«Мы тут жизнь живем»

Ворота открываются, перед глазами – огромный сказочный терем. Навстречу идет 16-летний Яша. Раньше, после детского дома, он только бился головой о стенку, сейчас в свободное время переписывает Псалтирь. С лупой. Ему это очень нравится.

– Как дела, Яша?

– Дела у вас. А мы тут жизнь живем.

«Мы всегда вместе. У наших детей каждый вечер футбол, каждую неделю они ставят спектакль. Почти в каждой квартире есть музыкальные инструменты, дети учатся музыке. Я всегда знаю, где находятся, с кем общаются, во что играют мои дети. Я их могу спокойно отпускать – они не потеряются, их не обидят. Мы так рады и так благодарны! Здесь хорошо и нам, и детям», – рассказывает приемная мама Наталия Витальевна Колесникова.

Наталия Колесникова и Сергей Тациенко уже обустроились. Пока детей нет дома, рассматриваем новенькие комнатки. Дом внутри и снаружи бревенчатый, свежий, вкусно пахнущий.

Наталия Витальевна – коррекционный педагог. 15 лет она работала в психоневрологическом интернате и была старшей сестрой сестричества. Когда 10 лет назад священник обратился к сестрам с просьбой взять под опеку двух мальчишек, которые остались без родителей, сердце у нее екнуло. У них с мужем дети уже подросли. А силы еще остались. Взяв двух мальчишек, «молодые родители» не планировали больше расширять семью. Но продолжали помогать сиротам.

Однажды Наталии Витальевне пришлось лечь в больницу с семимесячной Дашей. Ее родная мама, тоже Наташа, была юна и страдала от наркотической зависимости, поэтому не могла оставаться в больнице с дочкой. Потом Наталия Витальевна пригласила их к себе домой погостить и… стала мамой для обеих.

При всей тяжести своей зависимости Наташа не могла оставить маленькую Дашеньку: «Мама! Я никогда никому не оставляла Дашу! Она мое спасение. Только она не дает мне погибнуть!»

«Оставайся у нас!» – сказали Наталия Витальевна и Сергей Павлович. – «Оставайся вместе с Дашей. Но только сначала – реабилитация».

Теперь у Даши есть мама Наташа, которая часто уезжает, потому что ищет свое место в жизни. И мама Наташа, которая, вообще-то, ей бабушка. Но Даша точно знает, что Наташа-бабушка ей тоже мама.

Наташа проходит реабилитацию, а ее место в доме у Наталии Витальевны всегда свободно: «Это место для Даши и ее мамы Наташи». Уютное. Домашнее. Она точно сюда вернется.

Тут действительно живут жизнь.

«Я ходить не буду. Буду молиться за всех»

Красавица Инна, наоборот, планирует уехать из центра. Она хочет после совершеннолетия жить в скиту. Сестры-монахини будут ухаживать за ней. Инна часто говорит: «Я наверняка не буду ходить. Мне Бог не даст. Моя функция – молиться за всех». У Инны тяжелая форма ДЦП. Она не может сама даже пересесть в коляску.

Инна давно живет в центре «Умиление». Ее приемная мама Олеся переехала в Вырицу специально, чтобы ухаживать за ней:

«Когда мы познакомились с Инной, мы друг другу страшно не понравились. Она так злобно на меня посмотрела, что я подумала: «Чудовище какое-то!» Ей активно искали опекуна, а я активно не хотела им становиться. Она – лежачая, тяжелая, а у меня грыжа, мне не справиться, – думала я.

Да и Инка не хотела меня принимать: «Ты старая, а мне нужна молодая! Я тебя ни за что мамой называть не буду». Она вообще привыкла, что все вокруг нее должны прыгать и выполнять желания.

Я, в общем, тоже ощущала себя довольно пожилой, мне было около 40. Мужа не было, и я была уверена, что никогда не будет. У меня был сложный период в жизни: я потеряла работу, которой посвятила несколько лет. Была руководителем издательского дома, буквально за один день учредитель забрал у меня всю документацию, и я оказалась ненужной. Казалось, все рухнуло.

Это было в мае. А 1 июня отец Феодосий (организатор центра «Умиление». – Прим.ред.) позвал меня к Инне. Сама я бы не справилась – Инну нужно поднимать, переворачивать, сажать в коляску, но он попросил своего друга Игоря мне помогать».

В старом доме Олесе с Инной отец Феодосий выделил для жизни свой кабинет: других свободных помещений тогда не было. Зато в новом доме им досталась квартира, «спроектированная специально для колясочника».

«Смотрите, как удобно заехать в ванную и развернуть коляску к подъемнику! Здесь специально сделали широкий балкон, на котором Инна может гулять в плохую погоду», – Олеся рассказывает об этом так, что становится понятно, он прошла через все трудности быта колясочника.

В эту квартиру Игорь и Олеся уже въехали супругами. Неожиданно Олеся стала и мамой, и женой. Поскольку Игорь сразу стал для Инны «папой», то и Олесю она начала называть «мамой».

Теперь Инна с трудом отпускает от себя Олесю. «Дай я тебя поцелую», – десятый раз за день тянет ее к себе. Дистанционная школа, занятия с логопедом, пение – речь Инны стала за это время складной и понятной, характер – мягким, уравновешенным. У нее есть подружки-волонтеры, которые приезжают просто поболтать и повозить Инну по Вырице. Но больше всего ей нравятся танцы на коляске. Даже в скованном церебральным параличом теле видны ее пластика и грация.

«У каждого ребенка должны быть мама и папа»

Отец Феодосий Амбарцумов был и остается двигателем этого проекта. У него вместе с матушкой Надеждой 14 приемных детей. На крылечко, куда матушка вышла поговорить, следом выбегают девочки.

«Мама, а ты про меня расскажешь?» – наперебой спрашивают девчонки, стайкой сопровождая нас во дворе. «Какие у вас красивые волосы!» – перебирает пальчиками мои волосы Тоня.

Раздается густое красивое фольклорное пение. «Это наша Оля качается на качелях», – говорит матушка. Оля будто испытывает всю мощь своего голоса.

«У нас была и остается большая волонтерская группа, которая ходила по детским домам. Мы проводили занятия, праздники и уезжали. Хорошо быть волонтером: провел праздник и уехал. Я никогда не собиралась становиться опекуном. Но однажды мы приехали в детский дом, где нам рассказали про новенькую девочку: «Вот ее точно никто никогда не возьмет в семью». И стало так страшно за ее обреченность! Она и правда была похожа на Маугли».

Анечка в восемь лет знала три матерных слова и любила обрывать у всех, кто брал ее на руки, серьги и цепочки. У Ани была сенсорно-моторная алалия, и на комиссии от испуга она стала бросаться и кусаться. Вердикт комиссии: «психиатрическая больница».

Но Надя не могла допустить этого. Она оформила опеку и забрала Аню. Почти сразу Надежда забрала и слабовидящую Яну. «Обе девочки были тяжелые, с особенностями развития, их ни на минуту нельзя было оставить одних. В какой-то момент я поняла, что просто днем нужно быть с ними, а ночью заниматься домашними делами: готовить, стирать, убирать».

В какой-то момент у Надежды стали опускаться руки: «Сначала казалось, они вот-вот должны начать развиваться. А они не развиваются, и проблемы не уходят. Каждый новый врач выдает все более мрачные прогнозы.

От уныния меня спасла третья девочка – Геля. Про нее и сейчас говорят, что она «лечит души». Когда Геля появилась у нас, стало как-то не до уныния, не до сомнений, жизнь закрутилась с новой силой. Я перестала сосредотачиваться на проблемах. И они стали сами собой решаться». Через три года, в 11 лет, Аня заговорила.

У Надежды было уже 4 дочки, когда они встретились с будущим отцом Феодосием. Постепенно их семья разрослась до 14 детей: «Артема мы не могли не взять. Когда о нем стали рассказывать другие дети, я поняла, что его обижают всегда и везде: в школе, в лагере, в детском доме. Если у него не будет защиты, над ним так и будут издеваться».

– Вы для себя как-то ограничили количество ваших детей? Больше четырнадцати не возьмем, например.

– Я и после двух думала, что больше никого не возьму. И каждый раз так говорю: «Больше не возьмем». Но появляется человек со своей судьбой. И становится невозможно пройти мимо.

Изначально мы хотели открыть частный детский дом. Но постепенно пришли к уверенности, что детям нужны не воспитатели. Даже если это очень хорошие, любящие, православные воспитатели, они отработали смену и ушли. А детям нужен значимый взрослый. Нужно кого-то называть «мамой» и «папой».

Хотя идею детского дома до конца мы не отвергли. Но мне видится он, скорее, как центр знакомства с будущими родителями. Приехать в детский дом, свободно пообщаться с ребенком не каждый взрослый может. Не та обстановка. А вот бывая у нас, многие говорили, что, глядя на наших детей, и они таких же взяли бы под опеку. Но своих мы, конечно, уже никому не отдадим! А сделать такой центр, в котором дети и взрослые чувствовали бы себя свободно и могли бы находить друг друга, мы хотели бы. Может, еще удастся. С Божьей помощью.