Все лежанки заняты, у котов тихий час. Только котенок Оха смотрит телевизор, передачу про животных. Вертит головой вслед за движениями жирафа. Идиллию в кошачьем царстве нарушает персиковый Василек, кусает кого-то за хвост и шипит.
«Его просто все бесит, не любит сородичей, он хочет с мужиками у пивнушки, как в старые добрые времена, да, Вася? Он у нас не местный, жил при ларьке, который сгорел, попросили приютить, теперь пристраиваем», – Екатерина Дмитриева успокаивает разгневанного Василька.
Мы в «Котобюро» в Москве – своеобразном коворкинге с котами. Здесь живут «жертвы реновации» – кошки, спасенные из подвалов домов, которые идут под снос. Сюда можно прийти поработать с ноутбуком или просто заглянуть, из любви к котикам.
«Котобюро» – один из проектов «Фонда защиты городских животных». Семь лет назад его придумала и создала дизайнер по интерьерам Екатерина Дмитриева. И вовсе не из любви к животным.
Зоозащита – дело серьезное
«Вся эта ми-ми-мишная история, кошачья лапка в сердечке – это не про меня. Я себя считаю не спасателем животных, а правозащитником, – говорит Екатерина Дмитриева, почесывая за ушком любопытную Коломну, которая интересуется диктофоном. – Я занимаюсь правами животных. Другой вопрос, что этих прав пока нет».
Правозащитницей Екатерина стала случайно. Однажды она получила заказ – придумать интерьер контактного зоопарка. Все техзадание состояло из нескольких строчек: перечень животных и количество квадратных метров. Зоопарк планировали разместить в торговом центре, в помещении без окон. Катя задумалась:
дневного света нет, шумно, а как там животные вообще жить будут? Меня тогда поразило, что об этом вообще никто не думал, зверей воспринимали просто как элемент декора.
«Душным я оказалась подрядчиком, мы не сработались», – смеется Екатерина.
Своих домашних животных у нее тогда не было, кошек и собак на улицах не кормила, про зооволонтеров только читала в интернете, и почему ее так задела эта тема, ответить Катя не может. Она не была борцом за справедливость, разве что в школе общалась с самыми отверженными, с кем никто не хотел дружить, и красила волосы в зеленый цвет.
Стала искать информацию и оказалось, что правами животных в городе никто не занимается: «Если ты не какой-нибудь краснокнижный исчезающий вид, до тебя никому нет дела». И тогда она решила создать свой фонд – «Фонд защиты городских животных».
«Мне тогда все говорили, да нет такого понятия «городские животные», но я это так определила – это все животные, которые живут рядом с нами в городах. Это и белки с утками в парках, и бездомные кошки, и птицы», – вспоминает Екатерина. Символом фонда стал снегирь. В Катином детстве в Крылатском снегирей было много, для нее это самая московская птица.
«Кровавая ФИФА», реновация и пандемия
Перед чемпионатом мира по футболу в 2018 году московские зоозащитники собрались на неофициальный круглый стол: «Что будем делать, куда прятать собак, ведь их сейчас начнут ловить и убивать!» «А я сидела и думала, а почему их надо прятать? – вспоминает Екатерина. – Почему мы не обсуждаем легитимность этих действий? Не пытаемся как-то повлиять на ситуацию?»
И она начала действовать. Нашла на сайте госзакупок документы, сколько в городах проведения чемпионата собираются потратить на отлов собак, создала петицию и написала 358 пресс-релизов во все мировые СМИ.
«Около 100 миллионов рублей было выделено на «отлов собак и транспортировку в пункт умерщвления», причем все это проходило по разделу «праздники и развлечения».
Так родился наш проект bloody FIFA», – рассказывает Катя. Проект «Кровавый чемпионат» получился скандальным, шума было много. Но так и нужно, считает Екатерина, это самый действенный способ достучаться до властей.
«Только скандал должен быть не на пустом месте, а подкреплен данными, когда с тобой не поспоришь. И тогда люди становятся способны к диалогу. А если писать всякие письма, «не были бы вы так любезны, многоуважаемый джинн»… джинн вас и не заметит», – Катя мастер таких скандалов.
Во время реновации на протестный митинг «Фонд защиты городских животных» вышел с плакатом «Флора и фауна Москвы – жертвы реновации»: «Вот есть двор, пятиэтажки, в подвалах живут кошки, что с ними будет, когда дома начнут сносить? Подумали власти об этом?» Оказалось, не подумали. И предложили подумать зоозащитникам. Так и появилось «Котобюро».
«Мы, конечно, не этого хотели. Хотели, чтобы власти принимали какие-то стратегические решения. Почему-то, когда правозащитники занимаются правами заключенных, никакой сиделец потом к ним жить не приедет. А если я занимаюсь правами животных, то с большой долей вероятности эта кошка потом поедет ко мне на кухню», – вздыхает Екатерина.
Всех обитателей «Котобюро» Екатерина знает по именам. Сейчас их здесь около 60. У каждого кота, кроме Василька, кличка – название города. Здесь живут пушистая серо-белая Паланга, брутальный Баку, дымчатая Уппсала – так котики захватывают мир. Всех рано или поздно пристроят.
«Мы провели зоомониторинг и посчитали, сколько в Москве бездомных кошек. Оказалось, не менее 70 000. К тому времени у нас уже был проект «Накорми», который начался в пандемию. Вот представляете, мне звонят наши бабушки-волонтеры и говорят: «Нас ведь закрыли, а нам кормить, коты уже под окнами сидят». Тогда мы добились, нам выделили 400 пропусков, чтобы волонтеры ездили и кормили животных: кошек, уток и белок».
Что мне делать, я стою с вальдшнепом
«Видели сообщения про пьяных свиристелей? Которые якобы наелись забродившей рябины и теперь валяются на земле пьяные? Ну это же бред полный! Такими броскими заголовками смещают фокус внимания с очень серьезной проблемы, которая есть в нашем мегаполисе, – возмущается Екатерина.
– Птицы бьются о стеклянные фасады небоскребов, они не видят эти стекла и получают черепно-мозговые травмы. Это еще одна вещь, о которой никто не подумал. А ведь существуют bird friendly-стекла. Когда на Воробьевых горах начали биться птицы о стеклянную галерею, на нее наклеили силуэты хищных птиц, чтобы хоть как-то решить проблему, но толку от этого мало».
Однажды на горячую линию фонда позвонила девушка, которая работает в Москва-Сити. Она увидела, как дворники несут на мусорку еще живого вальдшнепа: «Что мне теперь делать, я стою с вальдшнепом на руках?»
Птицу удалось пристроить в птичий приют. «У них там порядка 70 птиц за перелетный сезон приносят люди. И это только те, кого принесли. А сколько погибло? Почему мы заранее не думаем о таких вещах?» – Екатерина уверена, надо как можно больше говорить о проблемах, чтобы архитекторы учитывали интересы животного мира в своих проектах.
«Вот есть вертикальное берегоукрепление водоемов. Но на такой берег не могут выбраться утята. Они еще не умеют взлетать с воды и просто погибают. А всего-то и нужно – построить помосты, с которых птицы могли бы выходить на землю. Когда ты планируешь какое-то вмешательство в природную среду, нужно сначала провести зоомониторинг, посмотреть, кто там живет», – говорит Екатерина.
Когда решили почистить русло реки Яуза, засыпали хатки бобров: «Идет такой большой грейдер и снимает все: ил, растения речные, которые сужают русло. А там ведь огромное количество животных живет. И вот бобры начали там слоняться в поисках пропитания, им негде жить, запасов нет. Это же ненормально. Тогда удалось договориться, и всю зиму этих бобров там в Мытищах кормили».
Бывают и курьезные случаи. Как-то администрация района Чертаново сделала подарок жителям – запустили в пруды уток. Наступили морозы, пруды стали замерзать, а утки не улетают. Жители забили тревогу. Договорились друг с другом и по графику стали плавать на резиновой лодке по полынье, чтобы она не замерзала. Оказалось, в пруд запустили мясных уток, которые и не могут никуда улететь.
«Администрация в несознанку, утки ничьи, «обитают в условиях естественной свободы». Мы тогда вызвали водолазов, они прошли по прудам с сетями и собрали этих несчастных уток. Вот так мы и живем».
