Мы давно платим не за вкусное и полезное, а за неиспорченное. Хождение по рынку или супермаркету уже напоминает экстремальный спорт: потребны бдительность, смекалка, хищный глазомер. Еда становится все более «классовой».
…«Мы представляем собой чудесный трансформирующий аппарат, перерабатывающий энергию куска мяса или хлеба в «Героическую симфонию» Бетховена, трагедию Шекспира, Principia Ньютона, «Моисея» Микеланджело, в засеянное поле крестьянина, кусок сукна рабочего – словом, во все то, что зовется предметами и явлениями «культуры» во всех ее бесчисленных проявлениях, начиная с первобытного каменного топора и кончая современными городами с их библиотеками, музеями и зданиями, с их фабриками, заводами и бесконечно сложной жизнедеятельностью. Все эти явления культуры — особые формы мировой энергии или мирового бытия, появившиеся благодаря переработке низших форм энергии чудесной машиной, называемой человеком». Так писал о еде знаменитый социолог Питирим Сорокин – один из интереснейших мыслителей XX века. В своей книге «Голод как фактор» Сорокин определил четыре самых страшных бедствия человечества: войны и революции, голод и эпидемии. Из перечисленного для современной России более всего актуален третий фактор: «чудесная машина, называемая человеком», испытывает острый недостаток доброкачественного топлива.
При том, что топлива вообще – много; Россия относительно свободно пережила глобальный продовольственный кризис, ее нет в ооновских рейтингах голодающих стран, ее граждане не относятся к 850 миллионам голодающих, а гуманитарные продовольственные посылки давно уже вспоминаются как перестроечный анахронизм.
С каждым днем в России – как и во всем мире – все больше продовольствия.
И все больше голодных.
Еда для бедных
Современный голод (потребление продуктов менее чем на 1800 килокалорий в день) есть производное от нищеты; бешеный рост цен на продовольствие – общемировой процесс, известный также как глобальный продовольственный кризис. В России, входящей в число крупнейших импортеров продовольствия в мире (импортирует 46% всех продуктов и сельскохозяйственных товаров), он проходит особенно болезненно. Еда – основный расход большинства семейных бюджетов. Если в США на еду уходит 15 процентов дохода, то в России – 38 процентов (это, конечно, средняя температура по больнице, в семьях с достатком ниже среднего доля трат на еду гораздо значительнее).
Помимо голода абсолютного, существует так называемый «скрытый голод»: калорий достаточно, но нет нужного баланса белков-жиров-углеводов, необходимого для полноценного функционирования организма. Еще в первой половине XX века признаком «бедного стола» считалось преобладание «растительной пищи» в рационе (вспомним крестьян в «Анне Карениной», которые даже в страду, при тяжелейших физических нагрузках, питались одним лишь «черным хлебом и луком»). Теперь растительный рацион (овощи, фрукты, ягоды, грибы) не всем по карману, основное питание бедных – углеводное (хлеб, макароны, крупы, сахар). Эпидемия ожирения, настигающая Россию (около 30 процентов трудоспособного населения страдают от лишнего веса) – прямое следствие не обжирательства, а «нищей еды», углеводно-жирового большинства, бедного белками. Белки (мясо, рыба, молоко, яйца) – фундамент здорового питания, оказываются недоступными или малодоступными для очень многих, и не только для проживающих за чертой бедности.
Еда стала дорогой.
Хорошая еда стала очень дорогой.
Немного цифр: только за 2008 год цены на мясо и мясопродукты в России выросли на 23 процента (в то время как в странах ЕС рост составил всего 5,1 процента). Индекс мировых цен на продовольствие в декабре 2010 года составил 215 процентов (в 2008 году – 191 процент). В январе нынешнего года рост продовольственных цен составил 3 процента, и эксперты предрекают новый, гораздо более резкий подъем к весне. В прошлом году номинальные доходы россиян (по данным Росстата) увеличилась на 11 процентов, а реальные – на 4 процента. Стоимость минимальной потребительской корзины в Москве достигла 12 тысяч рублей, в России – 8591 рубль. Вместе с тем действительные траты намного больше. По данным фонда «Общественное мнение», в прошлом году средний россиянин тратил на еду 8 836 рублей, а 5 процентов опрошенных тратили более 15 000 рублей. Более 44 процентов россиян считают, что они питаются плохо. Кризис 2008 года не посадил граждан на голодный паек, но «20 процентов горожан, принадлежащих к разным прослойкам по уровню дохода, несмотря на инфляцию, были вынуждены сократить расходы на самое необходимое – продукты питания», констатирует агентство MAR Consult.
Овсянка на воде
Большинство из нас знают о голоде из рассказов родителей, переживших военные и послевоенные тяготы. Личная память о реальном физическом голоде – с обмороками и головокружениями – тоже есть, она из начала 1990-х, но то был относительно короткий, хотя и очень унизительный период. Потом «демократы накормили страну», обмороки кончились и возникло ощущение продуктового изобилия, доступного, в той или иной мере, всем – и бедным, и богатым.
Но «большая жратва» – это иллюзия. Про голод как бытовую норму мне рассказывала работница одного из умирающих уральских заводов в 2008 году, она жила вместе с сыном-старшеклассником на свою зарплату 5000 рублей – маленький городок, другой работы нет, и ни по каким местным нормам она не попадала в зону внимания социальных служб. Они держались. Был завтрак – овсянка на воде, обед – суп из бульонных кубиков, ужин – чай и хлеб с майонезом. Самой широкой продуктовой тратой была – раз в месяц – колбаса по 80 рублей кило, которой, разумеется, брезговал кот. При этом рационе Тамара ходила на работу, а сын – в школу. Летом было легче – огород, зелень – но осенью все начиналось сначала. Мы познакомились на рабочей голодовке: гидролизный завод закрывали, он задолжал работникам 20 миллионов рублей, и Тамара перестала получать свои 5000. Голодовку (чай, глюкоза) начали 19 человек, через 17 дней их осталось семеро. Тамара перенесла мероприятие относительно легко – особенной разницы с тем, как она жила ранее, не было. Остальных, привыкших к лучшему питанию (помогали мужья, родственники), увозила «Скорая».
Таких людей очень много. 24 миллиона человек в России живут за чертой бедности, но сколько тех, кто формально выше этой черты – и тоже люто недоедает, купив ребенку хотя бы самую дешевую зимнюю обувь или заменив сломанный холодильник. Благотворительные форумы переполнены отчаянием многодетных и инвалидов из «медвежьих углов» России: пришлите детское питание, крупы, консервы. Нечего есть, некому помочь, не у кого попросить. Ни в какую статистику малообеспеченных эти люди не входят. В 2008 году более 40 процентов призывников в Ярославской области получили отсрочки от армии из-за дефицита веса. Мальчиков отправляют на откорм в госпитали, и они довольно быстро набирают вес на простой казенной каше и тушенке. Какой травой-лебедой они кормились до того – страшно подумать…
Куда уходит мясо?
Мы стали меньше есть. Всемирная организация здоровья (ВОЗ) рекомендует потреблять 81 кг мяса и мясопродуктов в год и 392 кг молока и молочных продуктов. Так, по данным 2008 года средний уровень потребления мяса в России – 61 кг в год на душу населения (в «голодном» 1990 году он составлял 75 кило); в нескольких российских регионах этот показатель не превышает 40 кг. Для сравнения: потребление мяса в США – 120 кг на человека, в странах ЕС – около 80 кг.
В том же 1990 году средний советский гражданин потреблял 387 кило молока и молочных продуктов. Два года назад среднему россиянину доставалось 243 кг; при этом, опять-таки, в ряде регионов потребляли не более 150 кг (Камчатский край, Приморский край, Амурская область). Среднедушевые 297 яиц 1990 года превратились в прошлом году в 265, а в ряде регионов – в 120 – 150 штук, больше не положено. Хуже всего с рыбой: великая морская и речная держава обеспечивает своим гражданам 13 кг в год на душу населения, что значительно ниже медицинской нормы (21 кг в год на человека).
Есть и другие данные, совсем апокалиптические. «Потребление основных продуктов питания в среднем на душу населения в России ниже рекомендуемых норм питания», – говорится в проекте Стратегии развития торговли РФ до 2020 года, опубликованной на сайте Минпромторга. – «По мясу и мясопродуктам потребление на 68 процентов ниже нормы, молоку и молокопродуктам – на 61 процент, по яйцам – на 88%, рыбы и рыбопродуктам – на 56%». Такое массовое недоедание министерство связывает с недостаточным развитием инфраструктуры, включающей хранилища. Бывший министр сельского хозяйства Гордеев более оптимистичен: «потребление населением некоторых видов продуктов питания ниже рекомендуемых норм». Так, потребление мяса составляло 81% от нормы, молока и молокопродуктов – 80%, рыбы и рыбопродуктов – 55%, овощей – 75%. Миллиардные вливания в сельское хозяйство, ситуация значительно ухудшилась. Это при том, что в России производство вовсе не стоит – мяса птицы производят в три раза больше, чем 10 лет назад. Зато производство говядины – падает (более 40 процентов говядины – экспорт из Южной Америки, а у нас поголовье крупного рогатого скота снизилось за последние восемь лет на с 27,3 млн до 21,1 млн голов).
Фудстемпы или утилизация?
Поскольку «голода у нас нет», то и борьба с голодом практически не ведется: ну, вспыхнет где-то региональная инициатива – в пересчете на человека жалкая, бедная… В феврале в Комитете по социальной политике Санкт-Петербурга решили подкормить горожан, оказавшихся в «трудной жизненной ситуации». Помощь в натуральной форме – месячные талоны на горячее питание и двухнедельные продуктовые наборы. Для этого недоедающий должен обратиться с заявлением в комплексный центр социального обслуживания населения. Стоимость талона оценивается в 81 рубль 79 копеек в день, а дневная норма питания – в 36,06 рубля. Красиво жить не запретишь, в особенности на 36 рублей в день. Или вот администрация Новороссийска еще в начале октября прошлого года ввела продуктовые талоны. Талоны выдаются только малоимущим и только по 12 штук в месяц: по шесть на хлеб и по шесть на молоко. Стоимость инициативы – 250 тысяч рублей в месяц, получать ее будут полторы-две тысячи малоимущих. Шикарно, что и говорить.
Снова вышла из небытия тема «фудстемпов» – продуктовых талонов или карт для малообеспеченных граждан (в США 44 млн населения пользуется талонами на питание, средний размер пособия – 285 долларов на семью). О них начали говорить еще в «тучные годы», потом, под охи и ахи кризиса, тему свернули, подсчитав, что продуктовое вспомоществование будет обходиться бюджету в 10 миллиардов рублей ежегодно. И вот оживилось: глава Ассоциации компаний розничной торговли Лев Хасис предложил ввести в России систему прямых социальных субсидий для бедных слоев населения еще в 2010 году. И сообщил, что «инициатива сейчас поддержана на достаточно высоком уровне». Есть, говорит, большая вероятность, что в этом – следующем году эта практика, возможно, сначала в качестве эксперимента, потом на федеральном уровне, начнет осуществляться. Правда, его немедленно одернули из правительства: пресс-секретарь премьера РФ Дмитрий Песков заявил, что «эта тема не рассматривается и в повестке дня не стоит». Представитель компании CUSTIS прокомментировал схему как способную привести к повышению инфляции, что станет «новым ударом по бедному населению». И предложил воспользоваться опытом зарубежных коллег, например, немецких: компании бесплатно собирают у супермаркетов продукты, срок годности которых подходит к концу, и, установив символическую цену в 1 евро, устраивают своего рода распродажу.
Здесь можно долго и громко смеяться. Чтобы наши «социально ответственные» ритейлеры – да за «символическую стоимость»? Сто раз удавятся, догонят и снова удавятся. Знает ли, к примеру, сам господин Хасис, как обращаются с просроченными охлажденными продуктами в продуктовой сети «Перекресток», которой он, по совместительству, владеет? Их, простите, замораживают. Слегка забродившую малосольную форель или семгу ничтоже сумняшеся бросают в морозильный лоток к хеку и судаку, снизив цену рублей на 20, – так же поступают с подванивающими цыплятами и говядиной. Знает ли об устойчивой практике переклеивания этикеток с новыми сроками «производства» и годности»? (Почти ежедневно посещая «Перекресток» (молоко, минералку, хлеб пока не научились замораживать), я с увлечением наблюдаю за этой вакханалией алчности – что еще придумают? – а за мясом и прочим хожу на рынок, где почему-то дешевле и почему-то не пахнет.) Боюсь, что все-таки знает, – и нам остается только радоваться, что изначально коррупционный мегапроект по сбыту неликвидной еды не был поддержан правительством.
Не то чтобы все совсем беспросветно. Вот глава Комитета Госдумы по экономической политике и предпринимательству заявил, что с будущего года могут вступить в силу поправки в закон «О торговле», которые предусматривают оказание адресной социальной помощи малоимущим. Речь может идти в том числе о специальных кредитных картах, на которые гражданам может начисляться определенная сумма средств для покупки продуктов, а также о доставке продовольствия в удаленные населенные пункты. Российский зерновой союз, Общественная палата и еще ряд других общественных организаций идею поддержали. Посмотрим, получится ли – и что получится. Очевидно одно: затягивать решение вопроса дальше нельзя, делать вид, что в стране нет голодных – и жестоко, и безответственно.
Где моя свежесть
По всей видимости, в ближайшие годы наш рацион не изменится, и мы не покинем углеводное царство. Новая кооперация города и деревни (городского обывателя и фермера) на продуктовой платформе, о необходимости которой так долго говорили средства массовой информации, – активизируется, но так и останется уделом среднего класса. Поездка за едой – расходное мероприятие, к тому же при повышении индивидуального спроса фермеры неизбежно поднимут цены (не говоря уже про то, что неизбежно пострадает качество – немногие из фермеров при увеличении клиентуры избегут соблазна отказаться от использования небезобидных удобрений или семян ГМП). В общем, с мечтой об «органик фуд» придется расстаться – или, по крайней мере, попытаться сильно разбогатеть. В Москве сейчас работают около 20 интернет-«магазинов деревенской еды», поставляющей еду напрямую от фермеров из Подмосковья и центральных российских областей. Очень хорошее дело – и очень дорогое. Средний чек – 3000 рублей. Читаю ценник: телячья вырезка – 1150 рублей за кило, телячий край без кости – 900 руб. Молоко натуральное – 120 руб. литр, курица – 390 руб. кило. И так далее.
Может быть, горожане массово ринутся на родительские шесть соток? Массово – вряд ли. Шесть соток – не спасение, а лайфстайл, прагматики в нем немного. Альтернативой героическому советскому огородничеству был устрашающий ассортимент овощных магазинов: грязь, слизь и гниль – следствие неразвитых технологий хранения, теперь все милое, мытое (и так хитроумно упаковано, что трупные пятна на 200-рублевом перце обнаружишь разве что дома), вроде бы и не страшно. К тому же очень быстро выясняется: чтобы обеспечить семью годовым или полугодовым запасом овощей и ягод, на шести сотках надо провести не отпуск, а все лето и половину весны, потом – подготовить хранилище и место под него; венцом разочарования в трудах становится, как правило, августовский рынок с его оскорбительно низкими ценами – «золотой помидорчик-то получился», соображает, почесав репу, энтузиаст-шестисоточник. Домашние заготовки, соленья-варенья, по-прежнему будут составлять небольшой процент в нашем рационе. А проблему мяса-молока шесть соток никогда не решали.
С генномодифицированными продуктами, скорее всего, придется смириться. Авторитетных исследований об их роковой пагубе пока что нет (это не значит, что нет роковой пагубы), но при общей непрозрачности биографии продукта определить его «генность» или «органичность» становится все сложнее. Скорее всего, на первый план выйдет совсем другая проблема продовольственной безопасности – вопрос хотя бы относительной свежести еды. Всего 32 процента россиян (по данным исследования, проведенного компанией Nielsen) уверены в том, что они покупают безопасную еду. Не припахивающее мясо – уже качественное, не просроченный творог – спасибо, спасибо, спасибо. Мы давно платим не за вкусное и полезное, а за неиспорченное. Хождение по рынку или супермаркету уже напоминает экстремальный спорт: потребны бдительность, смекалка, хищный глазомер. Еда становится все более «классовой», сословной, социально маркированной, и с этим знанием как-то приходится жить.
Евгения ДОЛГИНОВА
