11 декабря Юлия Борисова разместила в Faсebook пост о том, что для тяжелых пациентов с COVID-19 ГКБ №52 в Москве нужны зубные щетки, паста, расчески, детский крем и крем после для бритья, пинцеты, ножнички, шампуни.
«Ты уже не один день болеешь, температура шарашит, начинаешь задыхаться, страшно, просто страшно уже за себя. Тебе повезло, приезжает скорая, всего-то несколько часов ждал, врач скорой понимает, что состояние тяжелое, быстрее кислород, срочно в больницу. Ты вообще мало о чем думаешь и соображаешь, с трудом в пижаме доходишь до машины скорой, в больнице иногда сразу забирают в реанимацию…
Знаете, о чем ты вообще не думаешь в этот момент? О зубной щетке и полотенце например. Да, да, о каких-то базовых бытовых вещах. А между тем, тебе неделю-две– иногда месяц лежать в больнице. А приехал ты в одной пижаме».– написала Юлия.
– Фонд содействия развитию городской клинической больницы №52 изначально и создавался для помощи этому учреждению. Юридически он был зарегистрирован в 2017 году, по факту же активная деятельность началась полтора года назад.
Сейчас профиль у больницы «ковидный», поэтому мы в большей степени помогаем пациентам с коронавирусом. Просим привезти шампуни, мыло небольшого объема, потому что пациенты не лежат по 2-3 месяца, им не нужна огромная бутыль шампуня или запас мыла.
– Вы передаете в «красную зону» расчески, шампунь, ножницы. Действительно ли у людей, находящихся в тяжелом состоянии в «красной зоне», есть потребность бриться и мыть голову?
– Конечно. Человек находится в больнице две недели. И представьте, вас забрали в больницу, где только кормят и лечат. А еще у вас в какой-то момент могут начаться критические дни, но выходить никуда нельзя. Где возьмете прокладки? К кому пойдете?
Пациентам в отделении нужна не только медицинская помощь, но и самая обычная – бытовая. До ковида пациентов могли навещать родственники, сейчас же посещения запрещены.
Более того, если в больницу кладут пациента с COVID-19, то его родственники будут находиться под социальным мониторингом, они не смогут даже выйти из дома. А если у вас вообще никого нет из близких, кто сможешь помочь? Кроме того, пациентов с COVID-19 привозят экстренно, мало кто в момент госпитализации думает о бытовых вещах.
– Как врачи относятся к помощи волонтеров в больнице?
– К тому, что мы помогаем пациентам, врачи относятся прекрасно. Они периодически просят волонтеров помочь решить те или иные задачи. Это такая абсолютно совместная работа фонда, врачей, волонтеров, которая всем идет только на пользу. И когда виден результат, вопросов, споров или проблем никаких не возникает.
Например, во время первой волны коронавируса мы находили рестораны, которые предоставляли питание для врачей. Волонтеры помогают заполнять документы, не требующие специального медицинского образования. Иногда врачи просят помощь по конкретным пациентам в сложной ситуации.
Например, у нас была пациентка, которая вылечилась от COVID-19. Но еще до него у женщины обнаружили онкологию – неоперабельную, паллиативную. Главная же проблема была в том, что ее дочь живет в Испании, и из-за всех ограничений она долгое время не могла добиться разрешения на прилет в Москву.
Эту женщину некому было забрать. Я связалась с хосписом, мы поставили женщину на учет, фонд выделил ей на время кислородный концентратор, и она смогла дождаться прилета дочери под присмотром медиков.
Это такая чисто человеческая индивидуальная помощь, потому что ситуации бывают разные, когда даже больница помочь не может, потому что это вне зоны ее компетенции.
«Сильной привязанности к пациентам здесь нет»
– Бывает так, что волонтеры привыкают к пациентам, и им жаль расставаться с ними?
– Нет, выписка – очень радостный момент, который значит, что у человека все будет хорошо. В больнице ежедневно выписываются около 30 человек, и всех нужно организовать таким образом, чтобы они вовремя спустились к машине и могли уехать домой.
Бывает, некоторые по дороге вспоминают, что забыли очки в палате, выписку не подписали, еще что-то. То есть возникает куча мелких бытовых моментов, решить которые помогают волонтеры.
– Как волонтеру справиться с тем, что пациент, которому он активно помогал, скончался от covid-19?
– Конечно, бывает так, что пациенты умирают. Коронавирус – не самая простая болезнь. У нас порядка 50 активных волонтеров, которые помогают 500 пациентам.
Волонтеру сложно настолько сильно привыкнуть к конкретному пациенту, потому что он редко видит его больше трех-четырех раз.
Волонтеры не закрепляются за конкретными пациентами, они оказывают помощь тем, кому она нужна в конкретный момент. Такой сильной привязанности, как, например, в детской клинической больнице, здесь нет.
– Какая мотивация движет волонтерами, которые приходят в «красную зону»?
– Мотивация разная. Во время первой волны, весной, многие приходили так: «Надоело сидеть дома, хотим помогать». Поначалу я настороженно относилась к этому, казалось, что люди несерьезно подходят к вопросу. Но на самом деле, эти люди стали одними из самых стабильных волонтеров.
Правила организации волонтерской группы, мотивация – они единые, и не важно, в какой сфере: это волонтеры, которые помогают животным, устраняют последствия наводнения или работают в ковидной больнице. Есть свободное время, которое люди хотят посвятить чему-то полезному. Как бы банально ни звучало, сделать доброе дело.
Многие из этих людей до ковида были волонтерами в других организациях, но из-за ограничительных мер активная деятельность там приостановилась, и они приходят к нам.
Ситуация «оставаться или не оставаться» волонером, как правило, связана с какими-то чисто бытовыми вещами: вышел на работу, бабушка с дачи вернулась и не хочется ее заразить. Кто-то перестает ходить просто в силу того, что на работе закончилась удаленка, и они вышли на работу в офис.
– Были случаи, когда волонтеры сами заражались COVID-19?
– Среди волонтеров есть и те, кто заболели коронавирусом. Но заразиться можно где угодно, а риск заражения в метро в разы выше, чем в больнице. Потому что здесь человек в полной защите, обрабатывает руки санитайзером, меняет перчатки. Он в очках, респираторе, степень защиты максимальная.
«Когда ковид закончится, ничего не изменится»
– Чем волонтеры занимаются в «красной зоне»? Из чего складываются их обязанности?
– Это очень разнообразная работа. Есть те, кто помогает в отделениях реанимации, там нужна помощь санитарская: с генеральной уборкой палат, которая проводится каждый день, общение, коммуникация с теми пациентами, кто находится в сознании.
Для человека это огромный стресс – лежать в реанимации, когда у тебя 24 часа в сутки горит свет, пищат разные приборы и люди вокруг все в разных состояниях, и сосед по койке умирает у тебя на глазах. Это непросто.
Пообщаться, поговорить, успокоить – это та функция, которая не входит в обязанности медперсонала. Врачи должны лечить, медсестры – ухаживать. Говорить с пациентом никто не должен.
Проблема еще и в том, что у персонала просто нет на это времени. Это берут на себя волонтеры.
– О чем они говорят? «За жизнь»? О погоде?
– По-разному, кто о чем захочет. Нужно понимать, что люди в реанимации – очень тяжелые пациенты, он не могут болтать часами. Более того, некоторые пациенты даже не могут говорить, потому что они дышат в маске, или после ИВЛ, и говорить просто тяжело. Сказать даже, что у тебя чешется левая пятка, ты не можешь.
Волонтеры придумали такой вариант с магнитными досками, чтобы пациенты могли выложить буквами, что их беспокоит. То есть это не лирические разговоры, а решение бытовых вопросов, на которые у персонала больниц не всегда хватает времени.
– Вы сами ходили в «красную зону» волонтером?
– Да, была. Я еще со школы буквально не вылезала из реанимации, потому что тогда уже понимала, что хочу быть врачом. Для меня нет чего-то шокирующего или необычного в реанимации, пациентах или больнице. Волонтером я работаю с 18 лет.
Мы говорим «красная зона», «ковидные пациенты». Ну, пусть они будут не ковидные, а нефрологические или из отделения гематологии. Там тоже стерильные условия, потому что есть пациенты, которые проходят через пересадку костного мозга.
Там люди также ходят в форме, в масках, те же особые условия, пациенты. Нет ничего безумно специфического в ковидных пациентах.
С медицинской точки зрения «красная зона» – это вопрос того, как ты оделся. Когда мы еще до коронавируса запускали волонтерское движение в больнице, мы начинали в отделении терапии. Но и когда ковид закончится, ничего не изменится. Волонтеры только перестанут надевать костюмы и очки, а будут надевать хирургическую форму.
– Кому в большей степени требуется помощь волонтеров: врачам или пациентам?
– Волонтеры – это жизненно необходимая и очень важная часть в любой больнице и в любое время, ковидное или нет. Это значит, что это люди с не замыленным человеческим взглядом со стороны, и со стороны пациентов в том числе.
В любой, даже самой прекрасной больнице, с самым прекрасным персоналом, иногда случаются моменты, которые не очень удобны пациентам. Но персонал их не замечает, потому что смотрит с позиции медиков.
Волонтеры – это такая третья нейтральная сторона, которая видит все, которая может что-то подсказать. Помощь – само собой, она всегда нужна и врачам, и пациенту. Если бы волонтеры не помогали пациентам, это бы осложняло жизнь врачам.
Делить помощь на отдельную врачам или пациентам здесь бессмысленно, потому что помощь пациентам – это и есть помощь врачам. Главное: волонтеры видят то, что не видят работники.
Банальный пример: в реанимации 52 ГКБ пациенты отказывались от рыбы в рационе. Персонал даже не замечал, что они ее не едят, пока волонтеры не начали помогать пациентам принимать пищу. И стало очевидно, что есть рыбу они не могут потому, что боятся костей, и есть ее в условиях реанимации крайне неудобно.
Об этом сказали врачам, администрация учреждения поменяла рацион, и вместо рыбы стали давать рыбные котлеты. Получается, волонтеры – это какая-то внешняя сила, которая может изменить то, что происходит внутри больницы в лучшую сторону не только своей непосредственной деятельностью – участием, помощью, – но еще своим взглядом и умением, подсвечиванием тех сторон, которые не видит персонал.
