Николай Языков тяжело болел, но оставался поэтом веселья и свободы

16 марта 1803 года родился Николай Языков – «поэт радости и свободы». Как Батюшков, Пушкин, Дельвиг, Языков продолжил анакреонтическую традицию после Державина и Кантемира. К сожалению, прожил он недолго, а последние годы страдал от тяжелой болезни, продолжая вести привычный образ жизни и сочинять легкие, эфирные стихи. Читая его, невозможно даже подумать, что эти строки принадлежат тяжело болеющему человеку

В семье к нему пристала кличка Заморенок – таким он рос тщедушным и болезненным. Его совсем не интересовали обычные мальчишечьи забавы – верховая езда и охота. Он не представлял себе, как это – убить живое существо, даже оседлать, подчинив своей воле.

Зато читал запоем книги, увлекался естественными науками. Разве что гербарий не смог сделать – поймать порхающую бабочку и приколоть ее булавкой было выше его сил.

Николай Языков родился в Симбирске, в семье прапорщика. Повитуха – так в то время называли акушерок – приняв роды, заявила: мальчик не жилец. Больше дня не протянет, но кормилица Дуняша все же выходила Коленьку. За неделю до его рождения она потеряла собственную шестимесячную дочку, к новорожденному относилась как родная мать.

Правда, серьезные проблемы со здоровьем всю жизнь так и преследовали стихотворца.

Поэт закончил петербургский Корпус горных инженеров, затем поступил в Инженерный корпус, но доучиваться там не стал. К точным наукам Николая Михайловича не тянуло, дисциплина тяготила.

Юноше нравилось писать стихи. И поэт Александр Воейков, преподававший в Дерптском университете русскую словесность, предложил ему перевестись туда. На что Николай Михайлович с радостью согласился.

А еще раньше, в 1819 году, в журнале «Соревнователь просвещения и благотворения» состоялась первая публикация Языкова. Этот момент можно считать началом его профессиональной деятельности.

Студенческие вольности

Дерптский университет
Дерптский университет. Рисунок Louis Höflinger, 1860. Тартуский художественный музей

В Дерптском университете, на этико-политическом отделении философского факультета поэт обучался семь лет. Много? Да, конечно. Но даже их поэту не хватило, чтобы окончить университет. Он так и остался без высшего образования и с гордостью именовал себя «свободно бездипломным».

Причина – чрезмерное увлечение традиционными студенческими досугами. Языков стал душой студенческих компаний.

Вскоре явилось серьезное поэтическое признание. Поэзия Языкова понравилась Жуковскому. Пушкин приглашал его в Михайловское. Александр Сергеевич писал: «Зачем он назвал их: „Стихотворения Языкова“! Их бы следовало назвать просто: „Хмель“! Человек с обыкновенными силами ничего не сделает подобного, тут потребно буйство сил».

Дельвиг всячески пытался заполучить его стихи в свой альманах «Северные цветы, собранные бароном Дельвигом». Гоголь приходил в восхищение: «С появлением первых стихов его всем послышалась новая лира».

Гоголь называл Языкова своим любимым поэтом. Николай Васильевич писал: «Имя Языков пришлось ему недаром. Владеет он языком, как араб диким конем своим, да еще как бы хвастается своею властью».

Лучшим же русским стихотворением Гоголь считал «Землетрясение» Языкова:

Так ты, поэт, в годину страха
И колебания земли
Носись душой превыше праха,
И ликам ангельским внемли…

«Самое сильное противоядие пошлому морализму и приторной поэтической слезливости» – уверял Виссарион Белинский.

«Буйства молодого певец роскошный и лихой». А это Евгений Баратынский.

Одна беда – проблемы со здоровьем. А точнее, с позвоночником. Они стали всерьез проявляться уже в 23 года. Увлекся гомеопатией – не помогло. Становилось все хуже и хуже.

Не студент, не чиновник и не помещик

В 1829 году Языков перебирается в Москву. В Дерпте осталось множество приятелей, а еще больше долгов. Второе его не волнует вообще.

Николай Михайлович останавливается у Елагиных, своих добрых друзей. В его планах – поступить в Московский университет и, наконец, его окончить. Но дело не дошло даже до поступления. Причина все та же – легкомысленный нрав. Поэт некоторое время служит в Межевой канцелярии и даже получает там четырнадцатый, самый низкий чин – коллежский регистратор. Но больше ему и не нужно. Он не собирается делать карьеру чиновника.

Обзаведясь этим чином, Николай Михайлович сразу же подает в отставку. И покидает Москву. Он теперь сельский житель. Проживает в деревне Языково, собственности его семейства.

Правда, Языков недоволен. Пишет Дельвигу: «Тут тихо, как в могиле, мрачно, как на дне морском, и нет надежды вырваться, как из каземата».

Удел помещика так же не привлекает его, как и служба в департаментах. Он продолжает купаться в своей, как он сам говорит, поэтической лени. Впрочем, в деревне у Языкова появляется новое увлечение – устное народное творчество. Он собирает местные пословицы, стихи и песенки. Становится действительным членом Общества любителей российской словесности.

Понемногу взрослеет – как личность, как поэт. Бурные пиры уже не представляются ему единственно возможной формой человеческого существования. В 1831 году Николай Михайлович пишет в стихотворном послании Екатерине Свербеевой:

Мысль неразгульного поэта
Является божественно-стройна:
В живые образы одета,
Святым огнем озарена…

Впрочем, спустя всего несколько строк Языков признается:

А что мой стих? Питомец буйных лет
И проповедник разногласный
Мирских соблазнов и сует!
Доныне пьяными мечтами
Студент кипеть не перестал…

Этот задор останется в нем до последних дней.

Увы, здоровье, вроде бы стабилизировавшись, снова начинает ухудшаться. Позвоночник подводит все больше, все чаще. Держать спину прямой уже очень трудно.

Неудачная попытка исцелиться

Слева – Ф.И. Иноземцев. Художник: Петр Захарович Захаров-Чеченец. Справа – П.А. Вяземский. Портрет работы П.Ф. Соколова
Слева – Ф. И. Иноземцев. Художник: Петр Захарович Захаров-Чеченец. Справа – П. А. Вяземский. Портрет работы П. Ф. Соколова, 1824

Лечиться он, конечно же, не хочет. Еще бы – это же не веселит и не пьянит, не греет душу и совсем неинтересно. В 1838 году друг по Обществу любителей российской словесности Петр Васильевич Киреевский чуть ли не силой увозит его в Москву, к докторам. В Языкове их, разумеется, нет.

В Москве Языкова показывают одному из лучших докторов – Федору Ивановичу Иноземцеву. Его вердикт суров. В России сделать ничего нельзя. Нужно срочно ехать за границу.

И вот наш герой за границей. Но как же все это некстати, не вовремя – скучные кабинеты докторов, кислые воды Мариенбада.

Впрочем, первым пунктом назначения был немецкий городок Ханау. Там проживала мировая знаменитость – врач Иоганн-Генрих Копп. В Ханау Языков случайно повстречал Петра Вяземского. Тот пришел в ужас: «Я знал его в Москве полным, румяным, что называется кровь с молоком. Тут ужаснулся я перемене, которую нашел.

Передо мною был старик согбенный, иссохший; с трудом передвигал он ноги, с трудом переводил дыхание. Тело изнемогало под бременем страданий, но духом был он покорен и бодр».

Впрочем, Языков совмещает – насколько такое возможно в его состоянии – медицину с удовольствиями. И в результате в 1843 году он возвращается в Москву – развалина развалиной. Теперь уж точно никаких надежд. Стихотворец даже из квартиры не выходит, принимает гостей у себя.

Николай Михайлович не уползает в раковину собственной мучительной болезни. Он в курсе того, что происходит вокруг, – в Москве, в стране, в Санкт-Петербурге и в родном Симбирске, за границей. Чему-то радуется, а по поводу чего-то возмущается.

В 1845 году напротив симбирской гимназии установили памятник Карамзину. Это был очень странный памятник. Скульптор изобразил богиню Клио, а Карамзин был только оформлением постамента.

Языков пишет Гоголю: «Памятник, воздвигаемый в Симбирске Карамзину, уже привезен на место. Народ смотрит на статую Клио и толкует, кто это: дочь ли Карамзина или жена его? Несчастный вовсе не понимает, что это богиня истории! Не нахожу слов выразить тебе мою досаду, что в честь такого человека воздвигают вековечную бессмыслицу».

А Иван Киреевский, брат Петра Киреевского, сообщал Василию Жуковскому: «Он пишет много, и стих его, кажется, стал еще блестящее и крепче».

Активная жизнь продолжалась до последней минуты.

* * *

В 1847 году Языков умирает. Книги из его библиотеки братья Николая Михайловича передают на родину Языкова, в Симбирск, в Карамзинскую библиотеку.

Незадолго до смерти Николай Михайлович писал славянофилу Михаилу Погодину: «Не можешь ли ты провозгласить в «Московитянине» и даже в «Московских ведомостях» о Карамзинской библиотеке, открываемой в Симбирске? Провозгласить и пригласить русских писателей жертвовать в нее свои сочинения? Книги, которые ты жертвуешь, благоволи прислать ко мне: брат отправит их в Симбирск с своим обозом».

Вот что его беспокоило, а не здоровье.

Возможно, если бы Языков регулярно посещал врачей, четко соблюдал все их предписания и подчинил бы свою жизнь строжайшему режиму, ему удалось бы прожить еще много лет, но тогда, вероятно, не было бы великого поэта Языкова.

Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?