Одна из главных обязанностей христианина – посещение заключенных в тюрьмах но, как правило, этим занимаются в основном священники. В дореволюционной России тюремные священники, диаконы и псаломщики в соответствии с положениями Закона Российской Империи от 15 июня 1887 года относились к аппарату управления тюрем, а по должностному окладу приравнивались к начальнику тюрьмы. В современной же России это служение строится на добровольных началах и дополнительно к основным обязанностям.
Сейчас ведется много споров о том, нужно ли возрождать дореволюционную традицию и не повредит ли официальный статус священника тюремному служению. Что такое современное тюремное служение – добровольная миссия или работа, за которую необходимо платить деньги как за любую другую работу. Мы уже писали на эту тему. На этот раз мы обратились с вопросами к двум священникам, уже много лет осуществляющим тюремное служение – иеромонаху Макарию (Маркишу) и о. Леониду Сафронову.
о. Макарий (Маркиш) – в настоящее время иеромонах Свято-Введенского монастыря города Иванова. Сын писателя и переводчика Симона (Шимона) Перецовича Маркиша (1931-2003) и внук известного еврейского писателя и поэта Переца Маркиша (1895-1952). В перестроечные годы жил и работал в США, там же принял православие и закончил Джорданвилльскую Свято-Троицкую духовную семинарию. Бакалавр богословия. После бомбардировки Сербии США и НАТО, уехал в Россию, где в 2002 году его рукоположили в диаконы, потом в священники. Около восьми лет занимается служением в тюрьмах Ивановской области. Сторонник концепции тюрем одиночного заключения.
Как убить верблюда не отцеживая комара
Сидел один товарищ…
-Отец Макарий, какую задачу вы ставите перед собой, занимаясь тюремным служением?
– За несколько дней до начала прошлогодних Рождественских чтений президент Медведев в Вологде выступил с идеей внести изменения в исправительно-трудовую систему, признав ее неэффективной. Слова президента совпали с моим опытом и опытом тех офицеров, с которыми приходилось взаимодействовать. В 2009 году на Рождественских чтениях инициативной группой было создано обращение, в котором говорилось о том, как мы, священники служим в зонах: комаров отцеживаем, а верблюдов совершенно не замечаем, а нужно уничтожить как раз верблюдов, то есть тюремный этос…
-И каким образом это сделать?
– Современная исправительная система никого не исправляет, а только осуществляет возмездие: сделал плохо, получай лишение свободы, а тюрьма мстит обществу за то, что мы ее создали. Необходимо создать условия, при которых заключенный не смог контактировать с другими заключенными, а это возможно при раздельном содержании заключенных. Эта мысль принадлежит Бенджамину Бентаму. В Англии, и в Америке были тюрьмы с раздельным содержанием, но они больше напоминали тюрьмы одиночного заключения, и стали неудачной попыткой для того времени. В наше время, благодаря прогрессу техники и сдвигам в сознании общества, этот эксперимент должен пройти удачно. К заключенному в зависимости от вероисповедания, будет приходить священник, мулла, раввин или просто психолог, социальный работник, ему будет доступен компьютер, телевизор, радио и книги, просто его жизнь в тюрьме будет регулировать не тюремная субкультура, а гражданское общество.
-И какова дальнейшая судьба этого обращения?
-Я надеюсь, материал пошел в законодательную систему через протоиерея Димитрия Смирнова.
Между тюрьмой и волей – война
– Если священник станет штатным сотрудником ФСИН, не снизит ли это доверие к священнослужителям со стороны заключенных?
– Этот тезис звучит также глупо, как – нельзя встраивать врача в больничную систему, потому что больные будут ему не доверять, потому что он плохо лечит. В нынешней тюремной цивилизации сложилась ситуация, когда заключенные и весь остальной мир – это два враждебных лагеря, а духовенство оказывается парламентерами с белыми флагами. Это абсурд, и эту систему нужно сломать и уничтожить и тогда священник естественным образом встраивается в новую систему. Священников нужно встраивать и при существующей системе и если в 2010 году появится возможность принять на работу в УФСИН определенное количество духовных лиц, это было бы очень хорошо.
-Как заключенные отнесутся к тому, что священник будет получать заработную плату?
-Вы можете найти хоть один аргумент, чтобы священник не получал зарплату?! Заключенный, который противопоставляет себя обществу и престает ходить к священнику из-за того, что «поп получает деньги от ЭТИХ САМЫХ», делает хуже только для самого себя. Чем скорее мы сможем уничтожить такой взгляд не только на священников, но и на взаимоотношения заключенных и общества, тем будет лучше для всех нас. Зло, которое коренится в этой системе, пытается найти оправдание для противоборства тюремному служению священника. Самое главное, что своим присутствием в тюрьме священник будет способствовать ломке тюремной цивилизации.
А если Троцкий воскреснет…
– Какое отношение заключенных к священнику на зоне?
-Такое же, как и среди остального населения. Священник на зоне остается таким же, какой он с прихожанами на воле, и это очень важно, потому что заключенные в первую очередь должны ощущать себя людьми, а не враждебным лагерем по отношению к обществу. Церковь одинакова для всех: для заключенных, свободных, рабов и хозяев, богатых и бедных и если священник не добивается этого равенства, значит, он делает что-то неправильно. Если священник на зоне превращается в соучастника, почтальона, проносит какие-то предметы, или доносит руководству на заключенных, тогда ему просто не нужно быть священником.
-Сейчас священник на зоне приравнен сейчас к простому посетителю, а если завтра на смену одного начальника придет другой, сможет ли он запретить посещать священнику зону?
– А что будет, если завтра меня самого посадят в тюрьму, вернется советская власть или Троцкий воскреснет из мертвых?! Это остатки советской паранойи. Сегодня существует исполнительно-трудовая система, церковь, общество и криминальный мир и вот в этом четырехугольнике мы вращаемся. За эти восемь лет, что я служу на зоне, я не видел ни одного косого взгляда со стороны администрации, ни одного случая усомниться в своей нужности там, а рассуждать о том, что будет завтра, непродуктивно.
-Приходилось ли вам выступать заступником за осужденных перед администрацией?
-У меня были такие случаи в бараке усиленного режима и в карцере. В лечебной зоне я решал вопросы с врачом, другими специалистами и не в форме ложного правозащитного пафоса, а в форме сотрудничества и понимания с той и другой стороны. Это происходит так: я прихожу в камеру, выслушаю жалобы заключенного, потом подхожу к соответствующему офицеру, задаю ему вопросы от себя и от имени заключенного, и получаю ответы. За время тюремного служения я не сталкивался с плохим отношением к себе, начиная от начальника колонии, сержантов внутренней службы и заканчивая конвоирами. Я помогал им, а они мне.
-Почему тогда в обществе существует устойчивое мнение, что современное тюремное руководство – это те же преступники, только в погонах?
-Как сказал Владимир Соловьев, царство Божье на земле недостижимо, но наша задача не превратить жизнь в ад. Зло и лицемерие есть и среди работников тюремной системы, и среди священнослужителей, и среди заключенных. Но вместо того, чтобы уничтожить это зло, тюрьма его только раздувает. Каждый человек, попадая в тюрьму, попадают в среду усиленного зла, и если мне с помощью Божьей удавалось миновать последствия этой системы, я не удивлюсь, что в других местах существует процветающее злоупотребление. А тюремная субкультура – это источник этого зла.
Тюремную субкультуру можно уничтожить за несколько лет
-Своим служением вы можете уничтожить тюремную субкультуру?
– Я один ничего не изменю, но если, кроме меня еще тысячи священников пойдут в тюрьмы, к администрациям колоний, в законодательные собрания, Госдуму, будут участвовать в комиссиях, круглых столах, тогда в течение нескольких лет могут быть приняты решения, которые приведут к решающей победе над тюремной субкультурой.
-Можно ли научить тюремную паству относиться к опущенным по – христиански?
-Кастовую систему нужно уничтожать, по-христиански или другим способом, а не выстраивать с ней отношения, но в этой борьбе победить очень трудно, потому что кастовость – это замкнутый круг, внутри которого царит всеобщий страх. У меня был случай, когда ко мне подошли заключенные и предупредили ни в коем случае не давать целовать крест одному гомосексуалисту, потому что боялись, что за это их опустят урки. Я ответил: «Не бойтесь, я ему дам целовать свой крест». И вроде бы сами заключенные к этому отнеслись нормально, но монахини, которые осуществляют тюремное миссию и варятся в этой субкультуре уже давно, были эпатированы больше, чем сами заключенные, испугавшись, что я иду против системы и озлобляю людей. Но я не могу перестать посещать заключенных из-за того, что они сторонятся гомосексуалистов. В тюрьме не должно быть своего закона и своей субкультуры.
о. Леонид Сафронов – родился 19 октября 1955 года, после окончания школы учился в медицинском училище и в культпросветучилище. Поэт. Автор сборников стихов: «Далеко за синими лесами», «Поле Куликово». Лауреат литературных премий журналов «Москва» и «Наш современник». В мае 1989 года был принят в члены союза писателей России. В настоящее время отец Леонид Сафронов – настоятель храма во имя Святителя Николая Чудотворца в пос. Рудничном, он сам занимался восстановлением храма на месте старой разрушенной в советское время церкви, превращенной в здание суда. Отец Леонид открыл в поселке церковно-приходскую школу и сам преподает в ней. Также уже пятнадцать лет занимается тюремным служением, окормляет половину зон в Кировской области и еще одно поселение. По его инициативе уже в семи колониях построены и действуют православные храмы и часовни. Имеет церковные награды.
Человек опускает – Бог поднимает
Антарктида за сердечной проволокой
-Отец Леонид, вам не страшно служить на зоне?
-Где нужен Бог, там не бывает опасных случаев. Тяжело было первые четыре года, потому что никто из заключенных не шел на исповедь, но потом – как прорвало и заключенные стали исповедоваться.
-Почему не было отклика со стороны осужденных?
-Они собирались с духом, Господь и меня испытывал, ведь сначала многие ожидали материальной помощи, но я сразу сказал, что беднее их, и как священник могу дать только одно – литургию, тогда после этого большинство заключенных отсеялось. С первых дней служения я понял, что не нужно пытаться менять людей самому, пусть Господь ломает голову и решает, как добраться до сердец осужденных, холодных и непреступных как лед в Антарктиде…
Самое главное – внедрить в тюрьму… Бога
-Отец Леонид, как вы считаете, нужно ли встраивать священников в систему УФСИН и выплачивать официальное жалованье?
-Нет, потому что эта система – невоцерковленная. Церковь никуда не нужно встраивать, мы должны справляться своими силами. Тюремное служение священника должна оплачивать либо епархия, либо патриархия, но не МВД, потому что эта система только ломает людей, и деньги от них я никогда получать не буду.
-Если священникам будут платить зарплату, не станет ли это поводом для осужденных относиться к ним как милиционерам в рясе?
-Они так и думают сначала, но потом дело священника доказать им, что это не так: своим служением, любовью к службе и к заключенным. И эту любовь или нелюбовь осужденные сразу чувствуют. Отношение к священнику в зоне правильнее, чем у наших прихожан на воле. На зоне исповедуются так, как редко исповедуются на воле. Но и на зоне мало людей ходит в церковь, и на воле мало истинных христиан. Исповедь и проповедь – вот настоящий разговор и других разговоров с заключенными у священника быть не может, потому что мы ограничены во всем, в том числе и во времени, и отношения у нас служебные, не панибратские.
– А если на смену одному начальнику колонии придет другой, сможет ли он запретить посещать заключенных, ведь сейчас священник приравнен к простому посетителю?
-Нет, не сможет, потому что у нас был заключен договор с МВД еще при Патриархе Алексии II, благодаря которому мы можем спокойно посещать тюрьмы.
Благодать сильнее радиации
– О. Леонид, что делать с ситуацией, сложившейся в российской тюрьме?
-В существующей ситуации виноваты обе стороны: начальство превышает полномочия и неправильно распоряжается властью, а заключенные не молятся за них и не ходят в церковь. Если военные избивают из полторы тысячи десятерых, значит, Бог это попускает, а заключенные не понимают этого и жалуются. В тюрьме между заключенными и администрацией не Бог, а колючая проволока и они этой проволокой друг друга ранят, а был бы Бог, осужденные относились бы к начальству не как к ментам, а как к милиции, а начальство к заключенным не как к зэкам, а как к осужденным. И было бы не панибратство, а братство во Христе.
-Значит, начальство и осужденные – две стороны одной системы?
– Тюрьма – это место скопления грехов: осужденные живут друг с другом, снимают порнофильмы, которые продаются за большие деньги, употребляют наркотики и колются, а происходит это из-за того, что грешному человеку не дают что-то делать, а он всеми силами пытается жить как жил, угождать плоти и грешить. Военные, служащие на зонах тоже употребляют наркотики, недавно в одной из тюрем обнаружили исколотые вены у одного из служащих, стоящего на вышке с автоматом?! Тюремная система не может воспитывать и исправлять людей, их работа на данный момент – бесплодная. Высшее руководство знает, что творится на зонах, потому что они сами прошли от начальников колоний до генералов, но ничего не могут с этим сделать. Тюремную систему своими силами не изменишь, ее нужно воцерковлять.
-Как это сделать?
– У нас много говорят о тюремном служении, но мало служат: выстраивают теории, системы, учения, хотя самое главное дело на зоне – литургия, а остальное – приложится. Сейчас нужно направить все материальные усилия церкви на служение священников в тюрьмах, потому что полстраны сидит, а полстраны с сумой ждет их освобождения, а по выходу из тюрем с заключенными никто не работает, потому что по-настоящему работать может только церковь с помощью всех служб.
Без Бога русский человек – дважды подлец
– Существует ли сейчас кастовая система в тюрьмах?
-Тюремная субкультура стала игрой в блатных, смотрящих, эти должности покупаются и продаются, а раньше такого не было. Некоторые романтизируют тюремную жизнь, ищут в ней правды, но правда может быть только праведной, а в тюрьме она лживая. Михаил Круг очень талантливо воспевал тюремную жизнь, но куда он вел народ?! Или Высоцкий – явление постлагерного времени, но люди слушают его песни, когда выпьют, а поэзия требует трезвой работы души. Самое лучшее произведение о заключенных – «Записки из мертвого дома» Достоевского, в этом произведении отразился Бог, потому что поднять грязь на такой высокий уровень, как это сделал Достоевский, очень тяжело. Хорошо писать о небе, но попробуй написать о грязной луже, чтобы в ней отразилось небо! И еще у Достоевского есть фраза: без Бога русский человек – подлец, а я бы сказал, что даже два подлеца.
-Как священнику общаться с людьми из разных каст и как их причащать?
– У священника должно быть равное отношение ко всем: он не должен кого-то приближать или отталкивать и через Бога он должен знать каждого, и после этого решать, причащать или нет. Мы думаем одно, а у Бога – другое. Хотя в тюрьме я редко причащаю за страшные грехи гомосексуализма и убийства. Я говорю таким людям, что они серьезно согрешили и поэтому им нежелательно причащаться в тюрьме, чтобы не вводить в искушение других. Но в этом вопросе, повторюсь, я ориентируюсь исключительно на Бога, а не на тюремное окружение, потому что сначала ко мне подходили люди и говорили, что не нужно причащать опущенных, а я им отвечал, что для Бога все равны, тогда и их не буду причащать. Здесь нужен жесткий подход: я причащаю людей, которые постоянно ходят в храм и в основном одних и тех же, а исповедуются многие. Если убийца давно ходит в храм и меняется, то я его причащаю.
-Что вы посоветуете опущенным, как им вести себя в тюрьме?
-Пусть больше молятся, стараются исправить свое положение через Бога: человек опускает, а Бог поднимает. Пусть укрепляются, претерпевают и не надеются на то, чтобы к ним было хорошее отношение, потому что опускают обычно за серьезные статьи. А бес уже после прилепляется и к тому, кто опускает и кого опускают, и без гомосексуализма они уже не могут. Был у меня знакомый парнишка, к нему специально подсадили уголовника, который его опустил и теперь он продолжает жить с этим уголовником добровольно. Еще был необычный случай в одной зоне, когда человека опустили, а до тюрьмы он ездил на Афон, хотел стать монахом, а старец ему сказал, чтобы ехал в Россию, уладил свои дела и до определенного срока возвращался на Афон, но он передержал срок, изнасиловал и убил мальчика, его посадили и в тюрьме самого опустили. А ведь мог бы стать афонским монахом! Я теперь говорю ему: «Молись, монах». Теперь ему долго сидеть, он пытается исправляться, но причащать я его не буду, чтобы никого не искушал. В тюрьме надо сто раз исповедоваться, а один раз причаститься.
-А очередь к причастию вы специально формируете или она произвольная?
– Специально никакой очереди не формирую и отдельно никого не причащаю. Всех причащаю из одной чаши, но опущенных я причащаю редко, но метко. Общество в тюрьме пока не готово к правильному отношению к опущенным, да и сами опущенные не готовы к причастию. Пусть люди в тюрьме помолятся.
-Как заключенные относятся к верующим сокамерникам?
-В тюрьмах сидят сатанисты и сектанты, которые с остервенением относятся к молящимся, но с ними нельзя ругаться, нужно молиться за них, а по-настоящему молящихся система уже не трогает, даже блатные относятся к ним с уважением. У меня есть один знакомый иконописец, который был блатным, а у блатных есть свои сходки, на которые нельзя опаздывать, но однажды он опоздал, и никто ему слова не сказал, хотя могли наказать за это. Люди подспудно уважают церковь, побаиваются Бога, потому что душа – христианка и у каждого в глубине души есть Бог.
Богословы на нарах и монахи по переписке
-Какая миссия возможна в тюрьмах? Богословское образование, переписка или что-то другое?
-Заключенным опасно переписываться, особенно с женщинами, потому что они начинают общаться с ними как с христианками, а заканчивают просто как с женщинами. Самая лучшая переписка – с монахами и желательно из серьезных монастырей, Оптиной Пустыни, Афона. Когда мои заключенные переписывались с монахами, я чувствовал очень серьезную помощь именно от Оптиной пустыни, а от женщин одни искушения. Заключенные начинают строить планы, как познакомятся, встретятся, приедут в Москву, начинается игра плоти. И я критически отношусь к заочному богословскому образованию, потому что заключенные начинают впадать в другой грех – в гордость и даже перестают ходить в церковь. А если приходят, то начинают меня учить, трясти зачетками и говорить, кого причащать, а кого нет. К чему ведет это обучение без церкви?! Столько безграмотных людей сидит в тюрьмах, какие из них богословы?! Лучше пусть читают классику, Пушкина, Толстого, Достоевского, обычную литературу, а не богословскую. Лучше в тюрьме наладить нормальную службу, чтобы священник приходил постоянно, а все остальное приложится, и обучение, и помощь.
-Если человек вступил в переписку с заключенными, как понять, где правда, а где вранье, и все ли просьбы заключенных стоит выполнять?
– Редко какому письму надо верить, но читать и писать их нужно. Заключенные начинают переписку с рассказа о том, какие они христиане, а в конце, подпустив слезу, просят вещи, продукты и т.д. В первую очередь нужно узнавать, есть ли храм на территории зоны, посещает ли их священник и если посещает, то письма, скорее всего, пишутся с материальной целью. Все вопросы разрешает служба и священник. Если просят Евангелие, то в тюрьмах Оно везде. Однажды кто-то из заключенных попросил прислать полное собрание сочинений Иоанна Златоуста, а у меня у самого нет полного собрания сочинений. Для них Златоуст – священник, я же не просто так уста открываю?! Свечи им тоже не нужны, потому что молиться можно и без свечей. Пусть сами стараются стоять как свечки и сердцем гореть, а чтобы гореть, надо чтобы холод вышел из души через покаяние. Я даже запрещаю им переписываться с родными, потому что это их расслабляет, а когда приезжает жена на свидание, человек начинает мечтать о доме, у него появляется уныние, начинает играть плоть. Тюрьма – это монастырь поневоле. Если ты сел, значит, ты преступник и христианин, но не гражданин и муж, и должен каяться, а не встречаться с женой, и в письмах писать: «молитесь за меня, грешного, или молюсь за вас».
-Значит, самая главная миссия в тюрьме – это строительство храмов и богослужение?
-Я убедился в этом на своем опыте. Кроме службы и священника на зоне никого не должно быть, даже миссионеров. Мы знаем, как радиация влияет на человека, хотя мы ее не видим, а она нас убивает. Господь заключил каждое вещество в атом и дал ей свою энергию, на этой энергии держится весь мир, и когда человек без ведома Бога раскрыл этот секрет, выпустил энергию наружу, тогда и начался ядерный XX век с расщепления всего, в том числе и души. Но есть другая невидимая энергия, которая не расщепляет, а собирает – Божья, нетварная, благодать, Святой Дух и Она действует на всех и на много километров вокруг. Когда в зоне идет служба, все вокруг меняется.
Елена ТЮЛЬКИНА
