Облайканные

Немного о новой концепции одиночества и дружественности, а также об изменении практик общения в интернет-эпоху.

Нас заинтересовала социальная реклама о вреде интернета, которую просмотрели 759 тысяч с лишним пользователей интернета.

Это меланхолический ролик, посвященный иллюзорности жизни в сети. На экране появляется молодой человек и говорит: «У меня 422 друга, но я одинок. Никто из них не знает меня по-настоящему». Еще он говорит вот что: «Когда мы открываем ноутбук, мы закрываем двери. Все эти наши технологии просто иллюзии. Это мир саморекламы, где мы преувеличиваем свои чувства и страстно желаем восхищения, делая вид, что не замечаем своей изоляции».

Одновременно на экране появляется видеоряд. Настоящая жизнь противопоставлена ненастоящей. Настоящая начинается, когда наш экранный старатель, проповедник и вещун, отставляет в сторону свой телефон, и на улице спрашивает дорогу у красивой девушки.

Все изменится в тот миг, когда «ты продашь компьютер и купишь кольцо девушке своей мечты, которая существует в реальности»! Дальше мы видим картины быстро проходящей, прекрасной, реальной, нормальной и прочая жизни – за минуту герой успевает прожить лет пятьдесят: только целует своего первенца, как уже внуки пошли, и подошло время прощания с супругой: «Она ответит тебе тихо-тихо, что рада, что тот парень на улице обратился к ней, что бы узнать дорогу». Но: «этого ничего не случится, если ты будешь смотреть вниз, на экран своего телефона! Ты даже не заметишь, что упустил свой шанс». Картинка меняется – нет больше дома, первенца и внуков. На перекрестке, где было произошла судьбоносная встреча, вновь наш герой сталкивается с девушкой своей мечты. Но он идет, уткнувшись в айфон, и герои расходятся разными дорогами. Печалька. Финал: «Дарите людям любовь, а не лайки».

Ну что тут скажешь – перед нами сборник хрестоматийных упреков, которые принято обращать к интернету-злокознику. На чем стоят упреки? На идее, что есть две параллельные жизни: реальная и виртуальная, настоящая и выдуманная (сетевая), и из ненастоящей жизни нужно вовремя вынырнуть в реальность. Действительно ли это так?

Я понимаю «тонкую моральную тревогу», вот уже лет десять как разлитую вокруг набирающей силы сети: мы чувствуем, что происходят какие-то важные изменения, появляются, как элегантно пишут в «Нью-Йорк таймс», предметы и явления, необратимо трансформирующие повседневную вселенную, видим стремительность трансформации этой самой повседневной вселенной, но еще не до конца понимаем, что именно происходит, и чего надо бояться.

Подобно урбанистам конца девятнадцатого века, которые всерьез предрекали, что города в двадцатом столетии будут погребены под слоем конских фекалий (ибо совершенно справедливо предвидели, что увеличится и количество жителей, и их благосостояние – и многие смогут позволить себе личный транспорт), мы угадываем только часть нового, и воюем с проблемами, которых, в общем, нет.

Так, например, десять лет мы тупили свои перья, рассказывая подросткам, что знакомиться в интернете опасно и даже недопустимо. И особенно невозможно идти на реальную встречу с виртуальным знакомцем. Вот мы и твердили нашим детям, ровесникам сетевой эпохи: «А вот с тем-то на свидание не отпущу, вы в интернете познакомились!». А дети спрашивали: «А почему?». «А потому, что это может быть педофил, спрятавшийся под ником «Принцессарапунцель». Дальше ты видишь гримасу отрока, маскирующую жалость к старикану: «А где тогда знакомиться?» И ты говоришь (а ведь иной раз и пишешь): «А хотя бы на улице! Мы на улице знакомились!» и видишь, как интерес дитяти к разговору гаснет: с умалишенными общаться неинтересно.

В итоге к началу этого года мы получаем статью в Daily Mail: «Исследования психологов Чикагского университета подтвердили, что отношения, начатые онлайн, чаще других приводят к счастливым союзам»; и становится окончательно ясно, что мы воевали не с тем пугалом: боялись, что в подростковых социальных сетях дети могут наткнуться на взрослого. Между тем главный страх оказался в другом – в том, что подросток может вырасти в своей сети, ни разу не наткнувшись там на взрослого. Целое поколение растет, в сущности, без старших – советуясь только друг с другом, читая друг друга (юношеские фанфики) и замыкая свой мир на себе: как если бы армия одиноких детей отправилась в новый крестовый поход – айфонный поход.

Так или иначе, перед тем, как призывать мучеников сети выйти из сумрака и вернуться в настоящую жизнь, имеет смысл обратить внимание на то, как эти две жизни переплетены.

Новая вежливость и новые обиды

Повседневность, измененная интернетом, меняется столь во многом («люто-бешено»), что всего не перечислишь. Вырастают свежие концепции стыдного и обидного, растет «новая искренность» и новая вежливость.

На меня большое впечатление произвело свидетельство телевизионного продюсера (это работники, которые устраивают съемки и договариваются с ньюсмейкерами), которая говорила, что вежливым теперь считается не позвонить, а написать незнакомому важному человеку на его страницу в социальной сети. В крайнем случае – sms. Потому что звонок «это голос, это чужая эмоция, возможно, не имеющая к тебе никакого отношения. Это ситуация, когда человек вынужден интересоваться личным, нарушая приватное пространство, или приоткрывать личное – «я вас не разбудил?»; «простите, я охрип»; «можете ли вы сейчас говорить»; «извините, я за рулем», и так дальше».

«Гораздо деликатнее, – говорила опытная дама, – считается написать. В письменном обращении есть уместная отстраненность и настоящая учтивость». Вот этому телефонному поражению в правах – не больше года. Так же, как год прошел с тех пор, как зафиксировано, что айфоны и смартфоны больше не телефоны: на каждый звонок приходится 1,23 выхода в интернет и sms. Грубо говоря, телефон теперь чаще используется не для того, что бы говорить, а для того, что бы писать.

А вот про «новое стыдное». Стыдно, когда тебя ловят на «самолайкнутости»: это когда житель «Фейсбука» или прозелит Instagramа отмечает (как удачные) свои собственные посты или фотографии. Стыдно быть отфренженным (в сети бродит картинка-мем: «Последний роман Виктора Гюго «Отфренженные») – это когда тебя выгоняют из друзей в социальной сети. Но тут, конечно, важна причина: если причина общественно-политическая, то отверженный иной раз чувствует себя героем, и тут уже выражает обиду, пленительно ориенталистскую: «Он при этом читает и постит всех этих негодяев, и ТЕМИ ЖЕ ГЛАЗАМИ, которыми читал негодяев, ПАЧКАЕТ мою уютненькую страничку». Но все же – неприятно и щекотно, когда тебя просят со страницы вон.

Бесконечно обидно, когда твой бой-френд не лайкает твои посты и фоточки. Об этом – множество девичьих жалоб, разговоров и признаний.

Вот классический пример. В городке Мун (штат Пенсильвания), произошла образцовая ссора XXI века. Девица Эшли Триммер поссорилась со своим другом из-за записи «Фейсбуке». Эшли написала что-то милое про их совместную жизнь, а неблагодарный молодой человек никак на ее няшку не отреагировал. Не перепостил, и на «мне нравится» не нажал. В общем, оскорбил в лучших чувствах. Во время ссоры вспомнилось, что парень не очень-то ласков к семейному питомцу – интерактивной игрушке «Фёрби». Редко гладит ее и никогда не кормит. Эшли кинула в парня Фёрби. А когда уж слово за слово, и совсем огонь и порох, молодайка разбила о голову своего друга игровую приставку «Sony» – потому что ее он как раз любит больше, чем Фёрби и Эшли.

Барышню арестовали за нанесение легких телесных повреждений, семейная сцена попала в газеты, и тут журналисты сделали из эпизода своего рода явление – назвали случившееся образцовой современной ссорой.

Посмотрите, как тут заметно выворачивание наизнанку «общепринятого морального». Один из главных отроческих ужасов семидесятых годов; этический конфликт, чрезвычайно часто встречающийся и в повестях для юношества, и в фильмах о школьной поре – это борьба между коллективом (аудиторией) и юным героем за тайну личного высказывания. Нельзя читать чужие письма. Нельзя обнародовать слишком откровенные школьные сочинения. Кража личного дневника и публичное его зачитывание (супостат, хохоча, забирается на парту, жертва с помертвевшим лицом тянется за заветной тетрадкой) – главная драматическая сцена.

А главный драматический конфликт нового времени – это лютая обида не на то, что твой дневник публично прочли, а на то, не прочли.

Про одиночество

«У меня 422 друга, но я одинок, никто из них не знает меня по-настоящему» – так начиналась социальная реклама, толкнувшая нас к разговору. Уязвимая фраза, с какой стороны ни посмотри. Самое простое возражение – а знают ли тебя по-настоящему твои реальные друзья? Иной раз – так считается, человек в своих постах и дневниковых записях открывается сильнее, чем в застольных разговорах и прочих эпизодах обыкновенного городского дружества. В нашей рекламе речь идет о «настоящей» и «не настоящей» жизни. Одна проходит в реальности; другая – в интернете. Но на самом деле, очевидно, что деление иное.

Перед нами – внешняя и внутренняя жизнь. Сеть со всей своей географией («Фейсбук» – анфилада гостиных, «ВКонтакте» – «маленькая страна», подростковая вотчина и Россия-2; «Одноклассники» – гремучая смесь лавочки у подъезда и дома свиданий, морализма и жеребятины) – в любом случае место публичного бытования коллективной внутренней жизни.

Внутренняя жизнь не может быть ненастоящей. Может быть какой угодно – несчастливой, мелковатой, неотрефлексированной, наивной, неправдивой – любой. Но она такая же настоящая, как и наша «внешняя жизнь». Каждый из нас выносит себя в сеть, как на ярмарку, и использует массу способов, чтобы привлечь к себе внимание. В конце концов, если нечего сказать, можно же селфи делать. И это самофотографирование «с обеих рук» (как стрельба из кольта в вестерне) – это такая разоблачающая штука.

Сегодня каждые две минуты человечество делает больше снимков, чем за весь XIX век.

Женщины в Москве делают селфи в 4,6 раз чаще, чем мужчины. В других городах мира разница между мужским и женским самолюбованием не столь разительна. Все это подсчеты группы Льва Мановича (проект SelfieCity.net; Городской университет Нью-Йорка), которая изучила 656 тысяч фотографий, выложенных на Instagram. Господин Манович и его студенты пришли к выводу: «съемка селфи – совершенно новое течение в фотографии и способе самовыражения, практически новый процесс мышления: «Я как часть общей картины мира». Вот он я. Господи!

В селфи (самом благополучном и лучезарном занятии в сети), к слову сказать – довольно много чего-то отчаянного, а потому – и одиночества.

Так что ж – действительно ли излишнее увлечение социальными сетями путь к одиночеству? Скорее – выражение уже сформировавшегося и без всякого интернета ощущения «никомуненужности», с которым человек посредством сети как раз и воюет.

И есть еще один момент. Интернет может сделать одиноким легкого социопата, который и без всяких социальных сетей не был бы душой компании, а сейчас и вовсе сидит в стрелялках и ест заказную пиццу. Но человеку по-настоящему одинокому он может помочь уйти от пустоты. Не так уж иллюзорна та теплота, которая идет от виртуальных друзей. Так, социальные сети помогают подросткам-колясочникам не чувствовать себя совсем уж оставленными. Декретные мамочки со всей России собираются на своих потрясающих форумах (Пузики-болтусики, и проч.) и помогают друг другу пережить первый детский год, когда из дома не очень-то и выйдешь, а самая ближайшая, но еще бездетная подруга нипочем не понимает, почему так важно, что «нашему самому сладкому солнышку семь месяцев, четыре дня, пять часов и восемнадцать минут!»

Ирина Борисовна Лебедянская, сурдопедагог, говорила мне еще в позапрошлом году (я уже приводила эту цитату, но она слишком важная, что бы забыть про нее): «В нашем мире слабослышащих произошла революция. Наверное, у вас тоже, однако вы этого еще не поняли. А у нас она очевидна – наши дети больше не чувствуют себя в изоляции. Нет, конечно, они понимают, что они особенные. У них проблемы с высшим образованием и работой. Они должны встречаться друг с другом относительно изолированными группами, потому что нужно в реале иметь флирт, ухаживания, нужно жениться и замуж выходить. Но они больше не посторонние миру. Они научились разговаривать. Они разговаривают “Вконтакте”, аське, во всех социальных сетях, на любом форуме со всей массой своих “нормальных” сверстников, со своим поколением. От Еревана до Магадана, с кем угодно они говорят; потому что это не письменный язык, который используется в интернете, – это новый язык, устный письменный. Пришло время новой устности – тут не искаженный русский, не неграмотность, а просто фонетическая запись произнесенных фраз. Я сама слабослышащая и воспринимаю интернет как шум. Я впервые поняла, что такое шум. Это нескончаемый разговор».

А Пол Миллер, IT- писатель (technology writer), по заказу журнала The Verge год прожил без интернета. Он трудно пережил это год, потому что чувствовал себя очень одиноким: «Я прочитал столько постов в блогах, журнальных статей и книг о том, что интернет делает нас одинокими, или глупыми, или глупыми и одинокими сразу, что начал им верить. Я хотел выяснить, что интернет «делал со мной», чтобы я мог противостоять. Но интернет – это не индивидуальная гонка, это что-то, что мы делаем вместе, друг с другом. Интернет там, где люди».

Зонтик для общительных людей

Я впервые поняла, как изменился наш мир, когда увидела на выставке зонтик, очень популярный сейчас в Японии. Он называется зонтик будущего, и еще как-то; и похож на прозрачную сферу, которая крепится на плечах. Человек наполовину засунут в прозрачный шар, руки свободные.

Есть предметы консервативные по самой своей сути, которые очень тяжело меняются. Самыми консервативными бывают вещи, предназначенные для защиты. Зонтик, например, перчатки. И они же, давние гости культуры, всегда обрастают дополнительными смыслами. Зонт, например, своего рода метафора маленького мира для двоих. В семидесятые годы были модны книжки про роботов в духе Азимова: чувствующий человек и робот, желающий эмоционально прозреть. Помню, в одной повести лирическая героиня наставляла молодого андроида, отчего зонтик символизирует влюбленность. Девица говорила – потому что под ним можно укрыться вдвоем.

Я думала о девице и ее андроиде, когда читала рекламу зонтика будущего, прозрачной сферы-нахлобучки. Было написано: «Лучший зонт для общительных людей и влюбленных». Я сначала решила, рекламисты пошутили. Сыграли на парадоксе. Зонтик-то для социопатов, не иначе. Под него вошь не пролезет, не то что друг или там возлюбленный. Но рядом была фотография для непонятливых. Человек, идущий под этим зонтом, может двумя руками набирать сообщение в своем айфоне.