Как я болела раком

Бегун от диагноза

Обнаружив однажды непонятные симптомы (кровянистые выделения из груди), я полезла в интернет читать, что это может быть. Да, там писали,  что такое возможно при онкологии. Мне стало очень страшно, и я даже заплакала. Но, поплакав, не побежала скорее к врачу. Потому что рак это не про меня! Ведь я здорова, у меня трое маленьких детей, я рожала, всех кормила, не пила гормональных препаратов.

Мне всего 31 год. Что за ерунда. Вот у нерожавших и некормивших это бывает часто, а у меня-то с какой стати?

Сейчас я понимаю, что стала тогда «бегуном от диагноза». Таких бегунов я встречала и встречаю до сих пор очень часто. Такой была моя соседка по палате, между постановкой диагноза и операцией у нее прошло полгода (это еще немного). Такой была мама моей подруги, вырастившая огромную опухоль и все боявшаяся кому-то об этом сказать.

Но больше всего мне запомнилась одна пациентка из очереди в онкологической больнице. Она рассказала, что тянула так долго, потому что было очень страшно («я же к врачам вообще не хожу»), но зато теперь она пришла не лечиться, а сразу умирать. «Я свое уже пожила» – так странно было слушать это от цветущей 50-летней женщины.

В психологии первая стадия принятия неизбежного так и называется – отрицание. Если прибавить к этому отсутствие в поликлинике маммолога или талонов к нему, то удивляться количеству «бегунов» не приходится. Хотя с 2010 года в Москве и некоторых других городах появился благотворительный центр «Белая Роза», где пройти обследование можно бесплатно.

А у меня в то время даже не было страхового полиса. Районным поликлиникам я никогда не доверяла, если что-то было нужно, обращалась в платную. Так и в этот раз. Потянув какое-то время, отправилась в Клинику женского здоровья на Гончарной улице на платный прием.

Тут серые стены, полные коридоры мрачных женщин, все напряженно всматриваются в телевизор, отвлекающий сидящих в очереди каким-то развеселым ток-шоу. Но ты уже как будто отрезан железным занавесом от остального мира, над тобой навис диагноз. Там, за этим занавесом, идет обычная жизнь, люди смеются и планируют, куда они поедут отдыхать летом, а ты существуешь в своем параллельном мире, ходишь по консультациям, обследованиям, сдаешь анализы, не видишь ярких красок, почти ничего не чувствуешь.

«Не волнуйся, у тебя лучшее из худшего»

Я иду из кабинета в кабинет: маммография, дуктография, анализы, наконец, прием маммолога-онколога. У меня обнаружили внутрипротоковую папиллому. «Рак это или не рак, сейчас сказать нельзя, надо делать операцию, вырезать новообразование, а потом уже будет ясно, что это. Вот вам направление в 33-ю больницу, не затягивайте».

Затягивать я не буду, но летом-то отдохнуть надо. И потом, летом все хуже заживает. Вот отдохну и осенью буду оперироваться.

Наступила осень. 33-я больница – это очень страшно, мне рассказывали. Нет, пожалуй, я туда не пойду. Надо искать другие варианты.

А если это и, правда, рак? Это, значит, придется отрезать грудь? О, к этому я совсем никак не готова…

Слышала, что есть такие операции, с имплантами, когда отрезают и сразу вставляют имплант. Вот бы найти что-то такое…  На всякий случай. Меня тогда больше волновал вопрос, будут ли мне делать мастэктомию (попросту – отрежут ли грудь), если это все-таки рак. И почему-то гораздо меньше я думала о том, что при онкологии очень важно не тянуть время.

Так, в поисках врача, который «не просто отрежет, а еще и вставит имплант» прошло еще пару месяцев. До операции я добралась только в ноябре.

Мой врач пластический хирург и онколог, у нее огромный опыт. Она объясняет, что сначала сделают секторальную резекцию, вырежут кусочек, и отпустят, а потом, когда будет готов результат анализов, скажут, нужна ли более обширная операция.

Дни ожидания затянулись. А потом моя врач позвонила и сказала: «Да, это злокачественная опухоль. Но ты не волнуйся, у тебя лучшее из худшего». Опухоль моя высокодифференцированная – и это хорошо. Такими словами я и утешала себя в последующее время.

После постановки диагноза тянуть уже было невозможно.  Вместе с врачом мы выбрали вид операции – одномоментная мастэктомия и реконструкция собственными тканями и имплантом. Проще говоря, в течение одной операции отрезают грудь и формируют новую с помощью импланта и части широкой мышцы, вырезанной со спины.

Много раз потом я читала обсуждения на онкофорумах – что лучше, одномоментная или отсроченная реконструкция? Большинство ответов – лучше отсроченная. Многих после мастэктомии ждет химиотерапия и лучевая, имплант может плохо прижиться, возможны осложнения. Поэтому лучше не спешить за красотой. Главное, пройти все лечение спокойно, а потом на трезвую голову решать, а нужен ли тебе этот имплант?

На тех же онкофорумах я читала, что некоторые врачи, которым приходилось оперировать своих жен или родственниц, не ставили им импланты.

Помню одну прекрасную девушку, она рассказывала, как врач держал ее за руки и уговаривал: «Не надо тебе ставить имплант, тебя полюбят и так, поверь!»

Рассказывала она это в отделении, когда лежала после операции, вся в бинтах и с сильными болями, имплант плохо приживался. Кажется, она жалела, что не послушала своего доктора.

«А потом рак нашли у мужа»

После операции меня выписали дня через три. Я была так бодра, что, несмотря на торчащие под одеждой дренажи, ни в чем себе не отказывала: ездила с ребенком на елку, водила хороводы, в общем, веселилась как могла.

Ни химиотерапии, ни лучевой мне с моим видом и размером опухоли не было показано. Долго не могли решить вопрос о гормонотерапии. В конце концов, и ее отменили – решили, что побочные действия от гормонотерапии в моем случае опаснее, чем возможность рецидива.

В общем, раны зажили, имплант прижился, я совершенно здоровый человек и стараюсь подальше держаться от этих страшных заведений с очередями и серыми стенами. Настолько подальше, что я решила не оформлять инвалидность. Зачем она мне, эта группа? Хотя несколько лишних тысяч рублей, льготы на проезд и оплату коммуналки еще никому не помешали. Но я почему-то решила, что мне с моим прекрасным здоровьем (ну подумаешь, что-то там нежизненно важное отрезали) ничего не положено. А участковый онколог и не стал меня уверять в необходимости получения группы.

Так прошло несколько лет. Я делала ежегодные обследования, хотя часто пропускала сроки. Я еще меньше считала себя больной, скорее почти симулянткой – ведь через несколько месяцев после своей операции я увидела, что такое «настоящий рак», – заболел онкологией мой муж. Заболел страшно, молниеносно, с метастазами, с болями.

Он прошел шесть курсов тяжелой химии и обширную операцию. А выздоровел почти так же быстро, как и заболел.

Его опухоль так хорошо отозвалась на химиотерапию, что после первой же капельницы прошли боли, и после, с каждым курсом, ему становилось все лучше. Думаю, что его спасло чудо.

«Друзья не спрашивали, чем помочь, просто просили номер карты»

На шестой год после операции я пропустила положенное обследование. Однажды вечером, положив руку на прооперированную грудь (там, где стоит имплант) я нащупала достаточно объемную опухоль.

Все, занавес опустился снова. Диагноза еще нет, но я уже отрезана от всех, так же, как в первый раз.

Бегом бегу на узи, где знакомая узистка смотрит грустными глазами:

– Нехорошие симптомы. В опухоли активный кровоток. Идите скорее к врачу.

– Да разве может быть рецидив в прооперированной груди? Мне про это не рассказывали.

– Бывает. Даже при обычной мастэктомии, в шве может вырасти…

Второй раз я уже не ищу платных клиник, а так же бегом бегу в самую лучшую онкологическую больницу, где спасли моего мужа. Тут самые лучшие врачи, я знаю. К счастью, я отношусь к этой чудесной больнице по прописке, и лечение будет бесплатным. Опять пару недель беготни по обследованиям.

Меня ставят в очередь на операцию. Куплены билеты на самолет на майские праздники, но врач советует отложить поездку. Вот и вторая моя больница. Хотя она самая лучшая, но ехать туда страшно и грустно. Мне жалко себя, но никто из родных меня проводить не может. Муж занят с детьми, а родственникам мы говорить ничего не стали. Так спокойнее.

По дороге туда мне звонит моя старая подруга. Мы давно не общались, но сейчас она предлагает проводить меня. Потом она почти каждый раз будет ездить со мной на химию.

Это огромная поддержка – когда с тобой рядом человек из обычного мира. Близкие родственники – они тоже с тобой за занавесом, тоже отрезаны, они не могут утешить, а переживают, может быть, сильнее тебя.

Вторая моя операция гораздо легче, чем первая. Мне вырезают местный метастаз, просто маленький кусочек ткани. При выписке консультирует химиотерапевт. Он так же, как и в первый раз пишет, что химиотерапия не показана и назначает прием гормонов на несколько лет. Те самые гормоны, которые я не принимала из-за побочек.

Наученная опытом, теперь стараюсь все перепроверять и переспрашивать, и записываюсь на прием к заведующему отделением химиотерапией.

Как ни странно, он назначает не только гормоны, но и химию. Хотя я много слышала, что моя опухоль нечувствительна к химиотерапии. Но я доверяю врачу, и начинается новая страница моей жизни.

Раз в три недели я встаю в пять утра и еду в больницу. Там толпы, очереди таких же страждущих.

Сначала сдаешь анализы, потом сама химия. Мы сидим в креслах под капельницами и смотрим сериал «Сваты».

Потом я еду домой на автобусе, метро и электричке. Чтобы волосы не выпали во время химии, мне надевают во время капельниц охлаждающую шапку. Эта услуга платная и нет гарантии, что волосы все же останутся. Но я решаюсь. Видя, что происходит с головой после второй химии, покупаю парик.

Появляющуюся лысину закрашиваю карандашом для бровей. К последней химии волос остается совсем мало. Но парик мне все же, к моей огромной радости, не пригождается.

Надо сказать, что все эти замечательные вещи – парик и охлаждающие шапки, как и платные анализы (чтобы побыстрее) стали возможны благодаря помощи моих друзей.

Многие, кто был в курсе, не спрашивали, чем помочь, а просто просили сразу номер карты, не требуя отчетов. Это очень поддерживало.

После химии и лучевой терапии мне предстоял еще один важный шаг – получение инвалидности. Надо иметь в виду, что система получения благ – инвалидности, направлений на бесплатные КТ и МРТ, протезов и проч.  – у нас работает только по запросу. Даже после рецидива участковый онколог на приеме смотрел на меня сонными глазами и не предлагал оформить инвалидность.

Наученная предыдущим опытом, я сама поинтересовалась, а не положена ли мне группа, может быть, хотя бы третья?

Засыпающий врач выдал мне молча карту, с которой надо было пройти нескольких специалистов, и через пару месяцев я получила вторую группу. Это ощутимая пенсия и куча льгот.

«В первый раз я решила, что знаю – «за что это мне», а потом поняла, что ошиблась»

Вот теперь, после всех этапов лечения и получения инвалидности, я наконец-то не считаю себя здоровой. Иногда впадаю в другую крайность, и как Карлсон, считаю себя самым больным человеком в мире. Главное, не застревать в этом состоянии надолго.

Вопрос «за что» задает себе, наверное, каждый заболевший. Некоторые даже сами отвечают на него.

Но я не уверена, что такие вопросы-ответы – это хорошо. Я тоже в первый раз решила, что знаю, за что мне послана болезнь. И много лет жила с невысказанным вопросом к Богу, ну почему Он так строго меня наказал за то, что другим сходит с рук. Единственный мой ответ был: потому что я слишком грешная.

Что-то изменилось в голове, когда я узнала про болезнь своей знакомой. Ее я никак не могла обвинить в сугубой грешности, наоборот, она была для меня почти святым человеком. И наступил момент, когда я поняла, что не стоит отвечать на свои вопросы за Бога.

Когда я считаю Его мздовоздаятелем, я не могу обращаться к Нему как к любящему отцу. Да, в моей жизни есть такое испытание, но я не знаю, почему оно дано именно мне и не буду гадать.

Самый главный опыт, который дала мне болезнь, очень банален. Как хорошо жить здесь, по эту сторону занавеса, в мире, где нет капельниц и анализов.

Иногда я унываю и скулю по мелочам, но наткнувшись в ящике на карандаш, которым замазывала лысину, или на коробку с париком, я вижу, как все прекрасно в этом безбольничном мире, даже когда за окном ноябрьский мрак или мартовская вьюга.