Материнский срок

Каждый раз, проходя мимо камеры N 206, когда там невзначай оказывалось открытым окошко для общения с внешним миром (по-тамошнему — «корма»), я норовила заглянуть внутрь. Чтобы увидеть и понять, как там могут находиться те, кто, казалось бы, там быть не может: дети и их мамы.

Все, кто ходил гулять в тюремный дворик, обязательно проходили мимо детской площадки, на которой почти все как на воле: качели, песочница, деревянный домик. Там обычно находилось несколько мамочек. С колясками или с копошащимися в песке детенышами. Возникало странное ощущение — словно вы мимоходом заглянули в кинозал, где демонстрируют в этот момент мелодраму. Настолько пространство этой детской площадки не совпадало со всем остальным тюремным бытом и окружением.

Разрыдалась я один раз, когда увидела самого старшего и, пожалуй, самого запомнившегося малыша. Рыжему Даньке было около трех лет. Песочницы для познания мира ему уже не хватало, тесно стало малышу в этих четырех стенах детской площадки, поэтому сердобольная врач-педиатр из тюремной санчасти брала его на экскурсии по всему тюремному двору. В эти моменты все решетки на окнах были обвешаны женщинами, пытающимися угадать в нем черты своих оставленных дома или не родившихся еще деток.

Даньку со дня на день должны были передать в детский дом. Говорили, что у матери большой срок, что отец тоже сидит и другой родни нет, передать его в родные руки нельзя, а ребенок по закону может быть при матери только до трех лет.

Не знаю, что страшнее: просто родить в тюрьме или вот так передать родную трехлетнюю жизнь во власть чужих людей, рискуя потом не узнать или — что еще вероятнее — не быть узнанной.

Зачем это нужно
…Почему рожают в тюрьме? Ну а почему женщины вообще рожают…

Все ли женщины на свободе, решившие родить ребенка, действительно хотят в тот момент иметь детей и любят их больше жизни? Разве только в пошловатых любовных романах бывают ситуации, когда рожают, чтобы, например, увести, развести, «заарканить мужика»? Или когда страшно сделать себе больно и лечь под нож хирурга, если произошла непредвиденная «оплошность»?

«Там» все точно так же. Конечно, не все новоиспеченные матери за колючей проволокой горят материнским инстинктом. Кто-то надеется облегчить себе тюремный режим содержания, иные становятся мамами исключительно по глупости или неосторожности. А разве на воле не так? Иногда случайно (соскучившись по обычному бабьему счастью), иногда не случайно (всеми правдами и неправдами найдя способ отыскать потенциального отца) рожают малыша. В тюрьме кто-то становится сумасшедшей любящей матерью, а кто-то использует беременность еще и (или только) как способ приблизить свободу. Что в заключении, что на воле — каждая история индивидуальна. Не нужно всех стричь под одну гребенку.

Многие до сих пор странно смотрят на решающихся родить без мужчины, но все-таки менее подозрительно, чем на тех, кто рожает в тюрьме даже от законного мужа. В чем их подозревают? В заведомой жестокости к будущему малышу, заранее обреченному пройти через все тюремные испытания? Отчасти объяснимая реакция: мы зачерствели, стали циничными. Но «туда» попадают такие же, как мы.

Не знаю точной статистики, но вполне очевидно, что большинство женщин, попавших в тюрьму «в интересном положении», рожать не решаются. Срабатывает чувство самосохранения и боязни за жизнь ребенка. Это к вопросу о непременных спекуляциях. Слышала я и истории о том, как администрация тюрем настаивает на аборте. К счастью, самой столкнуться не пришлось.

А если женщину арестовывают, когда у нее уже маленький ребенок, его в тюрьму ей взять не разрешат (исключения единичны), даже если малышу несколько дней от роду или нет других родных. Получается, тому, кто появляется на свет в тюрьме, в этом смысле везет больше, есть шанс насладиться материнской любовью хотя бы до трех лет.

…Тюремный мир полон иллюзий, там многое не по-настоящему, гипертрофированно. Трудно сосчитать, сколько раз в день произносится волшебное слово «амнистия». Большинство женщин там, что называется, из простых, без особого образования (максимум школа и ПТУ), оттого и жизненные представления иллюзорные, сказочные, полудетские.

Обнаружив, что ждут ребенка, тут ищут помощи и совета у… рядом сидящих. Больше не у кого. И начинаются рассказы про сказочные перспективы. «Роди, срок скостят, домой пойдешь, а там уж как-нибудь». Никто не знает, существует ли статистика влияния беременности или наличия малютки на срок. Мне вообще показалось, что это не всегда аргумент. Если преступление серьезное — серьезным будет и срок, домой в декрет точно не отпустят.

Я почти перед самыми своими родами столкнулась с женщиной, у которой заканчивался 12-летний срок за убийство. Чуть ли не за бандитизм (привет 90-м). Она попала в СИЗО на втором месяце беременности, там родила, ездила на суд с ребенком. И отдала его родным, когда пришлось отправляться в мордовскую колонию. Сейчас девочке 10 лет. Родные привозят ее к маме, они регулярно переписываются. Если бы не совершенное преступление — чем не идеальная семья. Но вот вопрос: что нужно было делать этой женщине, когда она поняла, чем кончится дело,— аборт? Она знала о значительном сроке наказания и вряд ли надеялась на серьезное послабление. Тогда ее просто некому было бы ждать и любить все эти годы. Кстати, о муже и об отце своей дочери она ни разу не вспомнила.

Но вопрос о «папочках» очень насущный. К сожалению, у подавляющего большинства детишек их нет и не будет. Но встречаются и счастливые исключения: я наблюдала на свиданиях, как маленькие ладошки пытаются через стекло потрогать неизвестного дяденьку, которого мама называет странным словом «папа». Свидания в СИЗО, даже с детками,— через стекло, а разговаривать нужно в телефонную трубку. При этом адвокатов и следователей видят «живьем», можно к ним прийти и с ребенком (один из кабинетов даже с детской кроваткой; меня, кстати, часто приводили именно в него, еще до беременности, при том что кабинетов не меньше десятка). Знаю я и случаи, когда папы забирали чуть подросшего ребеночка «на волю» и там вместе дожидались жену и маму. Но это большая редкость.

Испытано на себе
…Лично я попала в тюрьму зрелым человеком со сложившимися представлениями о жизни, поэтому вопрос, рожать или не рожать, даже не рассматривался. И еще — что чрезвычайно нетипично — я твердо знала, что меня ждут. Ведь, к сожалению, большинство мужей не могут или не хотят мириться с такой тяжкой долей, как жена в тюрьме, и максимум после первых нескольких месяцев исчезают навсегда.

Тюрьма не сахар, что, наверное, справедливо и в отношении «тюремных матерей». Как относятся к беременным и мамочкам? Конечно, на руках не носят, как делают это обычно родные и близкие и как мечтают все девушки. В основном, как в нормальной жизни, все зависит от конкретного человека, находящегося рядом. Мне встречалось гораздо больше добрых людей, понимающих, что такое дети, и старавшихся хоть как-то облегчить их участь. Но, как и в жизни, есть люди черствые, формальные и даже жестокие… Среди тех, кто охраняет, и тех, кто лечит, и среди осужденных. Могу сказать, что лично мне очень повезло: даже самые «безбашенные бандитки» жалели меня и старались помочь.

…Что такое быть беременной в тюрьме? Система под беременность совершенно не настроена. Имеющие опыт вынашивания и рождения ребенка знают, что и на воле стать мамой непросто, многое переносится с трудом. До сих пор не могу решить, что было сложнее: физически перенести беременность или ежесекундно пребывать в состоянии «натянутой тетивы», постоянно отгоняя дурные мысли и не имея представления о том, как все пройдет и — главное! — что дальше будет с малюткой.

Не буду пускаться в рассуждения о том, как важна в это время поддержка близких,— кто понимает, тому объяснять не нужно. Так вот, даже если с этим все хорошо (как в моем случае), свидания все равно не чаще раза в квартал длительные, трехдневные и раз в два месяца короткие, на 1-2 часа. Если, конечно, у родных есть средства на поездку. Большинство повстречавшихся мне беременных о свиданиях только мечтали.

Режим дня в колонии с беременностью никак не меняется: подъем в 6, отбой в 22. Никаких «полуденных дрем» не предусмотрено. Послабления, предусмотренные Трудовым кодексом, действуют; таскать бревна заставлять не должны. Но прилечь на кровати днем без особого распоряжения врача нельзя.

Специальных бытовых условий никто не создает, живешь с остальными 100 соседками в отрядном бараке. Нет горячей воды, душ (баня) раз в неделю. Тюремный туалет чаще всего на улице. Понятно, что у нас так многие живут и на воле. Но вряд ли это можно назвать цивилизованным стандартом для начала XXI века.

Самое страшное — невозможность быть с ребенком столько, сколько нужно. В Доме матери и ребенка в женской исправительной колонии № 2 в поселке Явас
Один из самых печальных аспектов — медицинское обслуживание. Поскольку у меня был уже двойной опыт родов на воле, могу с уверенностью сказать, что дети в тюрьме рождаются только благодаря природной закалке мамы и чудесным рукам местных акушерок, повидавших всякое (дай Бог им здоровья и терпения). В остальном… Есть специальная инструкция относительно медицинского сопровождения беременной осужденной, где указано, какие медицинские манипуляции (осмотры и анализы) должны быть сделаны. На практике все гораздо сложнее: для анализов не всегда есть необходимые реагенты, для лечения — лекарства, любые специалисты, кроме фельдшера,— редкий праздник. Это понятно: заработная плата не адекватна «удовольствию» работать с зэками.

Поэтому, даже не имея перед глазами статистики, можно утверждать, что серьезные проблемы со здоровьем у мам и малышей встречаются чаще, чем в свободном мире. Правда, справедливости ради нужно заметить, что добрая половина будущих мамаш, за которыми я наблюдала, делали невозможные, по моим представлениям, вещи: курили дешевые папиросы, пили «чифирь»… Может, кто-то сочтет, что при таком раскладе глупо тратить на заботу о зэках народные деньги. Но жизнь за решеткой рано или поздно закончится, а больные дети и их мамы останутся. И уже за пределами зоны будут решать проблемы со здоровьем, причем вряд ли за собственный счет.

Я вовсе не призываю кинуться оснащать по последнему слову техники медицинские учреждения для зэков в ущерб соседним с ними гражданским больницам, чаще находящимся не намного в лучшем состоянии. Но кое-что хотела бы сказать, то, что, к счастью, не могут заметить обыкновенные люди, не имеющие тюремного опыта. Ожесточение, вызванное невозможностью матери достойно позаботиться о будущем или уже рожденном ребенке, с большой вероятностью способно вылиться в новые преступления, с которыми, может быть, придется столкнуться кому-то из нас.

…Рожать из СИЗО в больницу везут уже на поздних схватках, тянут до последнего. Так что ребенка нужно уговорить подождать и не родиться в коридоре или в машине скорой помощи. Через пару часов после родов маму возвращают в тюрьму. А малыш, как и положено «гражданскому», будет находиться в роддоме четыре-пять дней. Безумно важный тактильный контакт первых дней безнадежно теряется, да и молоко, особенно неопытным мамам, в таких условиях тяжело сохранить.

В местах отбывания наказания в этом смысле полегче — рожают в специальных колониях, где есть роддома, находятся там вместе с малышом несколько дней (если у ребенка нет проблем, которые можно лечить только в гражданских детских больницах). А потом переезжают в колонию, где есть Дом матери и ребенка (ДМР). Чаще всего он отделен от остальной зоны специальным ограждением. Я не могу рассказать о своем опыте: нам с дочерью там побывать не довелось. Женщины, попадавшие туда, рассказывали, что по сравнению с остальной зоной условия неплохие. За детками ухаживают мамы и няни. Государство обеспечивает минимально необходимым, кому-то помогают из дома, бывает, что благотворители привозят памперсы и питание.

О детишках заботятся лучше, чем о заключенных мамах. Все-таки они хоть и маленькие, но СВОБОДНЫЕ граждане. Я неоднократно наблюдала, когда в случае необходимости на зону экстренно вызывали специалистов-медиков или ребенка увозили в гражданскую больницу.

Конечно, это все равно не вольные условия. Нет возможности побаловать малыша, понежиться вдвоем в кровати, выбрать врача, поликлинику, обеспечить домашний уход… А еще, как я уже говорила, невозможно «просто жить» рядом с ребенком. Поэтому я не хотела бы находиться «там» с дочерью. Мне представляется совершенно очевидным, что даже самая пожилая родная бабушка на воле будет заботиться о малыше в сто раз лучше, чем весь — даже самый замечательный — персонал за колючей проволокой. Да и позволить крохотному существу сделать свои первые шаги в таком мире — такого я не могла представить в страшном сне. Как бы ни было больно резать по живому, отрывать ребеночка от себя, но скорее всего в конечном итоге я приняла бы решение отдать малышку на волю родным. Большое счастье, что могу сегодня рассуждать об этом в сослагательном наклонении.

Самая большая беда существующих в зонах Домов матери и ребенка — именно психологическая разлука с детьми. Даже если вы видитесь, нет возможности вложить в него все, что хочется. Львиную долю времени воспитания приходится доверять нянькам. А их набирают из числа заключенных, причем не всегда добросовестных. Ну а о том, что творится на душе у матери и ее малыша, не хочет думать даже мой закаленный мозг. Есть комнаты, где мамы постоянно живут с ребенком, как в общежитии. Но их мало, и выделяются они только «отличницам».

Мамы выходят на работу сразу по окончании больничного, через 70 дней после родов. И для свиданий с детьми остается обеденный перерыв, пара часов вечером, в выходной. В общем, в немногое свободное от общественной жизни и режимных мероприятий время. Такие жесткие ограничения мне кажутся неоправданными — прежде всего с точки зрения пользы для ребенка. Даже если мама сама хочет работать (а многие реально нуждаются даже в небольших тюремных зарплатах), полагаю, ей и малышу очень важно остальные часы проводить вместе. Так больше шансов построить и сохранить маленькую семью. А это важнее, чем принять участие в общественных мероприятиях колонии.

Хочу оговориться: такие привилегии, конечно, не должны касаться нерадивых мамаш, которым дети ни к чему, или тех, кто часто и злостно нарушает режим. Но вопрос о привилегиях всегда сложен: кто будет решать, достойна ли их женщина? Тут важен контроль общественности. Может быть, должны принять участие в этом и органы социальной защиты. Мне кажется, хотя я могу ошибаться,— сегодня они с таким контингентом не работают.

Чем сердце успокоится
Времена меняются. Нельзя сказать, что ничего не делается для облегчения участи тюремных рожениц и «деток в клетке». Сейчас, например, сняты ограничения по передачам в женские колонии. Но воспользоваться этим в полном масштабе могут единицы: у большинства просто нет денег.

Беременным и новоиспеченным мамочкам сегодня можно дополнительно передавать необходимые вещи. Ну и, надеюсь, шире распространится эксперимент по совместному проживанию матерей с детьми.

…Если рассуждать чисто теоретически, конечно, рожать в тюрьме не следует. Никому и никогда. Но жизнь, как говорят, богаче планов. И если уж этому чуду (а это всегда чудо, в каких бы условиях и с какими бы людьми оно ни случалось) довелось произойти, думаю, общество и все мы должны попытаться сделать все, чтобы маленький человечек, ГРАЖДАНИН РОССИИ, никогда не вспомнил, что появился на свет и сделал первые шаги за тюремной решеткой, оторванным от мамы.

Все, что я написала,— не попытка вызвать слезы и сочувствие, именно поэтому я постаралась излагать все сухо, без эмоций. Наш мир жестокий, а «тот» — еще жестче. Но насилие в том мире всегда возвращается в наш. Так что, хотя бы из чувства самосохранения, если не принимать во внимание существование у человека милосердия, считаю, что нужно сделать то, что вполне в наших силах. Дети, где бы они ни родились, не должны узнать, что мир может их ненавидеть.