка не развивался внутриличностный конфликт. А ведь именно так сейчас и происходит в результате отсутствия духовно-нравственного воспитания в раннем детстве. Такой ребенок весь мир видит через свое искривленное сознание. И ему трудно пойти на уступки, на компромисс…

— Итак, родители не смогли нормально воспитать ребенка — и он входит в мир взрослых с психологической травмой, которая мешает ему создать полноценную семью. Получается замкнутый круг…
— Он как бы проживает жизнь своих родителей.

— Как же быть? Как спасти детей, попавших в плохую семью, если воспитание в общественном учреждении — тоже не выход?
— Мы сейчас стремимся спасать детей. Это тоже самое, как если бы корабль тонул, а мы бы выносили ведра воды, и никто не догадается дыру закрыть. Любые наши действия — акции, программы — нельзя назвать проявлением любви к детям, любовь — это с детства дать нравственно-духовное воспитание. Спросите у самих детей, где будет больше любви: там, где отобрали ребенка у родителей, или там, где родителей научили воспитывать детей, научили основам семейной жизни.
И еще: нужно вернуть авторитет родителей. Раньше слушали старших, выполняли их советы, а сегодня преемственность утрачена. Но для того, чтобы у родителей был авторитет, нужно чтобы у них дело совпадало со словом, чтобы они показывали детям добрый пример.

Если отец пьет и силовыми методами требует от ребенка того, чем сам не обладает, он никогда не будет авторитетом.

Однажды к отцу Иоанну Кронштадтскому пришла мать с 8-летним ребенком, сейчас сказали бы, «трудным», и говорит: «Батюшка, помогите!». Он взял этого ребенка на колени, качает и говорит: «Матери вы, матери». Он понимал, что тут мало что уже можно сделать. И сегодня во многих случаях, которые очень запущены, можно сказать: обнимите и поплачьте, раз не понимаете и отказывались воспитывать детей с раннего детства.
Поймите: когда онкология неоперабельна, кто стреляет в хирургов? Ну, упустили момент, когда еще можно было что-то сделать, упустили… И теперь эти подростки попадают кто в ЛТП, кто в детский дом, кто в колонию.
Сегодня самый главный вопрос в том, что если ничего не делать, то сегодняшние школьники завтра будут такими же. Их бы не упустить.
Я хочу вам привести хороший пример. В одном из городов Минской области мы начали совместную работу врача, священника и педагога — результаты потрясающие. В школе, расположенной в криминальном районе, где и наркотики, и преступность несовершеннолетних, и семейное неблагополучие, в течение трех лет проводилась работа с детьми и родителями. В результате школа вышла на первое место в городе и районе. И хотя проблемы с детьми остаются, вопросы преступности и правонарушений несовершеннолетних там сняты.
Но когда начинали работать — какое сопротивление было! И от кого? От родителей и педагогов, но не от детей.

Когда детей отбирают у родителей, казалось бы, родители должны придти к осознанию того, что происходит. Но самому человеку трудно осознать. Ведь это духовные вещи.
Одна учительница рассказала мне историю из своего детства. У них в деревне на столбе линии электропередачи свили гнездо аисты, появились птенцы. Однажды во время грозы молния попала прямо в гнездо, и оно загорелось. Все люди выскочили из домов — всем хотелось спасти птиц. Но это было невозможно. И вот видят: аист поднимается и кружит над гнездом, а мать, сидя в гнезде, расправила крылья над птенцами. Но огонь все больше, хотя и дождь. И вот у матери загораются крылья… И тут аист-отец с распростертыми крыльями садится на гнездо — и они все погибают…
Почему в животном мире такое есть, а в человеческом бывает совсем не так: мама пьет, а ее дочь, запертая в комнате, собирает и ест тараканов? И сколько она там пробыла, никто не знает. Надо ли внедряться в такую семью? Надо. Но это 10% той работы, которую мы должны выполнять. А 90% сил и средств нужно направить на подготовку воспитателей.
Сегодня, когда мы внедряемся в семью, понимаем ли, как оказать помощь? А если там этой помощи никто не ждет? Более того, отвергают? И получается конфликт! С помощью надо идти, когда просят. Более того, специалисту надо обладать высочайшим авторитетом и войти в определенную семью так, чтобы это не было оскорбительно.

— Вы сторонник мягкого или жесткого воспитания детей? По-Вашему, надо ли их наказывать физически?
— Должна быть любовь и строгость. Я росла в семье патриархального уклада. У нас папа с мальчиками разговаривал по-особенному и мог шлепнуть их за дело, а девочек никогда не наказывал. Но слово отца никто никогда не оспаривал. И родительская любовь, любовь отца ни у кого из детей не вызывала сомнения.
Моя точка зрения — можно иногда и наказать. Конечно, есть вопросы к родителям. Недаром сказано в Писании: «гневаясь, не согрешайте» (Еф. 4, 26). Но если родитель делает это с любовью, то это нормально.
Однажды мой родственник сказал: «Тетя Надя, Вы, наверное, любите только плохих мальчиков». Я говорю: «Леня, я тебя очень люблю. И хочу, чтобы ты не был плохим мальчиком, поэтому я хочу, чтобы ты все умел делать, чтобы у тебя была сила духа не делать плохо — вот это проявление моей любви. Если этого в тебе не воспитать, то ты меня потом упрекнешь: тетя Надя, вот этот мальчик все умеет делать, а меня не научили!»
Ребенок, если ему во всем потакать, будет нетренированный, не адаптированный, у него не будет силы воли. Потакание расслабляет волю. Телевизор тоже рассеивает внимание и расслабляет волю. Есть дети, которые в церкви выстаивают все Всенощное бдение. Некоторые пальцем тычут и говорят: «Что вы делаете! Вы же мучаете детей!» А этот ребенок вырастает, и у него есть силы что-то выдержать, что-то потерпеть. И с постом то же…

— А вообще, как Вы понимаете права ребенка? Что они в себя включают?
— Как сказал Виктор Франкл: человечество забыло 10 правил и придумало 10 000 на каждый случай жизни. Прочтите евангельские заповеди, там вы найдете и права ребенка, и права родителей. Куда нам еще ходить и что еще искать?
В христианской культуре и традициях нашего народа было так: воспитание начиналось с ознакомления детей с их обязанностями. По мере взросления ребенка расширялись и усложнялись его обязанности по отношению к родителям, к семье, к родственникам, к соседям, к учителям, к обществу. Мне в литературе встречалось такое выражение: «права дают тому, кто выполняет свои обязанности».
А современный подход, когда детей не знакомят с обязанностями, а говорят о правах, трудно назвать правильным. Определенно, он совершенно неправильный и очень опасный.

— Как Вы оцениваете сравнительно недавний сдвиг в России возраста совершеннолетия с 16 до 14 лет и присвоение подросткам прав взрослого гражданина? Следует ли законодательно «взрослить» подростка, или, может быть, лучше по возможности сдерживать, тормозить процесс выхода во взрослый мир?
— Сейчас в семьях, где нет нравственного воспитания, наблюдается инфантилизм детей. То есть они физически быстро развиваются, а психологически и духовно отстают. Особенно это проявляется, когда нужно принимать какое-то решение.
Так что надо взрослеть. Только не искусственно, не через СМИ или секс-просвещение. А через положительные примеры. Мы можем и должны формировать у детей сознание, которое позволит им иметь собственное мнение о ценности нравственной жизни. Мы должны пробуждать у них ощущение истины. Чтобы они учились думать и могли сами сделать правильный выбор.

— А что Вы скажете по поводу предложений о снижении возраста вступления в брак? Ведь Вы часто ссылаетесь на традиции, а раньше, бывало, девушек отдавали замуж и в 12 лет?
— Современная девушка в чем-то опередила в развитии девушек прошлых веков, но в подготовленности к семейной жизни — нет. Я спрашиваю у школьницы: что такое счастье? Она отвечает (и при этом вся аудитория соглашается): это когда о тебе заботятся. Наши дети в плане подготовки к жизни, адаптации — «голенькие».
Раньше девочку с раннего детства готовили к браку: она училась шить, стирать, готовить. Она была в трудах. Чем живет сегодняшняя девочка? Пиво, сигареты, мат. Она готова только к плотскому наслаждению, только к праздности — что в городе, что в деревне. Быть матерью она не готова. И как возродить в ней материнский инстинкт? Должны быть какие-то сильные, эмоциональные примеры, способные затронуть глубины души.
Моя племянница преподает в медуниверситете на кафедре детских болезней. Она говорит, что сегодняшние молодые мамы, которые начинают раннюю половую жизнь, которые уже перенесли многие венерические болезни, у которых были аборты и много партнеров, рожают больных детей. И мы можем ссылаться на Чернобыль, на экологию, экономику, на все что угодно, но статистика, факты показывает, что духовно-нравственный фактор — основной.
Все СМИ сейчас развивают в детях плотское, сексуальное. Как следствие — ранняя половая жизнь. А еще у Феофана Затворника я читала, что до 14 лет взрослым надо следить за тем, на что смотрят глаза мальчика и что слышат его уши. Когда я была далека от Церкви, то не понимала, почему так? После поняла, что когда формируется нравственный стержень души ребенка, тогда ему нужно говорить не о правах. Сначала формировали фундамент, который давал подростку возможность устоять в разных жизненных искушениях. Наши благочестивые предки говорили: приготовьте вначале внутреннего человека, а потом внутренний человек не за свое дело не возьмется.

Сами взрослые при разводах говорят, что их никто не учил быть родителями. У нас несколько поколений не получили от родителей соответствующего воспитания. Кстати, когда устраиваешь встречу, посвященную проблемам семьи, дети приходят, а родители — нет. Один отец пришел, сидит и раздражается. Я ему: «Что такое?» Он: «Если бы по жилью вопросы решались, а тут — по воспитанию!»

— Надежда Афанасьевна, собираетесь ли Вы продолжать тему, затронутую в книге «Детская правда»?
— Да, конечно. Мною уже подготовлены материалы для новой книги.

— О чем она? Будет ли в ней что-то принципиально новое или только продолжение разговора, начатого четыре года назад?
— Первая книга отражала детские судьбы, точнее, видение детьми своей судьбы. Одна девочка даже так сказала об этой книге: «Там написано, как родители детей обижают».
В «Детской правде» констатированы именно факты. Но что дальше? Во время работы в больнице у меня была возможность работать только с детьми. Я видела, что можно в их души что-то заронить. Я понимала, что надо эту работу продолжать в школе и дома. Но у врача, работающего в психиатрии, нет возможности взаимодействовать с родителями и педагогами.
И вот милостью Божией, это тоже, я считаю, промыслительно, мне предложили работу в облисполкоме. Судите сами, если бы я приходила к учителям как психотерапевт, то мало кто меня бы принял, а вот представитель облисполкома — совсем иное дело. Я стала работать и с родителями, и с педагогами.
Хочу рассказать такой эпизод. Прихожу я в школу. И один педагог вдруг выражает раздражение, прямо агрессию: «Да этих «трудных» надо в стенку вмазать, да это отморозки! Надо хороших детей смотреть! Что вы на них обращаете внимание?!» И я на это ничего не могла ответить.
Иду в класс к старшеклассникам. Вместе со мной пошел директор. С подростками мы начали говорить о том, что есть социальные сироты, пьянство, неблагополучие в семьях, правонарушения, преступления. Спрашиваю: а как вы будете жить? Они сидят, молчат — вроде бы их не тронуть ничем.
Дальше говорю: ребята, где научиться, какой быть семье? Кто-то говорит: в Конституции. Кто-то: в Библии. А один мальчик: от соседей. Спрашиваю: и ты знаешь таких соседей? Да, знаю. И начинает рассказывать, какой у него сосед, как он заботится о жене, детях, как он ведет хозяйство. Тут я смотрю, директор в лице изменился… Знаете, про кого этот мальчик рассказывал? Про того учителя, который говорил, что «трудных» надо в стенку вмазать.
Возвращаюсь в учительскую и говорю ему: а вот один мальчик сказал, что Вы для него пример, идеал. Он был потрясен и со временем полностью переменил свое отношение к детям.

Как врач я стала теоретически и практически исследовать связь здоровья детей с отсутствием нравственного и духовного воспитания. И то, что будет изложено в книге, — это, во-первых, медико-психологический аспект проблемы девиантного поведения, во-вторых, возможные пути решения этой проблемы.
Кроме того, будет затронута тема особенностей психологического и психического развития детей в неблагополучных семьях. Причем я рассматриваю особенности, связанные не с органикой, не с какими-то травмами, а именно с отсутствием духовно-нравственного воспитания. Будут в книге и разделы, посвященные формам и методам работы с такими детьми. Это сейчас особенно актуально и востребовано.

Отрывок из будущей книги Н.А. Дробышевской Кто-то когда-то должен ответить, Высветив правду, истину вскрыв, Что же такое — трудные дети? Вечный вопрос и больной, как нарыв. Вот он сидит перед нами, взгляните: Сжался пружиной, отчаялся он, С миром оборваны тонкие нити, Словно стена без дверей и окон. Вот они главные истины эти: «Поздно заметили»… «Поздно учли»… Нет! Не рождаются трудные дети! Просто им вовремя не помогли. Офицер милиции С. Давидович <...> Искусству нравственного воспитания детей наши предки учились всю жизнь. Первые 3-5 лет жизни ребенка считались самыми важными, ибо за эти годы закладывался фундамент характера человека на всю жизнь. Именно в этот период родители старались привить массу добрых привычек, привить любовь к труду, воспитать волю ребенка, указать ему смысл жизни, дать понятие: кто он есть по отношению к самому себе, к родителям, друзьям, к старшим, к стране, к Богу. Именно в этот период ребенок получал представление о духовной жизни, об ответственности за свои поступки. Когда ребенку прививали понятие о том, что он должен нести ответственность за свои поступки, то тем самым воспитывали у него внутреннюю свободу, совсем не ту вседозволенность, — «что хочу, то и делаю» — которую мы чаще всего замечаем в наших детях. Представление о духовной жизни помогало детям иметь четкое представление: почему нельзя лгать, воровать, убивать и другое. Первейшей обязанностью родителей было — дать своим чадам понятия об их обязанностях. Без этого говорить детям об их правах просто опасно. Право ребенка на нравственное воспитание было естественным, само собой разумеющимся. Нарушение этого права вызывало бурю людского негодования и жесткое осуждение по человеческому закону. Наши предки боялись Бога и не допускали халатного отношения к нравственному воспитанию детей. Даже термина такого — «асоциальное поведение» — не существовало. Тогда дети и подростки получали нормальное нравственное воспитание и жили в благоприятной среде обитания — семья, школа, друзья, СМИ — все действовало на ребенка в одном созидающем, а не разрушающем русле. Изуродованное, асоциальное поведение у детей и подростков стало распространяться после революции 1917 года, когда процесс нравственного и духовного воспитания были пущены на самотек, церкви были разрушены, священники уничтожены и была провозглашена семья без Бога. То есть вначале асоциальными стали взрослые! Очень быстро дети и подростки с наиболее выраженными признаками плохого поведения стали заполнять детские отделения психиатрических больниц. В России впервые в мировой медицинской практике в 1933 году появился новый диагноз: «Патохарактерологическое формирование личности». Это означало по сути только одно — плохое поведение! (Лжет. Не слушается. Ворует. Курит. Употребляет алкоголь и т.д.). Менялись методы лечения. Менялся диагноз. Однако учеными-медиками до настоящего времени не найден способ лечения асоциального поведения. Люди отказались от самых верных и простых Божиих правил и сами себе соорудили такую головоломку! А что проще, чем сказать сегодня: «Господи, прости нас! Мы заблудились!» И вернуться к прежним Божиим правилам воспитания детей. Ведь эти правила на деле доказали свою верность. Прежде отец давал наставление: «Сынок! Хочешь быть счастливыми, помни три правила: 1) живи по заповедям Божиим, 2) слушай свою совесть, 3) ищи пользы ближнему». Эти правила и сегодня следует признать, как единственный путь духовно-нравственного возрождения семьи. Всякие другие рецепты есть подмена и очередной обман и себя, и детей. Наши благочестивые предки понимали, что без веры в Бога невозможно воспитать человека. И почти столетняя история процесса разрушения семейных устоев подтверждает правильные выводы наших благочестивых предков. Сегодня исследование ученых показывают, что подростки, совершающие правонарушения и преступления, имеют нарушения в сфере нравственного сознания. Это означает, что в ситуации, когда надо быстро сделать выбор между добрым и плохим поступком, у них выбор легко склоняется в пользу безнравственного поступка. Для совершения доброго поступка надо, чтобы у ребенка были добрые привычки и опыт совершения добрых дел с детства. Известно, что на совершение доброго поступка нужно больше духовных сил, большее напряжение. Именно поэтому воспитатели старались заложить в фундамент характера ребенка опыт множества добрых поступков — и все это для того, чтобы ему было легче выбирать путь добра в последующей жизни. В жизненном опыте сегодняшних трудных детей очень мало или вовсе нет добрых привычек. Чаще всего дети не хотят поступать плохо, но на деле, именно плохие поступки получаются у них быстрее и легче. Вот такой парадокс…