О вере, пренебрежении, «потребизме» и любви

Есть в Москве такое интересное учреждение — Центр духовного развития молодёжи. Расположен он напротив старейшего московского Свято-Данилова монастыря и создан специально для возрождения его многовековой благотворительной и просветительской деятельности. Это небольшое здание вмещает в себя целый огромный мир и стольких людей, связанных одним стремлением — помогать ближнему. Ежедневно с утра и до вечера в центре кипит жизнь. Всех дел не счесть, но есть здесь одно особое «подразделение – Школа молодёжного служения. Работа школы построена на искренних отношениях между людьми, взаимной помощи и поддержке. Достаточно только войти в помещение, чтобы почувствовать ту уникальную атмосферу доброжелательности и юмора, которая сопровождает здесь любое начинание. Уникальны, на мой взгляд, и люди, чья жизнь связана с жизнью центра. С некоторыми из них мне выпала удача быть знакомой. Знакомьтесь и вы!

Рутина или творчество?
В одно воскресенье после литургии я обратил внимание на объявление Свято-Данилова монастыря о наборе вожатых для детского православного лагеря. И возникла мысль: а почему бы и нет? Я прошёл собеседование и стал посещать курсы подготовки вожатых.
Уже после лагеря один из моих коллег-вожатых и по совместительству работник ЦДРМ, Тарас, предложил мне работать с детьми в Центре временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей (ЦВИНП). Нужно было проводить с детьми беседы или же просто заниматься с ними, чтобы они в любой форме: через игры, творчество — проявили всё то положительное, что в них есть. Я согласился. И теперь я хожу туда, и то, что я там делаю, доставляет мне oгромное удовольствие.
Да, раньше я не думал, что этот труд может доставлять удовольствие. К примеру, ты устал, нет сил, но ты приходишь к детям, начинается беседа, и когда ты видишь эти горящие глаза, чувствуешь отдачу, то усталость сразу куда-то исчезает.

Язычество и детское восприятие
В том, как воспринимают дети эти беседы, есть свои закономерности и исключения. Это в первую очередь зависит от меня: какой я пришёл, с каким настроением, как я с ними общаюсь. Здесь уже могут быть мои ошибки, и я должен работать над собой. И, естественно, в каждом отделении свои особенности. Конкретно в ЦВИНПе таких отделений три: детское (8-13 лет), женское и старшее (юноши 14-17 лет). Что касается женского отделения, то девчонки реагируют на мой приход сначала совершенно естественно: «Хи-хи», «Ха-ха», — молодой человек пришёл, но в ходе беседы они втягиваются, и вся эта несерьёзность пропадает. И в целом девчонки воспринимают лучше. С ними легче работать. Но часто получается так, что вроде бы ты им дал всё, что смог, ты ви- дел, что они восприняли, они все горели, а когда приезжает батюшка служить литургию, то среди девочек почему-то меньше всего причастниц. Они очень часто просто не выдерживают отказа от завтрака, и именно на этом многие ломаются.
Что касается малышей, то там восприятие совершенно потрясающее: их внимание гораздо труднее привлечь к предмету беседы, постоянно возникают какие-то сложности с дисциплиной, но когда приходишь в следующий раз и задаешь вопросы, они всё отвечают.
На старшем отделении ребята уже, конечно, посерьёзнее. И у многих проблемы очень большие. К примеру, в прошлый раз я познакомился с мальчиком, которому совершенно забили голову националистическими идеями. Он состоит в партии Лимонова, считает себя язычником, посещает капища. С ним довольно тяжело было говорить о христианстве, но видно было, что он человек ищущий и не до конца утвердился в этих глупостях.
Бывает и так, что ты говоришь им всякие высокопарные вещи, а они, приводя примеры из своей жизни, ставят тебя в абсолютный тупик. Последний раз у меня была тема о семье. Речь шла о том, что семья, естественно, зиждется на любви, а одна девочка поднялась и сказала: «А вот меня отец хотел утопить, а потом от меня отказался — какая тут любовь?» И я толком не смог ей ничего ответить. Я, конечно, пытался объяснить, что отец ошибся, может быть, он по жизни споткнулся, ещё что-то, но в основном просто заикался перед ней. Дети в этом центре, действительно, намного опытнее, поэтому часто выходят такие казусы.

Маленькая надежда
Привести ребят к причастию — для нас некая конечная цель. Мы проводим в среднем четыре занятия. Первые три мы общаемся на разные темы, играем, но в о же время ненавязчиво стараемся показать «положительность» христианства и на последнем занятии уже непосредственно проводим беседу об исповеди и причастии. И очень радостно слышать после занятия: «А когда вы ещё придёте?» Я говорю: «Теперь на следующей неделе» — «А завтра, а послезавтра? А меня вот уже на следующей неделе не будет».
Самая главная проблема — в том, что в этом центре очень большая текучесть ребят. Они содержатся там не более 30- 40 дней, их выпускают, и приходят другие. А за этот короткий срок очень сложно привить им что-то хорошее. Существует, конечно, надежда, что хотя бы лет через 20-30 у них, может быть, всплывёт мысль, что когда-то приходил кто-то и что-то такое хорошее рассказывал и, может быть, Бог всё-таки есть. Мы, правда, этого знать не можем. Сейчас же можно сказать с уверенностью, что после выхода из этого центра временной изоляции они в большинстве своём продолжают заниматься делами, связанными с нарушением закона, опять попадают в компании, опять их ждёт улица. Правда, не раз бывали случаи, что некрещёные ребята выражали своё желание после освобождения креститься, спрашивали, где и как это можно сделать, но не более того.

Любовь и «потребизм»
Теперь я начал понимать, что жизнь наша в целом довольно потребительская, хотя так не должно быть. Мы должны отдавать друг другу что-то хорошее. И когда уже нет сил, здоровья нет, возможности, всё равно мы должны изыскивать. И Бог делает так, что они находятся! И ты продолжаешь отдавать. И именно в этом смысл. А любого рода «потребизм» — это глубоко неправильно. Моя деятельность меня и натолкнула на такие мысли. Только начинающему этот путь человеку я бы хотел посоветовать в первую очередь осознать свой мотив: для чего ты это хочешь делать? Просто очень часто люди идут по принципу: «А вот вроде коллектив хороший, ребята добрые, матом не ругаются, не пьют, не курят. Я заодно с ними пообщаюсь». Это всё здорово, но это не главное. Главное всё-таки — понять, что именно тебя на это толкает, чтобы потом на этом и держалась вся твоя деятельность. Допустим, безделье, желание занять свободное время — это всё суррогат. Я считаю, что на такие вещи должна подвигать любовь. И не может быть, а точно. Эта любовь и будет держать тебя на плаву.


Дмитрий Сёмин,
аспирант МГТУ им. Баумана

Нет амбициям!
В ЦДРМ я попал года четыре назад, когда пришёл в Церковь. У меня сразу было стремление как-то приложить свои силы в деятельности Церкви, поэтому я принимал участие в создании такой организации, как «Молодая Русь», и пришёл по объявлению на молодёжные катехизические курсы. После курсов я выбрал духовное воспитание детей в ЦВИНПе.
Людей, только вставших на путь служения ближним, я бы предостерёг от стремления достичь каких-то высот сразу. Я, например, шёл в Церковь не с целью занять какой-то пост и т. д., а с целью занять какую-то нишу для моего уровня и не прыгать выше головы. Пусть только в ЦВИНП ходить, но делать это с самоотдачей. И амбициям здесь совершенно не место.

Кто же по-настоящему православный?
Когда я шёл в ЦВИНП в первый раз, я думал, что там сидят такие маленькие бандитики, которым совершенно наплевать, что им будут рассказывать о Боге и Церкви. Когда же я провёл несколько занятий, то интересную вещь обнаружил: религия и вера этим детям очень нужны, процентов 70 из них — верующие люди. Примерно столько же — крещёные. У большинства из них родители верующие. Сейчас там находится один мальчик (рассказывал, что куда-то с кем-то залез и его подставили). Парень очень хороший: светлые взгляд и мысли. Когда я говорю о чём-то, всё время руку тянет, хочет сам что-то сказать. И таких детей очень много.
Когда же я принимал участие в православных лагерях, то, к своему ужасу, заметил, что, в противоположность этому, у православных детей интереса к религии гораздо меньше, чем у детей в ЦВИНПе. Не у всех, но у многих такое отношение: мол, что вы нам тут свои сказки рассказываете, кому это всё нужно? Видимо, им это рассказывают на протяжении всей жизни, им это уже надоело, они считают, что уже знают о Православии всё. У тех же детей, наоборот, жажда узнать что-то о Боге, о Церкви. И когда даешь иконку или крестик ребятам в ЦВИНПе, они берут их действительно как святыню. А у многих воцерковленных ребят даже некоторое пренебрежение. И я отметил потом для себя, что самые недисциплинированные дети в лагере — это алтарники. Они и матом ругаются, и сигареты порой у них находят, и в плане послушания — самые проблемные. Обнаружить такое пренебрежение к своей вере у православных детей я, конечно, не ожидал. И это, может быть, более важная проблема, нежели воцерковление. Воцерковлённость как таковая не есть предел, самоцель. За уши в Церковь никого не притащишь, туда человек должен сам прийти, а вот чтобы он там остался, нужно прилагать все усилия тем, кто находится в Церкви.

Почему ходить в ЦВИНП страшно
До сих пор страшно. Несмотря на то, что хожу уже не первый год. Там дети на тебя смотрят как на представителя Церкви. Многие меня называют даже батюшкой, хотя у меня ни бороды нет, ни усов. И это, безусловно, накладывает определённую ответственность. Поэтому за каждым словом нужно максимально следить и продумывать не только то, что ты скажешь, но и как это могут понять. Я всё время жутко боюсь и за дисциплину детей, когда их много или когда контингент «особый». Например, если среди девушек кто-то начнёт смеяться, то потом их всех из этого состояния очень трудно вывести — наверное, как самолёт из штопора.
А некоторые рассказы из жизни детей просто ставят в тупик. Как-то меня спросили, почему Бог допускает, что с ребёнком происходит несчастный случай. Я обмолвился, что это такой урок родителям, чтобы они лучше смотрели за своими детьми, а мне одна девушка говорит, что её знакомая рожает детей и ей совершенно наплевать, что они там делают. Её маленькая девочка перебегала дорогу, и её сбила машина насмерть. А эта женщина никак не переменилась в своём отношении к жизни и к детям. Так же пьёт и гуляет, получает пособия на детей и думает, что бы ей купить: шубу новую или центр музыкальный, а дети как бегали по улице без штанов, так и бегают.
Часто видишь и детские слёзы. Начинаешь говорить на тему семьи — например, что в Церкви молятся за близких, чтобы им помочь, — бывает, что ребёнок просто начинает плакать. У него все спрашивают: «Что ты плачешь», — а он. «Да отстаньте», — и ревёт в три ручья. А еще и люди работают там, прямо скажем, не со стальными нервами, и методы работы с детьми у них не самые мягкие. Был случай, что взяли одного парня, когда я вёл беседу, а потом он пришёл весь в слезах, с синяком под глазом после допроса. Что-то я ему тогда сказал, подарил иконку вовремя, он как-то более-менее успокоился. Смотришь на это всё — грустно становится, что в таком положении у нас находятся дети, что такое к ним отношение со стороны хотя бы даже этих работников ЦВИНПа. Там очень много хороших людей работает, но встречаются и жестокие люди. О таких случаях можно долго рассказывать… Этот опыт, безусловно, повлиял на мой взгляд на мир в целом. Я убедился, что мир, в котором мы живём, очень жесток. Очень жесток.

Беседовала Ирина КАПИТАННИКОВА,
Православная юношеская газета №4-5 (2004)
Отдельное спасибо Лагутинскому Тарасу за помощь в организации бесед.