«Никто не воспринимает происходящее адекватно»

Если не принять на государственном уровне программу духовно-нравственного воспитания, будущему России не позавидуешь. Так считает протоиерей Михаил РЕЗИН, клирик Знаменского собора города Ардатова Нижегородской области, помощник благочинного Ардатовского округа Нижегородской епархии, духовный руководитель Центра реабилитации «Вера. Надежда. Любовь», руководитель организации «Витязи», отец шестерых детей. В 1992-2011 гг. отец Михаил окормлял Ардатовскую воспитательную колонию для несовершеннолетних, в прошлом году преобразованную в женскую исправительную колонию:

— Детская и подростковая жестокость всегда отмечалась специалистами как феномен их социального и психологического созревания, но в последние годы это явление становится все более массовым, приобретает все более уродливые формы. На мой взгляд, и потрясшие всю страну в последние две недели самоубийства подростков, и жесточайшие преступления, совершаемые ими, имеют одни корни. Это, как ни банально звучит, отсутствие элементарного воспитания, внимания со стороны взрослых, в первую очередь, родителей. Вспомним двух девушек, бросившихся с крыши, взявшись за руки. Они оставили родителям подарки – пакетики с записками, сердечками, чаем, конфетами. Несомненно, в этом жесте звучала боль, обращенная к родителям: мы вас любим, а вы нас нет, поэтому мы уходим. Они же не осознавали, что такое вечность. Да и взрослые не осознают. Даже умирая, человек представляет, как друзья и близкие будут стоять у его гроба. И дети, совершающие такой страшный шаг, наверняка представляют, как родители будут рыдать, что недолюбили их, не уделили внимания, в котором они нуждались, а они будут лежать в гробу, все это видеть и думать: так им и надо. Дети еще не освоились во взрослой жизни, им кажется, что продолжается игра.

И будучи жестокими по отношению к себе (точнее, не осознавая последствий своих поступков), они жестоки и к другим: к животным, к сверстникам, к взрослым. Но всегда — к слабым. Сильных они боятся, избегают, поэтому если чувствуют, что могут получить адекватный отпор, не нападают. Нападают на тех, над кем можно издеваться безнаказанно. И это для них тоже игра, игра жестокая, без сострадания – это чувство им неведомо, потому что души не воспитаны. В современном мире детская душа получает скорее антивоспитание. Главные антивоспитатели – средства массовой информации и интернет, доступный любому школьнику и даже воспитаннику детского сада. Некоторые наивные родители надеются, что смогут защитить своих детей, поставив защитные программы на компьютер. Но сегодня войти в интернет можно почти с любого, даже не очень дорогого мобильного телефона. И они входят и находят там, как правило, негативную информацию, развращающую, уничтожающую личность. Я не предполагаю, а знаю – многие подростки мне сами это рассказывали.

Кроме того, в результате перестройки большинство взрослых в нашей стране оказались в мире иных ценностей, не тех, в системе которых они воспитывались и жили. Пусть это были суррогатные ценности, без Христа, но все же в основе морального кодекса строителя коммунизма лежали христианские заповеди. И я помню, как мы в школе восхищались подвигом пионеров-героев. Не знаю, все ли соответствовало действительности, но даже идеализированные образы этих пионеров, образы, превращенные в легенду, влияли на детское сознание очень позитивно. Бросить друга в беде в моем детстве считалось позором и низостью, а оказать помощь нуждающемуся – нормой. Поступающий иначе считался трусом и подлецом, никто в классе с ним не общался. Я не идеализирую свое детство – разные бывали ситуации, но все же существовал идеал возвышенного служения. Сейчас идея служения ближнему вообще ушла из нашей жизни. Она есть в Церкви, в проповедях, в жизни крепких церковных общин, но не в обществе. У нас не только общество расколото, но и семьи.

Недавно ко мне подходила прихожанка. Муж у нее рабочий. Как и очень многие наши соотечественники, он периодически ездит на заработки в Москву, что-то там строит, ремонтирует. Младшему сыну 15 лет, он ходит с матерью в храм, а старшего я в храме не видел. И вот она мне рассказала, что приехал муж с очередной шабашки, поставил на стол трехлитровую банку самогона, налил старшему стакан, а в ответ на испуганный взгляд жены резко сказал: «Ты младшего в храм водишь – делаешь из него бабу, а я буду из старшего делать мужика. И не подходи к нам». Оба напились вдрызг, и она ничего не могла сделать – только плакала от бессилия. И таких примеров я могу привести много. Сказал же Господь: «Не мир пришел я принести, но меч» (Мф., 10, 34). Несмотря на созидание храмов и монастырей, рост числа прихожан, прихожане эти по-прежнему составляют, как говорил Спаситель, малое стадо. А в целом для общества, увы, характерен духовный распад, в людях нарастает тревожность. И подростки это ощущают.

Недавно в лекциях Алексея Ильича Осипова я услышал, что по подсчетам американских исследователей современный подросток к 18 годам успевает увидеть по телевизору и в интернете около 150 тысяч сцен насилия, из них 30-35 тысяч – убийств. После такой массированной обработки сознания трудно ожидать, что они будут ценить человеческую жизнь. И они не ценят ни свою, ни чужую. А поскольку нет не только духовной, но даже социальной составляющей, человек деградирует – с духовного уровня опускается на социальный, с социального – на биологический и – последняя стадия – с биологического – на животный. И на животном уровне подростки сбиваются в стаи, главный и единственный закон которых – жестокость без каких-либо намеков на сострадание. И это болезнь не детей, а взрослого мира. Детский мир – лакмусовая бумажка общества. Они видят, что общество пропитано ложью, обманом, унижением, и становятся циниками – по натуре-то они изначально максималисты.

Конечно, явление это не новое. Еще в шестидесятые годы в Мексике существовали полицейские эскадроны смерти, уничтожавшие подростковые банды. Тогда это, естественно, не афишировалось, но сегодня стало историческим фактом. Ни в коем случае не примером для подражания – ничего подобного допустить нельзя, но если мы не хотим дальнейшего ухудшения ситуации, необходимо принимать серьезные меры. Нужна государственная программа духовно-нравственного воспитания, иначе мы потеряем еще одно поколение, другое, и не заметим, как Россия превратится в пустыню, населенную диким племенем, которое уже и народом трудно будет назвать. А что? Многие народы ушли в небытие, и каждый раз все начиналось с их духовно-нравственного разложения. Вопрос в том, сработает ли у нас инстинкт самосохранения. Пока картина малоутешительная.

Единственным, на мой взгляд, социальным институтом, понимающим, что происходит и пытающимся что-то сделать, сегодня является Церковь. Остальные институты либо бездействуют, либо занимаются совсем не тем. Из школы еще в начале девяностых ушло само понятие воспитания – педагоги превратились в урокодателей. И сегодня они бессильны – учительница не может выгнать из класса верзилу-второгодника, который сидит на последней парте и своим поведением срывает ей урок. На борьбу с ним уходит большая часть ее времени и сил, и на других детей уже ни того ни другого не остается. А те видят власть лодыря и двоечника и бессилие учителя, и это, естественно, способствует развитию в них далеко не лучших качеств. Система военной подготовки в школе тоже разрушена, патриотизм в начале девяностых младореформаторы просто осмеяли. Мы через нашу организацию «Витязи» пытаемся возродить духовно-нравственное и патриотическое воспитание. Что-то удается, но подростки, увы, мало воцерковлены. Они что-то слышат от взрослых, что-то воспринимают, но это «что-то» не может создать целостную картину христианского мировоззрения, которое, конечно, исключает и мысли о самоубийстве, и жестокость по отношению к ближнему.

Я считаю, что надо в каждом классе повесить на стену плакат с десятью заповедями. Даже если не все ученики их прочитают, в подсознании что-то отложится. Ну а Церкви надо еще больше активизировать работу с молодежью, священникам – не жалеть на это своих сил: создавать клубы на приходах, водить детей в походы. На священнике сейчас лежит, пожалуй, самая большая ответственность за то, что происходит в окружающем мире. Потому что больше, по-моему, никто не воспринимает происходящее адекватно. Даже на самом высоком уровне власти.