Недееспособные получат права

Защита прав и социальная адаптация взрослых людей с нарушениями развития остается в нашем обществе больной темой. Львиная доля внимания СМИ и общественных организаций достается другим социальным группам — детям-сиротам, инвалидам, старикам. Разговор о проблемах людей с психическими заболеваниями, как правило, вызывает в обществе лишь неловкое молчание. Ущемлению их прав способствует и действующее законодательство. Российские правозащитные организации намерены положить этому конец.

Значимый прецедент

В 2004 году молодой петербуржец Павел Штукатуров и его мать получили в наследство квартиру, которую никак не могли поделить. Воспользовавшись тем, что Павел страдает психическим заболеванием, мать обратилась в суд с требованием признать сына недееспособным. Суд удовлетворил просьбу, причем сделано это было без ведома Штукатурова. Павел лишился возможности распоряжаться имуществом, устроиться на работу, завести собственную семью. Его жизнью стала управлять мать, которую суд назначил опекуном.

Через некоторое время молодого человека отправили в психиатрическую лечебницу. Выйдя оттуда, Штукатуров нашел адвокатов и подал иски в Европейский суд по правам человека и в Конституционный суд РФ. Он требовал отменить решение о его недееспособности, и в обоих случаях судебные инстанции признали его правоту. Данный прецедент помог пациентским организациям привлечь внимание общества к проблеме защиты прав людей с расстройствами психики.

Необходимость опеки над взрослым человеком с нарушениями и особенностями психического развития в настоящее время в нашей стране определяется жестким противопоставлением «дееспособный» — «недееспособный». Словари юридических терминов определяют недееспособность как «неспособность лица приобретать и осуществлять свои гражданские права и обязанности вследствие глубоких нарушений психической деятельности». Человек, признанный недееспособным, автоматически утрачивает большинство своих прав: иметь семью, выбирать работу и место жительства, распоряжаться имуществом, обращаться в суд, голосовать на выборах, принимать решение в отношении лечения. Фактически недееспособность в своем нынешнем виде означает гражданскую смерть человека.

Есть два вида людей: дееспособные и недееспособные

Такой подход достался российскому законодательству по наследству от советской юридической практики. Пусть это и кажется странным на первый взгляд, он был принят для защиты прав лиц с психическими расстройствами. Действительно, человек, который полностью не отдает себе отчета в своих словах и поступках, зачастую не способен правильно распорядиться своим имуществом и жизнью. Он легко может стать жертвой мошенников. По замыслу, заботиться о таком человеке и принимать за него важные решения должен назначаемый судом опекун. Как правило, это кто-то из родственников. Но беда в том, что советские законодатели не входили в тонкости и стригли всех под одну гребенку. Поэтому на гражданскую смерть одинаково были обречены и действительно беспомощные люди, и те, чьи особенности развития позволяли им в отдельных сферах общественных отношений жить полноценной жизнью: совершать мелкие покупки, иметь жилище, выбирать работу по душе, свободно перемещаться по городу и т. д.

Плюс ко всему, признание человека неспособным часто становилось полем для злоупотреблений со стороны опекуна, а то и вовсе инструментом для сведения счетов. Человек с психическими отклонениями, признанный недееспособным, по сути попадает в полную зависимость от своего попечителя. Он не имеет права самостоятельно делать элементарные вещи. Таким образом, нынешний закон не защищает права человека с психическим расстройством, а способствует их постоянному нарушению. При этом самостоятельно защитить себя такой человек не имеет возможности: закон лишает его права обращаться в суд.

Но даже если опекуны желают своему подопечному только добра, принятие решения о недееспособности по принципу «быть или не быть» все равно не оставляет человеку с психическим расстройством шансов на нормальную жизнь. Если недееспособность будет оформлена, человек лишается даже тех прав, которыми он адекватно мог бы распорядиться. А после смерти его опекунов, он чаще всего попадает в интернат для психохроников, где проводит остаток своих дней. Если же человека с нарушениями развития не признают недееспособным, ему не полагается никакой особой поддержки. Он остается один на один с окружающим миром и легко может лишиться своего имущества, а иногда и жизни.

Понятие дифференцированной недееспособности

Выходом из положения могло бы стать закрепление на законодательном уровне дифференцированного подхода к определению недееспособности. Это нововведение позволило бы свести к минимуму ограничение правоспособности людей с нарушениями развития. Таким образом, права каждого человека с психическим расстройством соответствовали бы его реальным возможностям: совершать ежедневные покупки в магазине он мог бы самостоятельно, а, например, распоряжаться недвижимостью — только с согласия опекуна. Попечительский уход в таком случае был бы оптимизирован под нужды конкретного человека: он был бы избавлен от излишнего контроля в повседневных делах, но в особо ответственные моменты имел бы помощь и поддержку. По справедливому замечанию экспертов Союза юристов Москвы, в ряде случаев гражданин нуждается не столько в том, чтобы вопросы за него решал опекун, а скорее в том, чтобы ему помогли в самостоятельном принятии решений. Однако существующая в России система опеки не предусматривает таких механизмов.

В конце прошлого месяца специалисты Центра лечебной педагогики — российской общественной организации, чья деятельность направлена на защиту прав людей с нарушениями развития, — подготовили проект изменений в Гражданский кодекс (ГК) РФ. Эти поправки в чем-то являются революционными для нашей страны: они вводят в законодательство две промежуточных, «ограниченных» степени дееспособности. Первая предполагает ограничение дееспособности лица (сделки совершаются с согласия попечителя) с сохранением права самостоятельно распоряжаться своими доходами. Вторая степень предполагает ограничение или лишение лица права распоряжаться своими доходами.

Подобная схема действует в большинстве стран Запада. «В цивилизованном мире необходимость особой заботы о взрослом человеке с нарушениями и особенностями развития не определяется однозначной альтернативой «дееспособный» — «недееспособный»: везде недееспособность дифференцирована и распространяется лишь на отдельные сферы общественных отношений, в сопровождении которых нуждается конкретный человек», — отмечается в сообщении, опубликованном на сайте организации.

Мировой опыт

В этом плане России есть чему поучиться у остального мира. Например, в Венгрии опека как форма защиты заменена различными видами поддержки в принятии самостоятельных решений. В результате права человека не ущемляются, он поступает по собственному усмотрению, опираясь на помощь доверенных лиц. В Эстонии введена ограниченная недееспособность, и суд определяет, в каких именно жизненных сферах человек не может принимать решение самостоятельно. Недееспособным гражданам этой страны даже разрешено вступать в брак. В Болгарии существует две категории ограничения правоспособности. Лица с нетяжелыми психическими расстройствами совершают правовые действия самостоятельно, при согласии родителей или попечителей, а кроме того, могут по своему усмотрению заключать небольшие сделки и распоряжаться тем, что приобрели своим личным трудом. Во Франции попечители заменены «советниками», которые не имеют полного контроля над жизнью и имуществом своего подопечного. В Италии лица с нетяжелой душевной болезнью признаются частично недееспособными, что гарантирует им определенный набор прав. Этот список может быть продолжен.

Сделать решительные шаги в сторону гармонизации российского законодательства в области защиты прав недееспособных лиц заставляют не только соображения государственного престижа и требования правозащитников. Необходимость радикального пересмотра практики лишения граждан дееспособности прямо вытекает из международных обязательств Российской Федерации. В пояснительной записке к проекту изменений в ГК его авторы отмечают, что «международное законодательство предусматривает, что меры реализации правоспособности должны быть соразмерны способностям лица». Однако институт недееспособности, предусмотренный законодательством РФ, не отвечает принципам Конвенции ООН о правах инвалидов. Россия стоит на пороге ее ратификации. А для этого нашей стране придется привести институт опеки в соответствие международным стандартам.

Могло быть и хуже

До упомянутого выше «дела Штукатурова» сложившаяся в российской юридической практике парадигма «дееспособность» — «недееспособность» имела еще более репрессивный характер. Именно после того случая был сделан один из первых шагов в сторону здравого смысла. Два года назад Конституционный суд признал противоречащими основному закону страны ряд положений Гражданского процессуального кодекса (ГПК) РФ и ст. 28 закона «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании». Согласно им, суд имел право лишить человека дееспособности на основании одного лишь врачебного заключения, а недееспособного гражданина разрешалось без решения суда принудительно госпитализировать в психиатрическую клинику. Именно это и случилось с Павлом Штукатуровым и еще двумя заявителями.

Конституционный суд запретил заочное признание человека недееспособным. Отныне на судебном заседании необходимо присутствие пациента, а суд, вынося решение, должен опираться и на предоставленные им самим данные. Разъяснение КС защитило душевнобольных пациентов от попадания в абсолютную зависимость от опекунов, которые зачастую и добиваются ущемления своих родственников в правах. Правда, закон, устраняющий неконституционные положения ГПК, был принят только спустя два года после постановления КС — этой весной. Этот документ впервые признал возможность самостоятельного обращения в суд недееспособных граждан и их участия в судебном процессе от своего имени.

Скорость, с которой ворочается законотворческий механизм, не позволяет гражданам под опекой надеяться на скорое изменение ситуации с соблюдением их прав в лучшую сторону. Однако теперь, после соответствующих решений КС и суда в Страсбурге, просто игнорировать эти вопросы у российских законодателей уже не получится.

Антон МЕСНЯНКО