«Многие идут в полицию, как в банду»

В полицию часто стремятся люди с разными комплексами. Сегодня кадровый отбор проводится плохо, психиатрическая экспертиза превратилась в формальность, поэтому большинство сотрудников полиции профнепригодны. Нужно полностью менять систему и создавать в ней нормальную психиатрическую службу, считает Дмитрий РАГУЛЬСКИЙ, врач-психиатр высшей категории, в 1991-2011 гг. работавший в госпитале МВД:

— В советское время в милицию нередко люди приходили по направлению райкома комсомола или партии. И если бы кто-то из них совершил нечто подобное тому, что случилось в Казани, секретарь райкома, думаю, расстался бы со своей должностью. Поэтому райкомы выбирали людей пусть не безупречных, но психологически и морально устойчивых. Выбирали часто даже вопреки желанию человека, просто потому, что доверяли ему.

Сегодня в милицию во многих регионах люди идут от безысходности. Я смотрел многих солдат-срочников из милицейского полка, который охраняет наш госпиталь. Все они издалека, из деревень или малых городов, некоторые даже имели хорошие рабочие специальности. Но когда я спрашивал их (каждого!), что они собираются делать после службы, чаще всего слышал в ответ: «Пойду в милицию. Лучше, конечно, в московскую». «А почему не хочешь токарем или каменщиком?», – был следующий мой вопрос. « А у нас нет такой работы». И вообще никакой работы дома у них нет. Единственная возможность для них – после срочной сразу пойти в милицию и, если получится, зубами держаться за эту работу. Ведь если выгонят – куда им податься? Живут они в общежитии на птичьих правах и готовы выполнить любой приказ.

А приказы бывают разные. Еще в то время, когда пожарные части тоже подчинялись МВД, один сержант требовал от подчиненных, чтобы они во время тушения пожаров грабили квартиры. Если солдат не приносил ему с пожара «трофей», сержант начинал над ним измываться. И сегодня срочники нередко должны нести мзду своему командиру, а где они ее возьмут и каким способом, никого не волнует. С такими понятиями они после срочной приходят на постоянную работу в милицию. А там вся система такова до самых верхов – каждый должен что-то поднести своему непосредственному начальнику.

А с гражданки, как показало недавнее психологическое исследование, в милицию стремятся люди с комплексом неполноценности – алчные, жестокие и т.д.. Для них милицейская структура – банда, и они думают, что они сильны именно потому, что являются членами банды и владеют оружием (тоже испытание, которое не всегда выдерживают даже гармоничные люди).
Трус всегда склонен к насилию хотя бы для того, чтобы удовлетворить свой комплекс неполноценности. И он обязательно будет жесток к задержанному, зная, что его прикрывает банда. Ну и пьют в милиции по-черному, то есть с молодых лет они привыкают к пьянству, что тоже расшатывает психику.

Кроме того, еще недавно люди ездили в длительные командировки в горячие точки, где реально было получить пулю, а силовое воздействие было абсолютным и обязательным. В таких условиях происходит психологическая девиация, принципом человека становится: бей первым – потом разберемся. Сейчас таких командировок нет, но люди с этой психологией в системе остались и передают свои принципы новичкам, которые в силу молодости и отсутствия жизненного опыта к таким вещам очень восприимчивы. Поэтому как ни переименовывай… Я, кстати, к новому названию отношусь отрицательно: для человека моего возраста (мне 70) «полицай» ассоциируется с предателем, но дело не в этом. Как ни назови структуру, сегодня основной ее контингент состоит из людей, профессионально непригодных для такой службы. Перевоспитать их если и можно, то крайне трудно.

Несколько лет назад Александр Иванович Гуров, когда ему в одной из телепередач стали пенять, что качество работы милиции интенсивно снижается, сказал разумную вещь. Нужно выбирать: либо маленькая зарплата и очень высокий моральный уровень, либо очень высокая зарплата. Я согласен с ним. Высокая зарплата в милиции на фоне низкой зарплаты населения сможет удержать сотрудников на определенном уровне, даже если они не отличаются лучшими человеческими качествами. Но сочетание низкой зарплаты с почти полным отсутствием кадрового отбора неизбежно превратит силовую структуру в банду. А у нас именно такое сочетание. Отсюда и бандитизм, причем не только по отношению к задержанным.

Женщина, полковник милиции, зачем-то вечером зашла в отделение и увидела, что все сотрудники пьяны, как извозчики (наверное, что-то отмечали). Когда же она выразила им свое недовольство, ее просто избили.

Офицер милиции возвращался рано утром с ночного дежурства. Поднимался на свой этаж по лестнице, а навстречу ему спускались два милиционера — видимо, какую-то проверку проводили они в подъезде. Спросили, кто такой и куда идет (он в штатском был). Он ответил, что тоже сотрудник милиции, возвращается с дежурства. Они потребовали предъявить документы, он полез за ними во внутренний карман, но вынуть руку не успел – его ударили чем-то тяжелым по голове. Трусу-милиционеру, стоявшему на пару ступенек выше, показалось, что он достает оружие.

Как видите, их агрессия выплескивается и на своих. Еще в паре кое-как срабатываются, а уже человеку со стороны не доверяют. Больше же всего боятся службы собственной безопасности, которая только и ищет повод придраться к своим сотрудникам, чтобы потом отчитаться о проделанной работе.

Систему надо менять полностью, начиная с самого верха. И первое, что нужно выяснять при отборе кадров — не к какой партии принадлежит человек, а способен ли он брать взятки. По статистике, примерно 15 процентов населения не берут ни при каких обстоятельствах. Но такие люди не придут в милицию, если не будет нормального социального пакета. У них тоже семьи, дети, которых надо вырастить и выучить. А дешевая правоохранительная система – система коррумпированная, и другой она быть не может.

Я общался с коллегами, которые проводят экспертизу кандидатов. На них оказывается жесткое давление. Если это отбор в Академию МВД, то сначала идет конкурс блата, а потом конкурс денег. Если психиатры кого-то и отбраковывают, то когда уже слишком очевидно, что человек болен. А иначе как он может отбраковать, если за спиной кандидата папа или дядя в звании генерала? То же самое с набором рядового состава. Некому служить, вот и снижается уровень требований. Если человек не лежал в психиатрической больнице, не состоит на учете в психоневрологическом диспансере и формально здоров, его признают годным. Приходит он на комиссию с заключением психолога и справкой из диспансера, что не состоит на учете – психиатр его даже не смотрит. Если что случится, у психиатра будет оправдание – справки. А заболеть каждый может. И нельзя осуждать психиатров – они в этих комиссиях поставлены в такие условия, что качественная экспертиза невозможна. Им дается по 15 минут на общение с каждым кандидатом, и за это время они должны не только пообщаться с ним, но и написать заключение. Но ведь вам любой психиатр скажет, что за 15 минут можно только успеть установить контакт с человеком, войти к нему в доверие. Как будто специально все делается для того, чтобы не было качественного обследования. Сейчас еще в связи с общим сокращением МВД сократили и штат психиатров.

Мне кажется, интересно сравнить нашу психиатрию в МВД (системой ее назвать нельзя) с психиатрической системой Министерства внутренних дел Бельгии. Несколько лет назад я присутствовал в нашем медицинском управлении на докладе главного психиатра бельгийской полиции, который рассказал, что в Бельгии на каждом полицейском участке работают один или два психиатра. Он пояснил, что полицейский ежедневно подвергается воздействию стрессовых ситуаций: видит трупы людей, изуродованных детей, матерей в истерике и т.д. В результате у сотрудников полиции развивается девиантная форма поведения, так называемая реакция адаптации на стресс. Но после работы полицейский к психиатру не пойдет, а, скорее всего, будет снимать стресс в ближайшей пивной. Дорожа сотрудниками, бельгийцы считают, что дешевле держать психиатров на месте службы и там уже лечить болезненные реакции, нежели потом разбираться с неправомерными действиями полицейских.

У нас в МВД в настоящее время системы психиатрической службы нет. В штате госпиталей, поликлиник, в следственных изоляторах, КПЗ, тюрьмах работают изолированно друг от друга врачи-психиатры, а в Центральной больнице МВД есть даже отделение для больных с психическими нарушениями. Однако никакого взаимодействия, так называемой преемственности, между ними нет. Например, перевести больного из главного госпиталя МВД в психиатрическое отделение центральной больницы (даже больного с тяжелым психозом) мне удавалось только благодаря тому, что за 20 лет сложились хорошие отношения с сотрудниками управлений, и они шли мне навстречу. Но не всегда шли, поэтому нередко приходилось лечить тяжелых психических больных (скажем, с белой горячкой) прямо в госпитале. Перевести в городскую больницу тоже не представлялось возможным, потому что городская психиатрическая скорая помощь имеет устное предписание не брать психически больных из госпиталя, разве что при попытке самоубийства.

Изолированность психиатров усугубляется упразднением должности главного психиатра МВД. В результате не проводятся конференции психиатров (даже тех, кто работает в Москве), нет разбора ошибок и взаимных претензий, информации о городских конференциях в ведущих институтах, не поступает никакая информация о новых подходах в диагностике и лечении.
Более того, я написал статью об особенностях и течении психических расстройств, причиненных новыми видами оружия. Статья написана на основе анализа как больных, только что поступивших с поля боя, так и военнослужащих, которые уже проходят комиссию на увольнение. И хотя она была опубликована в нашем ведомственном журнале, ее просто проигнорировали.

Администрация и отделы кадров полностью устранились от вопросов повышения квалификации своих психиатров, предоставив этим врачам самим искать возможности такого повышения. Потому что раз в пять лет врач обязан предстать перед аттестационной комиссией, которая и устанавливает его квалификацию, и от этого зависит его зарплата. Найти место для повышения квалификации очень трудно, так как ведущие центры очень быстро заполняются и отказываются принимать новых слушателей. Но существуют центры, которые за одну-две недели обучения выдают и удостоверение о получении квалификации, и сертификат. Правда, наличие документов еще не определяет ту категорию, на которую врач претендует, потому что в аттестационной комиссии нет ни одного психиатра, и решение выносится произвольно.

Особенно страдает квалификация психиатров, работающих в местах лишения свободы. Кроме того, эти психиатры работают исключительно с теми, кто отбывает там наказание, но совсем не работают (или работают нелегально) с сотрудниками этих учреждений, которые тоже находятся под тяжелым прессом психотравмирующих ситуаций, и у них отклонения в поведении бывают особенно часто.

Таким образом, создавать психиатрическую службу в МВД надо с самого начала, в том числе менять и отношение к самой психиатрической службе, так как в настоящий момент запись психиатра в медицинской документации сотрудника МВД – прямая угроза, что его уволят со службы.