Новая жизнь Тавды

– Отец Сергий, как вы организовали сестричество? Это ведь не персвое сестричество в Екатеринбургской епархии?
– Насколько мне известно, сестричества есть в Екатеринбурге, Алапаевске и вот у нас. А у нас началось все благодаря тому импульсу, который дал московский больничный храм царевича Димитрия – шесть лет назад миссионеры под руководством настоятеля этого храма отца Аркадия Шатова приезжали к нам. Они совершали миссионерскую поездку на катере по реке Тавде и у нас три дня потрудились. Мне захотелось тоже иметь такую молодежь, тоже устроить сестричество. Ведь Церковь должна служить, правильно?
Первую попытку мы сделали года два назад. У нас среди прихожан много медиков, и мы решили пойти в дом ветеранов, помогать старикам. Но у них оказалось не такое уж бедственное положение. И хотя наши сестры и сейчас посещают стариков, попытка эта была неудачая.
И вот буквально полгода назад мы решили, что надо опять начинать работать, потому что ждать нечего. Господь, видно, нас подтолкнул к этому. Мы объявили, что у нас организуется сестричество, и из числа прихожан многие сразу изъявили желание трудиться. Стали думать, в какой больнице. Было боязно, честно признаться. А когда мы пришли к главврачу нашей центральной больницы, он нам сразу предложил два места, где им нужна помощь, – терапия и туберкулезный диспансер. Это самые тяжелые отделения.

– Как вас встретило руководство больницы и диспансера?
– Главврач больницы сам бывший коммунист, безбожник. Но там такое тяжелое положение, особенно в духовном плане, что он согласился принять помощь. И так Господь устроил, что сразу же, как мы поговорили, заходит заведующий терапии, а за ним и заведующий туберкулезным диспансером. Главврач нас им представил, и они объяснили, чего от нас ждут: «Нам не надо помогать за больными ухаживать, у нас есть кому это делать. Вы работайте с людьми, с душами».

– Интересно, люди неверующие, а попросили именно духовной помощи.
– Потому что там очень тяжелое именно моральное, духовное положение. Например, в туберкулезном диспансере каждую ночь вызывают милицию – там много бывших заключенных, бомжей, они напиваются. А в терапии нет элементарных условий для того, чтобы больных лечить. Очень старое здание, там такая атмосфера тяжелая и каждые сутки, считай, покойник.
Мы начали с того, что освятили туберкулезный диспансер, отслужили молебен.

– Какое отношение к вам больных?
– Со стороны больных была настороженность. Они не ругались, но, знаете, как-то ехидно нас восприняли. Больницу мы тоже освятили, молебен отслужили. Я сначала одну женщину покрестил, и так постепенно пошло. Сестры стали ходить, беседовать. Пациенты в обычной больнице лежат недолго – недели две прошли курс лечения и все. А в туберкулезном диспансере месяца по два, по три. Поэтому в общем работать в туберкулезном легче – результат видишь.
Мы организовали в обоих местах молитвенные комнаты, куда могут люди сейчас прийти, помолиться, свечку поставить, иконочку взять и крестик. Там сестры наши читают акафист целителю Пантелеимону, за болящих молятся.
И нас сейчас зовут туда, а я, к сожалению, не могу часто приходить, потому что служим мы много. Они сами теперь говорят: «Батюшку нам надо, батюшку», – кто исповедоваться, кто причаститься хочет. И персонал приходит каяться тоже, в Церковь стали ходить, в том числе и заведующая с сыном. И что интересно, отмечают даже сами врачи, что вообще атмосфера в больнице – и среди персонала, и среди больных – стала намного лучше, чище. Даже сотрудники перестали ссориться между собой. Знаете, женский коллектив… Я крестил 12 человек из числа работников больницы. А на Светлой седмице в туберкулезном 24 человека больных крестил.

– Пить поменьше стали в диспансере?
– В общем-то да. Страшно, что сейчас даже есть 18-летние, которые с туберкулезом уже лежат. И не обязательно из колоний, просто много трудных семей: родители пьют или сидели. А дети заражаются. Врачи печальные выводы делают, говорят, что очень сильно помолодел туберкулез.

– Ваши сестры не боятся заразиться?
– Ну, вы знаете, кто боится – тот не идет. Как Богу угодно – и пошли. А сотрудники проходят профилактику каждый год, и обследуются каждый год. Мы пока всего полгода ходим, и из наших никто не заболел, хотя ходят в основном без масок. Кто из сестер боится, маски надевают, а кто не боится – так.

– В чем конкретно заключается работа сестер в больницах?
– Наши сестры помазывают освященным маслицем больных – желающих, конечно. Обычно все и желают. Водичкой святой их поят. Потом читают, беседуют с ними. Иногда, конечно, и нянечкам помогут в уходе. Но большей частью медики просят именно поговорить с людьми. Сестры готовят больных к исповеди, ко причастию, крещению, рассказывают о грехах, о покаянии. Большая часть сестер у нас имеет медицинское образование или фельдшерское. Рядом, в Ирбите, есть училище медицинское. И сейчас у нас тоже сестринское отделение открывают в городе.

– Какого возраста сестры?
– Возраст у нас в среднем – лет 50. Можно сказать, сердобольные вдовы – как в старину. Но есть и совсем юные, даже школьницы. Им нравится в больницу ходить, с больными общаться. К тому же к детям, подросткам больные более расположены, чем к старшим. Только вот с молодежью у нас все-таки очень сложно. Я только что на голове не стоял, чтобы молодежь как-то к нам привлечь. Не хочу сказать, что они плохие, наверное, их надо вырастить просто. Сейчас мы уже новое поколение взращиваем – тех, кто родился в воцерковленных семьях. У меня сейчас на них только надежда. А то вот даже в воскресной школе, ведь большая часть родителей не ходит в церковь, поэтому таких детей сложно удержать в храме. Сейчас мы хотим открыть православную группу в детском садике. И там уже набирается человек 20 наших прихожан, которые своих детей хотят туда водить.

– Сколько у вас сейчас человек в сестричестве? Есть ли помощники, волонтеры?
– В сестричестве около 10 человек, которые работают постоянно. Мы их посвящаем в сестры, вручаем форму после литургии – тем, кто достоин действительно, и благословляем. Они на службе стоят в форме, тогда и посторонние интересуются, спрашивают: «Что это такое?» Один раз в месяц все вместе причащаются, потому что без этого очень сложно. То есть каждая, когда хочет и когда благословит батюшка, исповедуется, причащается, а один раз в месяц обязательно все вместе.
А еще я в проповеди обратился к прихожанам и сказал: «Как нам искупить свои грехи? Какие подвиги мы можем совершить для того, чтобы свои грехи, такие в особенности, как аборты, искупить перед Богом?» И я им предложил: «Вы хотя бы раз в месяц сходите в больницу с нашими сестрами и просто с ними потрудитесь. Это будет такое дело милосердия, за которое Господь может грехи простить». И сейчас у нас, в общем-то, нет отбоя от желающих. Люди отозвались и, слава Богу, помощников у нас хватает.

– Сестры работают? Каково отношение семей к их деятельности?
– Относятся по-разному, конечно. Потому что не все в семье верующие бывают. А то недовольны, что маму не всегда дома можно найти. Но мирятся как-то. Сестры в основном работают, а в больницу ходят в свободное время.

– Ваши сестры приезжали в Москву, чтобы пройти практику. Чему именно они обучались?
– У нас проблема с требными сестрами. Вот перед ними человек, который ни разу не исповедовался, и он лежит больной. Как с ним заговорить, как объяснить, что такое грех, покаяние? Нужен опыт, знания, определенная подготовка. Может быть, мы что-то изобретаем, что уже изобретено. Наши сестры потрудились в московской Первой градской больнице со здешними требными сестрами, поучились, а потом уже на практике это пригодится.
Хотя, если человек идет со всей душой потрудиться Господу в лице страждущего, Господь все Сам устраивает, и слова тебе вложит в уста какие нужно.
Вы знаете, до революции были большие штрафы для родственников, которые не исполнили свой христианский долг перед умирающим родителем или близким человеком – не пригласили священника. По своему нерадению или еще почему-то. А сейчас все от нас зависит. Если мы плохо работаем, люди и не знают, что надо, чтобы умирающий исповедался, причастился. Мы теперь у онколога, например, узнаем о безнадежных больных, к ним сестры идут, разговаривают с родственниками, с самим больным, убеждают его креститься, если некрещеный. Если крещеный – исповедоваться, причаститься. И я потом уже приезжаю: человек готов, я с ним беседую, исповедую, причащаю или крещу. И человек отходит ко Господу, примирившись с Ним.

– Какой у вас опыт сотрудничества с медиками?
– Очень важно с медиками работать, помощь от них очень серьезная. Хотя бы вот эти раковые больные безнадежные, они уже не остаются без нашего внимания. Сейчас мы еще начали практику бесед в женской консультации с беременными. Там нам сейчас дали уголок, мы его оформили – против абортов, против противозачаточных средств и т. д. Такой достаточно страшный получился и впечатляющий этот стенд.
Там заведующая каждую среду в час дня проводит беседы с беременными, готовит к родам, она мне время оставляет. И я говорю, чтобы крестились, чтобы исповедовались перед родами, причастились. Одну беседу провели пока, будем продолжать. Я считаю, это очень полезно. Пусть беседа будет всего 20 минут, но нужно хотя бы людям просто напомнить о том, что неизвестно как закончатся твои роды. Человек находится на грани, и он все-таки начинает задумывается. И про ребеночка расскажешь, про будущее его и как ему будет крещеному легче, что нужно детей крестить. Плюс мы раздаем иконки, молитвы для беременных.
Мы освятили роддом. И там нас пустили в «святая святых» – операционную: везде, в каждой операционной мы повесили иконочки, Рождество Господа нашего Иисуса Христа, и в каждой хирургии мы повесили в операционной молитву врача.
Еще хочу с врачом-гинекологом наладить связь. Я ему книжки даю православные, он их читает. Хоть он и мусульманин, но очень уважительно относится к этому. Если мы с ним объединимся, то много можно сделать.

– Собираетесь ли вы как-то расширять сферу деятельности сестричества?
– Наши сестры вот еще что делают. Дело в том, по пятницам в поликлинике бывают обязательные собрания врачей, они длятся около часа, а больные сидят и ждут приема. Больной, немощный, старый человек – а надо целый час терпеть; и у них все кипит внутри. Когда врачи приходят с собрания, все раздражение выливается на них. Поэтому мы договорились, что этот час, пока врачи решают свои вопросы, сестры ходят по коридорам, по трем этажам, беседуют с больными, раздают газетки, листовки. Сейчас даже не хватает нам листовок, не хватает газет, просят почитать. Мы ведь и сами газету печатаем, тоже раздаем ее в больницах и в поликлинике.

– Вы сестер обучаете?
– Да, они регулярно занимаются в актовом зале поликлиники, там нам выделили время и место. Их обучают сестринскому делу, уходу. К этому подключаются сейчас врачи, медсестры из поликлиники, и это радует.
Еще мы свои организовали заочные катехизаторские курсы. Вот у баптистов есть заочные курсы, люди там учатся, контрольные пишут, баптистам отсылают. Я думаю: а почему бы нам так не сделать? Мы определили программу и организовали свои курсы. У нас в епархии издали пятитомник Закона Божия, это недорогие книги, рублей 50. И мы на базе этого пятитомника разработали программу, контрольные вопросы. Люди сначала приходят на лекции, беседы, потом шлют контрольные. Информацию о курсах мы размещаем в храме и в нашей газете.
Вообще-то хотел эти курсы организовать для учителей, потому что мы уже три года преподаем Основы Православной культуры в Православном духовно-просветительском центре и нам для этого не хватает кадров. Вот мы и хотели учителей обучать, чтобы они потом были нашими помощниками. Но вместо учителей пришло десять человек медсестер и врачей.

– Расскажите подробнее о духовно-просветительском центре.
– Создавали мы его вместе с моей матушкой, а потом она стала им руководить, а я общее управление осуществляю. Там у нас воскресная школа для детей, воскресная школа для взрослых, видеотека, аудиотека, библиотека. Люди очень многие пользуются, картотека большая.
Книги для библиотеки мы берем в епархии. Книги, конечно, сейчас дорогие и с этим большие сложности, плюс за ними надо ездить за 500 километров. Уровень жизни у нас намного ниже, чем в Москве или, скажем в Екатеринбурге. Но, тем не менее, книги все равно покупаем, и библиотека пополняется. Еще мы нашу православную епархиальную газету берем в Центральной библиотеке – там тоже есть наши прихожане, они возьмут 20 номеров газеты и в каждую библиотеку района направляют. Получается, что у нас в каждой библиотеке есть подшивка «Православной газеты», и люди ее читают и в районе, в деревнях.
Церковнославянский преподаем, газету печатаем нашу, кружки есть разные для детей.

– Вы с детьми только в своем центре занимаетесь?
– Мы уже в течение трех лет в девяти школах преподаем Основы Православной культуры, где факультативно, где в виде кружка. И все три года приходилось стену сопротивления пробивать. Но теперь заврайоно стала нашей прихожанкой; она нам сейчас первая помощница.
Мы преподаем пока в вечерней школе, в школе искусств, в 16-й школе. Главная проблема – трудно найти преподавателей воцерковленных. Я поначалу собрал всех наших пенсионеров-учителей, наших прихожан. Они поработали год, но это очень тяжело для них, они уже действительно без сил. Осталась молодежь – четверо сотрудников.
Вообще работы с детьми много, ведь есть еще летний лагерь. Это лагерь дневного пребывания при храме, «площадка», как мы его называем. Унас проходит по 100 человек за лето через этот лагерь. С ними учителя работают, еще мы привлекаем десятиклассников. Они лето работают, потом в воскресной школе занимаются с детьми, сами воцерковляются уже посерьезнее и, когда заканчивают 11-й класс через год, я им пишу рекомендацию и они поступают на факультет теологии в университет в Екатеринбурге.

– А дети-то охотно в этот лагерь приходят? Вроде только что школа закончилась, а тут опять занятия?
– Нет, да что вы! Они бегут сами! У нас там лес прямо на территории, огород, трапезная. Для детей там игры на воздухе, на речку они ходят организованно купаться. Это лагерь дневного пребывания, то есть они не ночуют, но целый день там. Мы их кормим завтраком, обедом, и после обеда они уже обычно уходят. Ну, если кто остается, после обеда тоже их напоим чаем.

– У вас какие-то благотворители находятся, да?
– Завгороно нам помощь обещала, мэр нам помогает иногда. Еще обходим всех благотворителей наших, предпринимателей: кто продуктами жертвует, кто деньгами. Они уже знают, что такое «площадка», как детям нравится, знают, сколько мы детей там содержим летом. Поэтому, никто нам еще не отказывал.
Кроме того, у нас трапезная есть благотоврительная, туда тоже средства нужны. Но мы там недавно еще организовали заздравные и заупокойные обеды.

– Что это такое?
– Наша благотворительная трапезная при храме существует уже 7 лет, мы там кормим всех нуждающихся. Там некоторые постоянно питаются, есть просто пришлые, и старые, немощные – всякие. Ну, плюс одежду собираем, их обуваем-одеваем и т. д. Кормим мы человек 40 каждый день, не меньше.
И вот мы сейчас ввели такую вещь. Она очень помогает содержать трапезную, и я ее подсмотрел в вашем журнале “Нескучный сад”, между прочим. Там была фотография дореволюционной чайной или благотворительной столовой и дано расписание работы: в первой половине дня они в этой столовой кормят, а после обеда принимают заказы на заздравные и заупокойные обеды. Я думаю: Боже мой! Мы мучаемся и люди мучаются, не знают, как оказать милостыню. Ну, этому подашь, знаешь, что он пропьет, правильно? Или бандиты заберут у нищего, они его специально там и посадили, чтобы зарабатывать на нем деньги. А пожертвовать хочется. И поэтому я объявил, что можно заказать заздравный или заупокойный обед. Приходит человек в кассу – есть при храме иконно-книжная лавка – и пишет записку: допустим, один обед. Он стоит у нас 30 рублей. Или пишет, что на такой-то день заказывает три заздравных обеда – 90 рублей отдает и записочку – за кого помолиться. Потом завхоз на эти деньги покупает продукты. Так милостыня доходит до того человека, который в ней нуждается. Записки эти мы кладем на столе, чтобы помолились, и говорим: «Вы, пока кушаете, прочитайте записочку про себя”. И они помолятся за усопшего об упокоении или за живого о здравии, поедят – очень хорошо получается.

– Ходите ли вы в тюрьмы? Как устраиваются освободившиеся, есть ли у них жилье?
– Жилье у бывших заключенных есть и они более или менее пристроены в жизни. Но в тюрьмах такие условия, что туберкулез там процветает. Мы две тюрьмы окормляем. Я уже семь лет туда хожу.
В тюрьму мы приезжаем регулярно, служим, исповедуем. Раза два в месяц. Вот что мне нравится – когда приезжаешь, они не спрашивают: «Что батюшка привез?», первый вопрос: «Когда исповедь?» К таинству стараемся их приготовить. Времени у них много, сроки большие, все можно обдумать, а формулировать, как рассказать о своих грехах, – им надо помочь.
В одной колонии у нас молитвенная комната с алтарем, там и Литургию мы служим, а во второй храм построили в честь Серафима Саровского, первую Литургию отслужили 1 августа в прошлом году, там есть приход и постоянные прихожане. Крестим заключенных. Но тут нельзя торопиться. Я не крещу никого просто так – только по рекомендации общины. И вот за этот год я крестил в одной колонии максимум пять человек и в другой максимум пять. Это меня горький опыт научил. Потому что первый раз я покрестил 35 человек. На следующий день прихожу в колонию, я помню, что я его вчера крестил, а он проходит – даже не здоровается. Человека ничему не научили, и он не понимает, что с ним произошло и к чему это обязывает. Поэтому мне было очень приятно, когда я в первой колонии крестил перед Страстной седмицей троих, и кандидат в крещаемые, оглашенный, он сам читал Символ веры без единой ошибочки на память. И молитвы на церковнославянском (у него это очень хорошо получалось) утренние и вечерние. Я им правило составил достаточно серьезное. Днем они читают акафисты, каноны.
У нас многие осужденные учатся. Заочные курсы есть для осужденных от епархии.

– Как причащать заключенных, ведь на совести многих из них самые тяжкие преступления?
– Если подходить строго, то челоека, который, скажем, сидит за убийство, как минимум 10 лет нельзя причащать. Что касается исповеди, я просто считаю, что не я судья этим людям. Знаете, сколько надо перестрадать заключенному, чтобы прийти в храм? Вот у нас на воле свободно можно прийти в любой храм, и то люди стесняются. А это – в тюрьме! Там другое государство, там другой мир, другие понятия, другие законы – там все другое. Там все это сложнее, чем при коммунистах даже. Общество тебя сразу отторгает. Человек был блатной, допустим, среди блатных имел авторитет, и вдруг он начал ходить в церковь. Все начинают над ним смеяться, он теряет свое положение и все прочее. Это же надо все выстоять! А если у тебя сроку еще 10 лет? И ты, когда находишься на какой-то иерархической ступенечке в этом обществе, эта ступенечка тебе дает определенные льготы, положение, вплоть до питания даже – то этого лишиться, отказаться от этого, это очень серьезный шаг. И здесь я, не раздумывая даже, читаю разрешительную молитву.

– Нет ли такого, что у людей просто много времени в тюрьме и поэтому такой интерес к Священному Писанию?
– Ну, да, есть такое тоже – чтобы время убить. Но он все же не детектив читает, он читает Священное Писание, а оно не может без следа пройти. Все равно там где-то зерно посеется в сознании, в душе. И оно потом прорастает. У меня среди бывших осужденных монахи есть, еще один семинарию закончил в прошлом году, был старостой у меня на приходе. Я хочу, чтобы владыка его рукоположил, и к себе его заберу вторым священником. Но это я так хочу, а так как Богу угодно будет.
Еще один бывший заключенный подвизается в монастыре в Команах, в Абхазии. Есть еще один иконописец, и очень хороший.

– Много ли у вас в епархии единомышленников в деле социального служения? Налаживаете ли вы связь между собой?
– По благословению архиерея у нас проводятся окружные собрания духовенства каждый месяц. Мы в Ирбите собираемся и там общаемся и выясняем: какие у нас общие задачи, какие насущные вопросы, которые надо решать. Это во-первых.
Во-вторых, очень хорошо батюшке выбраться, например из деревни, и пообщаться с братьями-священнослужителями. Понимаете, когда съездишь на собрание, то ощущаешь, что ты не один, что нас много и что мы – сила. Ну, и плюс – исповедаться можно. Хотя бы раз в месяц. Потому что священники по одному служат на приходе и где каяться? Выбраться сложно, а душа-то болит у каждого. Там мы можем раз в месяц, по крайней мере, исповедоваться; пока собрание идет – по очереди выходим.

– Вы сами из Тавды? Сколько там храмов?
– Моя матушка тавдинская, а я здесь служил когда-то, лет 20 с лишним назад, срочную службу, ну, и познакомились, поженились, потом сюда переехали жить.
Это коммунистический город, ему 60 лет всего, районный центр, населения около 40 тысяч человек. У нас Север, тюрем полным-полно, во время советской власти много ссыльных было, много военнопленных. В войну сюда эвакуировали заводы. Народ сборный со всей России и со всего бывшего Союза.
Сейчас заводы у нас стоят, не работают. Так люди как-то живут, даже сам удивляюсь, как живут: зарплату не дают по полгода или 30 процентов дают от зарплаты. Огороды у всех свои, хозяйства.
В самом городе есть один храм, и еще строят храм и молебный дом. Потом за 12 километров, рядом с городом, есть еще храм, старый, мы его восстановили. Там был поселок, суконная фабрика, и хозяин построил церковь деревянную. Ей 102 года. Ну, и там был клуб, мастерские. Мы его восстановили с Божией помощью, батюшка служит.