«Мы выбрались оттуда. Все остальное точно будет хорошо»

«Выезжать я решила сразу. Ради дочери»

Вечером 24 февраля, когда вокруг загрохотало, мы с дочкой были в гостях в Старобельске. Быстро доехали оттуда до Северодонецка, а дальше началось – слышны разрывы «Градов», под окнами идут колонны военной техники, один день в подвале, второй, и ребенок задает вопрос: «Мама, а зачем в нас стрелять?»

Будь я одна, я бы, конечно, осталась дома. Но у меня есть опыт 2014 года, когда рожать Злату я поехала как раз в начале боевых действий. Представьте, едем мы в роддом, на перекрестке нас останавливают: «Идет техника, ждите». И я со схватками час сижу в машине. А как только ребенок родился, меня сразу сняли с родового стола, завернули в одеяло и сказали: «Вещи не разбирайте. Может быть, в подвал пойдем, может быть, в эвакуацию поедем».

Тогда нас как-то обошло стороной. Но в Старобельск потом приезжали дети из мест, где были обстрелы; это травмированные дети. Теперь я вспомнила этих ребятишек и решила, что моему ребенку такого не надо. Поэтому выезжать мы решили сразу, в начале марта.

Сейчас, месяц спустя, едут те, кто сумел выбраться. Отец моей дочери смог выехать из Северодонецка только на прошлой неделе. Рассказал: «Мы едем, а по-над дорогой взрывы стоят, как грибы». Едет Северодонецк, Лисичанск, Рубежное, Мариуполь и немного Харьков. Эти люди долго сидели в подвалах, и состояние у них намного тяжелее, чем было у нас.

«Тем, кто выезжает сам, приходится рассчитывать только на себя»

Мы ехали на свой страх и риск в никуда. Мама у меня из детдома, а родственники отца все кучно живут в Северодонецке и Луганске; в России у нас нет никого.

Шанс попасть в пункт временного размещения и на поезд был только у тех, кто организованно эвакуировался группой. А тем, кто выезжает сам, приходится рассчитывать только на себя.

До границы с Россией нас довез мой брат. Причем, пока я в интернете выясняла, какими дорогами лучше ехать, на меня вышла совершенно незнакомая девушка и попросила взять ее родителей. Так что границу мы переходили вчетвером – я с дочерью и эта пожилая пара.

Во время собеседования (мы довольно долго сидели на проверке, пограничники осматривали наши вещи, проверяли мою записную книжку) нас сразу предупредили: «Езжайте дальше, вокруг – в Ростовской области, в Белгородской – все забито, даже комнату снять негде». Там же в наших бумагах откуда-то появилась отметка, что мы едем в Москву, хотя именно в Москву я не стремилась.

Нашу пожилую пару встречала дочка, они подкинули нас до Ольховатки, оттуда автобусом мы доехали до Россоши. Был вечер, я уже думала, что придется там же и ночевать, но на автовокзале сказали, что буквально через двадцать минут отходит автобус на Москву. Так в шесть утра 6 марта мы оказались в столице.

«Зашли в метро и смотрели, что делают люди»

Помню, еще в Ольховатке я купила российскую сим-карту и всю ночь, пока шел автобус, сидела в интернете – искала, где остановиться, как проехать по городу. У меня в кармане было 3000 рублей, я искала комнату на пару дней. Думала, дальше найду какую-то работу, помою кому-то полы, разберемся.

Еще помню, в первый раз мы зашли в метро и 15 минут просто смотрели, как и что делают люди – как войти в турникет, где берут билеты. Сообразили, что «1 поездка» – это на вход, а дальше можно доехать через весь город, за пересадки платить не нужно. Там же в метро я впервые увидела у кого-то зеленые волосы (очень странная мода), а дочка – чернокожего человека.

В первые пару дней было дико, страшно не было, страшно – это там. Надо просто понимать, что, если бояться, можно реально потеряться и пропасть. А мне нужно, чтобы был благоустроен мой ребенок, поэтому мне теряться и бояться нельзя.

Я сняла комнату в квартире в Гольяново, но через двое суток хозяйка попросила нас съехать – дочка иногда кричит ночами, а тут еще соседи услышали, что ребенок говорит по-украински, и забеспокоились. Хотя «семилетний нацист приехал взрывать Гольяново» – это, конечно, редкая дичь. Единственное, что успели, – немного выспаться. Дома перед этим спать почти не получалось: «А вдруг заснешь крепко и не успеешь добежать до подвала?»

«Жилье нам нашли за два часа»

В общем, вечером 8 марта, мы остались без жилья. Еще сложность, что многие хозяева теперь боятся сдавать жилье людям с украинскими паспортами, а в хостелы нельзя с ребенком. Доехали мы до метро, зашли в торговый центр, чтобы не мерзнуть, и я начала в интернете искать, кто бы мог нам помочь. Искала уже по-всякому – набирала «помощь в сложных ситуациях»; специально беженцами в начале марта, так понимаю, особо никто не занимался.

Сейчас, когда сама выдаю помощь, я часто вижу в очереди знакомые лица – кто-то был пару дней назад, а теперь привел родственников или знакомых. Информация передается по «народному радио», от человека к человеку. А про начало марта люди рассказывали: «Мы приехали на вокзал, сели и не знаем, куда дальше». Помню, служба «Милосердие» тогда открылась в поиске где-то во втором десятке.

Я позвонила, мой звонок передали Наташе. В следующие два часа она звонила мне каждые пять минут, и за это время нам нашли два варианта бесплатного жилья. Нас пустила к себе прекрасная Зарема Борисовна, выделила нам комнату, еду, я ей очень благодарна. Хотя мне это было очень сложно: ты живешь у чужих людей, и каждый раз, когда ставишь чайник, думаешь, что не справился, не смог обеспечить своему ребенку самых элементарных вещей, это грызет тебя изнутри.

Через несколько дней Зарема Борисовна подошла и сказала, что к ним приезжает на лечение родственник с ребенком, но мы можем пока пожить отдельно, в квартире знакомых, которая стоит пустая. Так мы оказались в Сокольниках.

Я очень сильно подозреваю, что эту квартиру они нам просто снимают. И я уже понимаю, что район – не из дешевых. Но прямо я не спрашиваю, потому что знаю, что потом не буду спать.

Со мной уже здесь, в Церковном штабе, работала психолог – хорошенько промыла мне мозги на тему, что сложные ситуации бывают у всех и просить помощи не стыдно.

Про деньги и документы

Денег из материальной помощи, на которую мы все писали заявление на въезде, я пока не получила, хотя прошел уже месяц. Говорят, они могут прийти завтра, а могут не прийти еще долго. То есть они будут, но не сейчас.

Сейчас моя первоочередная задача – привести в порядок документы. Проблема в том, что всякую помощь, которая положена от государства, нельзя получить, пока у тебя нет регистрации. Но нельзя же просто подойти к кому-то и сказать: «Мне нужна регистрация». Но сейчас одна из сотрудниц службы «Милосердие» сказала, что регистрацию мне сделает.

Остальные документы, помимо регистрации, у меня уже есть. (Интересно, что за перевод Златиного свидетельства о рождении денег взяли больше, чем за все странички моего паспорта.) Дальше я оформляю СНИЛС, ИНН и отдаю ребенка в школу.

Уже есть место работы, куда меня готовы взять, как только будут в порядке документы. Нашлось оно тоже замечательно. В телеграм-канале «Помощь беженцам. Москва и Московская область» я пыталась выяснить про школу и работу, и на меня вышли волонтеры по району Сокольники.

Они мне привезли еды, договорились о встрече с директором местной школы и нашли работу продавцом в зоомагазине. Причем, когда искали, не знали, что по образованию я – ветеринарный фельдшер. Диплом, правда, остался дома, но знания-то при мне. Выйду на эту работу, может быть, потом найду еще подработки.

Дочка заговорила с детьми на детской площадке. Но ее не поняли

Дочка только вторую неделю начала вести себя, как обычный ребенок. До этого она была тихая-тихая и ходила по стеночке. Когда я спросила: «Зая, что с тобой?», она ответила: «Я боюсь, что нас выгонят».

Когда соседи под нами, у которых маленький ребенок, что-нибудь громко роняли, в первые дни она падала лицом в пол и прикрывала голову руками. В феврале, когда у нас все загрохотало и затряслось, этот навык закрепился буквально за сутки. Мы, взрослые, освоили эти правила выживания еще в 2014, дочке я подробно объяснила, что надо так делать, а жизнь добавила практики. Теперь отвыкаем.

Гуляем мы со Златой вместе. Пару раз она пыталась в парке побегать с детьми, и выяснилось, что другие дети совсем не понимают, что она говорит. Дочку это расстроило. То есть русскую речь она понимает, но выразить свои мысли по-русски пока может не очень.

В Северодонецке мы говорим на суржике, не по-украински, но и не совсем по-русски – как у нас говорят, «часом с квасом». А на телевидении года с 2015 был лимит на использование русского языка – сначала по-русски шли только некоторые передачи, а потом перевели совсем все – и фильмы, и мультики. И даже в репортажах, если какой-то человек говорил по-русски, его глушили и сверху пускали украинский перевод. Плюс все по-украински в школе. А YouTube я разрешила ей смотреть только год назад и время в интернете ограничиваю. Поэтому дочка говорит по-украински – так ей легче.

Когда в Москве она обнаружила, что ее не понимают, просто замолчала. Сейчас раз в неделю с ней занимается репетитор (тоже волонтер, чтобы ее найти, мы кидали призыв в интернете), это нужно и для жизни, и для школы. За три недели Злата освоилась в русском алфавите, путает только, где пишутся ё и э. (В украинском ё передается двумя буквами йо, и есть похожая на русскую э буква є, но звук она обозначает другой – прим. ред.).

В пятницу я брала ее с собой сюда в церковный штаб, она рисовала вместе с детьми. Но сюда приходят дети, которые украинский понимают. По крайней мере Злата убедилась, что никто не реагирует на нее как-то особенно.

Еще с подопечными семьями «Милосердия» она ездила в театр – и вроде там спокойно общалась. И теперь мы обязательно вместе ходим в магазин и внимательно читаем все ценники. Думаю, еще пару месяцев – и дочка втянется. В школу, правда, договорились пока пойти на класс ниже. Если все получится, потом «прыгнем».

О планах, подработках и полиции

Когда только выбираешься оттуда, думаешь сначала только на день-два вперед. Нашел жилье, поспал, достал еды, главное – почувствовать себя в безопасности. Потом постепенно начинаешь думать на больше – месяц-два, документы, школа для ребенка, работа. Лично мне сейчас нужно начать зарабатывать, отдавать хотя бы часть денег за квартиру.

Когда мы оказались в Сокольниках, я потихонечку начала искать себе подработки. Если у тебя кончаются деньги на проезд или хочется купить ребенку вкусного, очень неудобно у кого-то просить или ждать, когда на тебя что-то «свалится».

Очень просто: забиваешь в интернете «поиск работы» – он выдает тебе список приложений и сайтов. В конце концов, российский «Авито» – это почти то же самое, что украинский «OLX». «Авито» мне, кстати, посоветовали и девочки-волонтеры как место, где можно найти вещи бесплатно или очень дешево. Вот я пошла и ногти сделала за 200 рублей. Как говорит наш психолог: «Хочешь наладить внутренний мир – наладь сначала внешний».

Очень быстро я нашла себе курьерскую доставку. На «Яндекс» у меня бы, конечно, не хватило нервов. Я нашла маленькую фирму, которая по нашему району доставляет документы и подарки и рассчитывается с курьерами каждый день. Да, Москва большая, но есть навигаторы. Включил телефон, наушник в ухо – и вперед.

Но надо очень четко понимать, что всех денег не заработаешь. На сегодняшний день у меня закрыты основные нужды. (Еду и много всякой посуды привезли сокольнические волонтеры, я даже продуктовый набор в Церковном штабе в ближайшем месяце брать не буду, одежду – практически все, что на мне, – выдали в штабе, и еще в кошельке есть несколько тысяч.) Так что я лучше сначала приведу в порядок документы и устроюсь официально.

Лишний раз передвигаться по Москве без регистрации тоже не стоит. О полицейских проверках и люди в интернете рассказывают, и сама, когда ехала с заказом, я видела, как в метро передо мной остановили человека и начали проверять регистрацию и документы. А полиции даже за то время, пока мы здесь, в городе стало раза в три больше. В связи со всеми обстоятельствами, это понятно, но, повторяю, рисковать не стоит.

Когда получатель помощи – сам волонтер

Пока не вышла на работу, я вполне могу помочь в Церковном штабе. Тем более люди, которые приезжают за помощью, раскрываются, когда понимают, что я – одна из них.

Там, дома, я состояла в Красном Кресте, могла, например, выйти с корзинкой к местному супермаркету, чтобы помочь собрать какой-нибудь бабушке на операцию.

В ковид в «красную зону» меня не взяли, потому что я считалась матерью-одиночкой. Зато у меня дома был районный штаб помощи – мы тоже собирали продукты, развозили их по окрестностям. Так что все, что происходит здесь, – это мое родное. В прошлую пятницу меня вообще поставили старшей на раздачу – я слегка обалдела, но выжила.

Еще очень помогает общение со здешними волонтерами. Это такие открытые люди, я понимаю, что к ним я всегда могу обратиться. С ними я понимаю, что мы не одни.

Правда, иногда у меня внутри поднимается чувство вины, такая «вина выжившего»: «Почему выбралась я, а там остался и, может быть, погиб какой-то ребенок».