Наша Даша

Рассказ, прозвучавший в14 передаче радио «Радонеж», посвященной приходской жизни
В отделении подозрительно тихо. Детки молчат, потому что одна девочка на ИВЛ (искусственной вентиляции легких – ред.), два мальчика в коме, а у деток с пороком сердца просто нет сил говорить. Сейчас в реанимации осталось всего два сердечника: 8-летний Тёмка и Дашенька – ей три с половиной месяца.
Мама у Даши – рано постаревшая девочка 18-ти лет. Дочку любит безумно. Когда я впервые увидела Дашину маму, мне стало жутко. Жутко и жалко. Больше жалко маму, чем ребенка. Мама сидела возле реанимации на стуле, сгорбившись, опустив голову, постарев сразу лет на 20. Ее пустили в палату к Даше. Так мама и простояла, наклонившись над кроватью и шепча какие-то нежные слова. Простояла три часа. Потом ее попросили уйти. Она оставила на столике аккуратно сложенные распашонки, крошечные вязаные носочки, памперсы, пластиковую желтую уточку. Мать привезла девочку из Брянска на операцию в Бакулевский (Научный центр сердечно-сосудистой хирургии им. А.Н.Бакулева РАМН – ред.).
Я кормлю Дашу через зонд и в то же время слежу за показателями на мониторе. Сердечный ритм пока нормальный, а дыхание плохое. Даша смотрит на меня своими красивыми глазами, грустно, с укором, начинает кашлять. Краснеет, открывает ротик. Мало воздуха. Как хорошо, что мама не слышит этого слабенького детского кашля «Что, мало воздуха, да, Даш? Мало воздуха, хорошая моя?» – спрашиваю ее. Приделываю к кроватке емкость с кислородом, открываю. Нет, все равно плохо дышит маленькая Даша.
Вечером к девочке вновь приходит мама. Просит посидеть, вернее, постоять над кроваткой.
Врач, Ольга Степановна, шепчет нам тихо про Дашу: «Не жилец она, не жилец». Не жилец? Я и сама это понимаю, но поверить не могу. Захожу ночью в палату – спит, носик морщит, зонд мешается. Губки пухлые, бантиком. Байковая распашонка с синими цветочками. А на столе носочки, уточка. И Даша не жилец? Мирно пищит монитор, капает лекарство в тельце девочки. Неужели умрет? Что будет с матерью. Я пугаюсь своих мыслей.
Утром к Даше приходит мама. До этого утра я даже не смела что-нибудь у не спросить. Мне казалось, любой вопрос, и эта девушка, как осушенная горем тростинка, переломится. Но теперь я хочу ее спросить: «Простите, а у вас Даша крещеная?» Вздрогнула, посмотрела на стену. «Нет», – голос тихий-тихий. «Если хотите, то можно окрестить, сейчас священник на втором этаже в отделении новорожденных крестит», – быстро говорю. «Хочу. А можно?» – спохватывается мама. «Конечно можно. А крестят прямо в кроватке».
Идем за священником. Добрый, понимающий батюшка. Во время крещения девочка даже не кашляет. Мы с мамой благодарим священника. Он уходит, пообещав молиться о Даше. Мама стоит над девочкой до вечера. Часов в 8 зовет меня – Даша снова задыхается. «Господи, почему она так дышит!?» Кажется, что это восклицание бедной матери – бессознательная молитва Господу. Я вешаю над Дашиной кроватью ламинированную иконку Владимирской Божьей Матери. Батюшка подарил. Матери – Дашина и Божья – теперь вместе скорбят над маленькой больной девочкой. И она начинает выздоравливать. Двусторонняя пневмония исчезает. Все поражены. Даша, довольная, улыбается и кашляет все реже. Через неделю я провожаю малышку в другое отделение. Мама уходит из реанимации и плачет от радости.
Первое испытание прошло. Мне не хочется терять Дашу из виду и я, вскоре после ее выписки, звоню подруге Кате, которая работает в Бакулевском, в отделении врожденных пороков сердца. Катя подробно обо всем рассказывает. Да, девочка лежит у нее в отделении, готовят к операции.
Среди своих будничных забот, вспомнив ненароком о Даше, всегда стараюсь помянуть ее о здравии. Операция прошла удачно. Правда Даша долго лежала в реанимации, а потом быстренько выписали. Как, наверное, Даше теперь хорошо в Брянске – и сердечко ровно стучит, и воздуху хватает. Слава Богу.