В фильмах режиссера Николая Досталя нет того, к чему приучил зрителя отечественный кинопроцесс последних двух десятилетий: тона судьи, стращающего натурализмом деталей и гнусностью совершенных злодеяний.
Смотрим ли мы фильм, основанный на событиях древней или недавней истории, и тем более — нынешнего времени, мы привыкли включать механизм самосохранения, ожидая обязательного подвоха: мрачной усмешки или шоковой терапии. Современное искусство похоже на подростков, которые рассказывают друг другу страшные истории, соревнуясь в оригинальности и безжалостности. Николай Досталь обладает редким даром, которого лишены многие из его коллег: «указывать на зло, не погружая в него» (как писала Н. Трауберг о Честертоне). Ему удается одновременно выражать абсурд советской и постсоветской эпохи и жалеть человека. И в этом смысле в сегодняшнем кино он, безусловно, наследник тем и традиций русской классической литературы. По словам режиссера, его всегда интересовала судьба «маленького человека», его роль в истории.
Николай Досталь – режиссер фильма «Петя по дороге в Царствие Небесное»
Досталь, сыгравший самого ироничного и бойкого паренька в компании друзей в фильме Михаила Калика «До свидания, мальчики!» (1964), долгое время учился будущей профессии на практике. Он выбрал ее в память об отце, погибшем на съемках своей картины. Коля Досталь пробует себя в качестве актера, потом работает ассистентом режиссера на Мосфильме, в 1971 году оканчивает факультет журналистики МГУ, а в 1981 – Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Юношеский опыт работы с Каликом и композитором Микаэлом Таривердиевым, возможно, отразится, в стилистике и его собственных работ. Часто режиссер будет использовать музыкальный материал как ключ к кинематографическому образу. |
Очевидно, что новая картина Досталя «Петя по дороге в царствие небесное», получившая Золотого Георгия на 31 Московском кинофестивале, рифмуется с его самой известной и, может быть, лучшей лентой «Облако-рай», снятой в 1990 году. Тогда ее автор сделал почти невозможное: определил формулу духовного состояния общества, прожившего семь десятилетий в рабстве, передал ощущение жизни как летаргического сна и мучительную попытку пробуждения. Составляющие этой формулы: смесь растерянности и неизвестной жажды, страха перед действием и мечты о поступке.
Своим фильмом «Облако-рай» с незатейливым сюжетом Досталь объяснил нам про нас такое, что мы только смутно чувствовали и не могли осознать, с чем мы жили, и к чему привыкли как к затаенной зубной боли. Новелла о том, как славный и открытый парень Коля взбудоражил родной поселок байкой о своем внезапной отъезде на Дальний Восток, и как она превратилась в символ общей надежды на землю обетованную, ошеломляла образом финала.
В последних кадрах история делала резкий скачок – из бытового фарса в лирическую притчу, из анекдота – в разговор о жизни и смерти. Пустой вечерний автобус, к которому подталкивают друзья и соседи запутавшегося героя, их глаза, смотрящие на него с какой-то отчаянной надеждой и взгляд Коли, не верящего в реальность происходящего, молчаливый шофер, включивший мотор и увозящий единственного пассажира в никуда. А за автобусом мчится белобрысый мальчишка на велосипеде, быстро догоняет его, но вскоре отстает. И вырвавшаяся, как птица из клетки, песня, звучащая под гитару: «На небе облако-рай, пойди его угадай… Найти, узнать и понять невозможно. Какого цвета и где, скажи, пожалуйста, мне. Скорей, ты там, где сыскать невозможно…» |
Тоска по небесному, которая прорывалась сквозь изображение и словно воплотилась в этих незамысловатых стихах и задушевной мелодии (автор песни – исполнитель роли Коли – Андрей Жигалов), была непонятна и чужда отечественному кинематографическому контексту 90-х. Простота и гармония в российском кино первого постсоветского десятилетия считались дурным тоном. Тем не менее, в начале 90-х «Облако-рай» был высоко оценен критикой и фестивальной публикой, получив на I «Кинотавре» награду за «разрушение барьера между фильмами для избранных и кино для всех», но до широкого зрителя так и не дошел в силу отсутствия системы отечественного кинопроката.
Впоследствии Досталь создаст продолжение истории Коли, сделает многосерийный телефильм «Завещание Ленина» по прозе Шаламова и вызвавший огромный резонанс честный и человечный «Штрафбат» — один из первых сериалов, сделанных как настоящее кино. Работа «Петя по дороге в Царствие Небесное» появилась в конкурсной программе 31 МКФ рядом с «Чудом» А. Прошкина и «Палатой № 6» К.Шахназарова.
Кадр из фильма «Штрафбат», реж. Н.Досталь
Отрадно и удивительно, что жюри присудило высшую награду самой деликатной и скромной картине, оказавшейся тут же в центре пристального общественного внимания. Этот камерный фильм никак не сочетается с тем шумным успехом, вдруг свалившемся на него или посланным как испытание.
Выбор столь необычного, прямолинейного и, казалось бы, обязывающего ко многому названия связан с литературным первоисточником: режиссер взял за основу одноименную повесть питерского писателя Михаила Кураева. И как в случае с лентой «Облако-рай» Досталь выстраивает драматургию сквозь образ центрального героя – его Петя в чем-то похож на Колю, а в чем-то противоположен ему. И тот, и другой отсылает к одному сказочному прототипу – Иванушке-Дурачку, с которым вечно что-то случается. Поведение обоих вводит в фабулу игровую ситуацию: умственно отсталый Петя всерьез играет роль автоинспектора, а Коля сочиняет небылицу и, увлекаясь игрой, не может остановиться. Первый уже давно идет по тому пути, о котором сообщает название последней картины Н.Досталя, а другой – только догадывается о его существовании.
Кадр из фильма Н.Досталя «Петя по дороге в Царствие Небесное»
Сюжет книги и фильма основан на реальных событиях – воспоминаниях автора повести. Поэтому время и место четко определены: зима 53 года. Съемки проходили в Заполярье, неподалеку от Кандалакши. Именно там когда-то жил мальчик Миша Кураев, папа которого работал начальником строительства уникальной подземной электростанции. Среди жителей их поселка был смирный, не совсем здоровый юноша, вообразивший себя дорожным инспектором, и все окружающие относились к нему с большой заботой и вниманием. В местном милицейском участке ему даже выдали форменную фуражку и портупею с деревянным наганом в кобуре. Как дети, которые любят копировать жизнь взрослых, он подражал тому, что видел вокруг. И однажды, пустившись на лыжах в погоню за беглым заключенным, трагически погиб.
Выпускник Щукинского училища, дебютант Егор Павлов, играющий Петю, не подчеркивает его болезнь, тут же располагая зрителя к этому высокому доброму симпатичному парню с ясными глазами, который, опустив голову, широким шагом меряет снежную равнину, пересеченную рельсами железной дороги. Да, он большой ребенок, которому трудно и даже опасно во взрослом мире: за ним нужен глаз да глаз. В этом верзиле с покорной походкой есть настоящая чистота и чуткость: его реакции заставляют нас порой стыдиться самих себя, открывая мир таким, каким он был дан нам в детстве – цельным и простым. Интеллигентный Егор Павлов, любящий фильмы Шукшина и недавно ставший актером театра Юрия Погребничко, идеально подходит на роль героя этой истории.
Парадокс, не дающий покоя некоторым критикам, упрекающим картину в сентиментальности и искусственности: здесь почти нет резко отрицательных героев, кроме одного – гэбиста в исполнении Романа Мадянова, портрет которого пародиен, утрирован, мгновенно узнаваем. Впрочем, до самого конца фильма от него таки ждешь козней в отношении Пети. Просто потому, что ждать-то их больше не от кого. Ведь все – от сердобольной кухарки до хищной красавицы в медицинском халате – оберегают его, разговаривают с ним, как с равным, не давая почувствовать себя ущемленным. Только подростки недоумевают, почему взрослые так нянчатся с этим чудиком. Им невдомек, что присутствие кроткого Пети делает жизнь этого захолустья теплее, смягчая сердца. Вот ответ на кажущееся противоречие: почему советские люди, живущие при террористическом режиме, показаны такими добрыми? Такие, как Петя, живущие рядом, учат нас любить. И, конечно, не случайны ассоциации с «Идиотом» Достоевского, возникающие у зрителей. Помогая беременной девушке найти попутную машину, Петя наставляет водителя: «Помните, что у Вас в кузове женщина с живым человеком в животе».
Режиссер намечает множество сюжетных линий, намекая на будущие коллизии и возможности взаимоотношений между персонажами. Эти эпизоды разработаны аккуратно и интересно, точно и ярко сыграны актерами, но в финале все нити обрываются, остаётся только одна. Незаконченность драматургической конструкции, – пожалуй, главный недостаток фильма. Вместе с тем в последней сцене мы смутно догадываемся, что вся эта галерея колоритных типов – детали среды, элементы фона для главной фигуры. Кажется, все они одновременно нужны и не нужны, точнее важны ровно настолько, насколько им дано места в картине.
Объясняя, почему он так часто снимает провинцию, Досталь отвечал, что «в российской глубинке всё проще и чище». С другой стороны, там отчетливее абсурд и пороки советского образа жизни: «маленький город испещрен соблазнами, фальшивыми поступками и привилегиями». Те, кто там живет, выглядят персонажами какой-то «странной драмы» – причем, Досталь не придает ей зловещий оттенок, организуя «пьесу» в тональности трагикомедии. И образ лагеря, окруженного колючей проволокой, только что сданного под ключ, и открытие строительства подземной электростанции, и быт Пети и его матери (например, реакция старухи на смерть Сталина) – всё пронизано чувством юмора, действующим как защитный механизм в самых невыносимых обстоятельствах. Эта «драма» превращается в настоящее в тот самый миг, когда Петя скатывается кубарем с холма, сраженный шальной пулей, не успевая понять, что произошло. И тут же вступает музыкальная тема Алексея Щелыгина, снимающая пафос, мелодия, которая одновременно отстраняет событие и подчеркивает его значение. Вместо скорбной интонации в ней звучит самоирония, веселость и светлая грусть. Кажется, спустя почти двадцать лет маршрут автобуса, уносящего героя раннего фильма Досталя в метафизическое далёко, был точно определен.
Наталья БАЛАНДИНА