От редакции. В современной России немало тяжких проблем: нищета, демографическая ситуация, экономическая отсталость. Но, наверное, самая кровоточащая наша рана – сиротство. Вот лишь несколько цифр. Число детей в России сократилось за последние 15 лет на 11 миллионов человек. В то же самое время количество детей-сирот возрастало у нас на 15-20 тысяч человек в год и составило к 2007 году 750 тысяч. Примерно 200 тысяч из этих детей постоянно живут в различных детских учреждениях. Каждый год выявляется более 120 тысяч новых детей, оставшихся без попечения родителей. Кроме того, примерно 200 тысяч детей, официально признанных «детьми-инвалидами», постоянно живут в специальных (коррекционных) школах-интернатах органов образования и в детских домах-интернатах (ДДИ) органов социальной защиты. Примерно 300 тысяч детей-инвалидов вообще не получают образования. Наиболее трагична судьба 29 тысяч детей-инвалидов – воспитанников социальных ДДИ, пребывание в которых сродни пожизненному заключению, поскольку те, кто дожил до совершеннолетия, помещаются во взрослые психоневрологические интернаты (ПНИ) уже навсегда.
Ежегодно от домашнего насилия гибнут по данным МВД 2500 детей, 2800 несовершеннолетних кончают с собой, причем основной причиной этих трагедий является насилие дома или в школе. Еще 15-20 тысяч подростков ежегодно оказывается за решеткой. Со времен ГУЛАГа Россия сохраняет мировое первенство по числу детей, находящихся в заключении.
Кажется, достаточно, чтобы остановится и спросить – что может ожидать нас в ближайшем будущем, если эту тенденцию не остановить? Естественное желание глубже понять, что с нами происходит, поговорить обо всем этом с человеком, знающим проблему изнутри, и стало импульсом, породившим нижеследующего интервью.
Разговор с Николаем БЕЛОНОГОВЫМ, одним из создателей и руководителей Центра Творческого Развития «стАРТ» в городе Яхрома, в котором отогревают и учат детей-сирот Московской области, мы начали с перипетий его повседневной работы, но скоро речь зашла о гораздо более широких проблемах. По существу, Николай развернул целый проект, охватывающий все пласты общества и направленный на кардинальное решение социальных проблем в стране.
* * *
«Нам просто дана небольшая отсрочка приговора»
РЖ: Николай, Вы говорите, что ребенок должен жить в семье, что само понятие «детдомовский ребенок» – вопиющее, противоестественное и что детских домов быть не должно в принципе. Но ведь и власть наша сегодня нечто подобное говорит. Обещает, что детских домов у нас скоро не останется. Вы в это верите?
Николай Белоногов: Очень непростой вопрос. В то, что на высшем уровне есть искреннее желание проблему решить, я верю. Но понимаете, мы ведь в России, всегда живем благими намерениями, все время идем к светлому будущему, а настоящее, тем временем, становится все чудовищней. Все благие пожелания вязнут в колесах бюрократической машины.
РЖ: Система не желает меняться?
Н. Б.: Конечно. При том еще и дико сопротивляется. Президент, допустим, понимая катастрофичность ситуации, да еще и заботясь о международное реноме страны, которое подобная ситуация создает, призывает: давайте, наконец, решать проблему, перепрофилировать детские дома в «Центры по усыновлению» и т.д. В думских комитетах начинают с энтузиазмом строчить закон. И что же? Это длится бесконечно, и когда, наконец, после очередного рявканья сверху закон готов, все изначальные предложения оказываются перевернуты в нем с ног на голову, перекрыты все выходы. Так случилось с законом о патронате, который практически патронат убил.
РЖ: Это, извините за исторические аллюзии, «глупость или измена»?
Н. Б.: Это система. И она отчаянно не желает меняться. На всех уровнях блокируют всякую инициативу – и снизу и сверху. В думских комитетах заседает системное лобби, а министерства и ведомства остаются при этом преспокойны и бесконтрольны: сами пишут себе законы, сами себя проверяют, сами перед собой отчитываются. И всё остается замечательным, как всегда. Правда, детских домов в некоторых регионах уже катастрофически не хватает от наплыва всё новых сирот.
РЖ: И что же, никакой надежды на изменения?
Н. Б.: Почему же? Жизнь – это движение. Отсутствие изменений есть констатация смерти. Изменения произойдут, так или иначе. Вопрос – каким путем? Либо система окончательно закостенеет, и как это у нас в России случается, будет взорвана изнутри, либо найдет в себе силы меняться эволюционным путем.
РЖ: А какие-то живые элементы внутри самой системы есть?
Н. Б.: Конечно. Только на живых элементах она и может держаться. Другое дело, что каждый ее живой элемент вынужден тащить на себя чудовищный костяк системы. Что такое хороший детский дом? Это, прежде всего, хороший директор – личность, человек на своем месте. И таких не так мало. Но им приходится работать скорее вопреки, преодолевая общий вектор системы личным, на самом деле, подвигом. Они тащат на себе всю систему как свой, прямо скажем, крест. И все тысячи бюрократов, которые их душат, на них же и едут. Но так, в сущности, было всегда, от начала века…
РЖ: То есть «магистральный вектор» движения системы не верен?
Н. Б.: Да. Человек как таковой, вот этот ребенок-сирота ее совершенно не интересует. Ее интересует лишь собственное выживание. А дети – топливо, на котором она работает. И знаете, что сегодня происходит? Выпускники детских домов, вот эти выросшие сироты, сегодня рожают своих детей, и этих детей снова отправляют в ту же систему. Они ведь ничего другого не знают. Это для них единственная модель жизни. То есть, система дошла до какой-то точки своего развития и начала воспроизводить сама себя! А ведь государство тратит на ее функционирование гигантские деньги, до 60 тысяч рублей ежемесячно на каждого ребенка. И огромному количеству чиновников выгодно, что бы она работала. И это только верхушка айсберга. Только самый яркий симптом, тревожная кнопка…
РЖ: А что же в глубине?
Н. Б.: Понимаете, тут все настолько символично, это же наша история… Система детдомов – ровесница советского государства. Первые ее насельники – те самые беспризорники, дети еще Первой мировой войны. Потом сюда влились дети Гражданской войны, следом – дети «врагов народа». Система росла вместе со страной, отражая все этапы, всю без прикрас ее правду. Это такое ясное зеркало того, что мы сотворили со своей страной… И вот результаты: всего 10% выпускников системы детдомов-интернатов более-менее социализируются, остальные опускаются на дно, пополняют притоны, криминальные группы, тюрьмы.
РЖ: В нашем обществе в целом такое отношение к детдомовским детям, как к бандитам и складывается…
Н. Б.: Ну да: «дети алкоголиков», «плохая наследственность»… Очень живучий и распространенный миф и очень коварный. Потому что, во-первых, очень похож на правду. Но правда эта очень удобная, не так ли? «Ну что вы хотите, они же бандиты!» И это очень удобно, причем сразу всем: и работникам системы, и обществу. А по сути, мы просто отворачиваемся от этих детей. А потом смотрим по сторонам и думаем – что-то не так с нашей реальностью…
РЖ: В нацистской Германии сумасшедших, инвалидов умерщвляли реально. Мы это делаем, как сказал бы Венечка Ерофеев, «идеально», в уме…
Н. Б.: Но параллели напрашиваются. Да и не так уж «идеально», на самом деле. Хотите антиутопию из нашей сегодняшней реальности? Государство, как вы, может быть, знаете, обязывает себя выделять сиротам, выходящим из детдома квартиры. И, конечно, отчасти свой закон выполняет. На какой-то процент ответственности какой-то процент квартир все-таки выделяет. И эта недвижимость тут же, естественно, становится предметом бизнеса (тоже, конечно, отчасти). Работает схема примерно так: ребенку ставится диагноз, он, по выходе из детдома отправляется не на свободу, а в психоневрологический интернат, а полагающаяся ему квартира остается в ведении системы. А ребенок обрекается на пожизненное заключение. Такой вот теневой бизнес. И это только одна грань. Там много вопросов. Почему, например, эти дети в «психушках» доживают лет до тридцати, не больше? Есть и вовсе жуткие сигналы, но говорить об этом невозможно, все слишком глубоко запрятано…
РЖ: Ввергает в полное уныние все, что вы говорите…
Н. Б.: Правда, объективно, в том, что поголовное отставание в умственном и нравственном развитии этих детей – прямое следствие недостатка внимания и любви. Дети эти никому не нужны, это «в уме», а в реальности – поголовный аутизм. Потом они выходят «на свободу», и здесь тоже никому не нужны. При том, что и сами совершенно инфантильны, к жизни неприспособленны. Им все детство еду подавали из окошка. Подъем, отбой по звонку – и это практически все их знание о жизни. Не удивительно, что, попадая в самостоятельную жизнь, они сразу идут ко дну. Кстати, те 10%, которые в жизни как-то устраиваются, в подавляющем большинстве – девочки, мальчиков – единицы. Для них прямая дорога в тюрьму, откуда они выходят уже сформировавшимся уголовниками. И милиции повесить «висяк» на детдомовского – милое дело, за него никто не вступится. И для преступного мира детдомовские – лучший материал: бери и лепи что хочешь, по своему образу и подобию…
Раздача бесплатного обеда в Петрограде
А по сути мы смотрим в ясное зеркало нашего общества. И если собрать все доступные цифры, сложить все, что мы знаем (а статистика, надо сказать, почти не доступна), то окажется, что из 28 млн. детей в России, около 2 млн. находится на грани угрозы жизни и здоровью. То есть, около 10% наших детей, что примерно соответствует общему уровню люмпен-среды (т.е. людей, находящихся за гранью трезвого разума и нищеты), которых по оценкам социологов у нас те же 10-15%. Ничего подобного не было ни после Первой, ни после Второй мировых войн. Причем, надо понимать, что 90% сегодняшних сирот – это так называемые «социальные сироты», т.е. дети, родители которых живы, но либо отказались от своего ребенка, либо были лишены родительских прав. И это не война, не землетрясение, это «нравственный тренд». Нам наплевать не только на своих соседей, но и на членов своей семьи – вот о чем все это говорит… И это – наше общество: духовная яма (то, что осталось, когда «пламенный мотор вынули»). И все о чем мы говорим – лишь самый отчаянный симптом. И все мы ходим над этой ямой, совершенно не думая, что в один не очень прекрасный момент все наше сияющее благообразие, все это единство «партии и народа», которое мы так старательно симулируем, может в нее рухнуть…
РЖ: Солженицын, описывая сталинскую реальность, говорил, что страна жила в двух измерениях: бравурные марши днем и черные воронки ночью…
Н. Б.: И ничего по сути не изменилось. Мы так и продолжаем жить в двух параллельных мирах. И вся эта система, о которой мы говорим, со всеми ее детскими психушками и прочими прелестями – это, на самом деле, тот же архипелаг ГУЛАГ, только более изощренный, насельниками которого стали сегодня уже не взрослые, а дети. И даже те же самые «тройки» продолжают существовать. Правда, теперь это уже не полевые суды, как раньше, а медкомиссии. Но, по сути – тоже абсолютное беззаконие. Когда детям без всяких оснований ставят диагноз – абсолютно липовый в подавляющем большинстве случаев, лишая их тем самым права на образование, на имущество, на жизнь, в конце концов – отправляя «по этапу» в психушку… А там уже начинаются другие круги ада, потому что система психоневрологических диспансеров – отдельная история в глубину (и еще ждущая, наверное, своего Солженицына). И практика эта повсеместна и, естественно, абсолютна антиконституционна. Но попробуйте что-то с этим сделать!
И теперь попробуем осмыслить все это и заглянуть лет на 10 вперед. Увидим эту армию выброшенных молодых людей – асоциальных, не получивших никаких нравственных оснований, ничем не обязанных этому обществу. И бок о бок с ними «армию мертвых», не доживших до 30-и, и всю ее темную энергетику. И все это на фоне стремительно люпменизирующихся городских низов, спившейся деревни, героиновой наркомании, поразившей молодежь. И это окажется уже не яма, а настоящая мина под обществом, с часовым механизмом, который все тикает, с каждой секундой приближая социальный взрыв…
РЖ: И никто как будто не желает ничего замечать…
Н. Б.: Замечать это – слишком некомфортно, я бы сказал. Человеку страшно увидеть себя таким, как он есть. Поэтому и «меня это не касается», «сами виноваты» – большее, на что мы способны. И 80% людей живет так, будто собирается жить вечно. Нам кажется, если сегодня так – так будет всегда. Но это иллюзия, так будет не всегда… Мы же практически единственная страна в мире, где подобная система вообще существует. В Европе очереди выстраиваются за каждым оставшимся без родителей ребенком. В Азии детский дом – понятие вообще немыслимое! Кажется, только где-то в Африке, где уже 50 лет идет гражданская война, что-то такое есть. И сегодня, думается, нам просто дано некоторое время на осмысление. Просто Бог, молча указывая на эти 2 млн. погибающих душ, как на квинтэссенцию наших вековых «свершений», ждет, что мы, может быть, еще придем в себя, что что-то вдруг еще повернется. И все последние двадцать лет, за которые мы так много о себе узнали – это все время Его терпеливого ожидания, просто небольшая отсрочка приговора.
Беседовал Владимир МОЖЕГОВ
