«Карьеры у меня нет, только жизнь обычная»

Владимир Нилович разливает чай – движения уверенные, выражение лица сосредоточенное. Уже присев за стол, просит выбрать ему из конфет ту, которую он любит больше. И приговаривает:

– Жизнь моя не из весёлых. Но лучше быть слепым, чем злым, к примеру. Живу я один. Если бы получил жильё лет на 15 раньше, женился бы. А в таком возрасте уже куда…

Немногословный, но наблюдательный

Владимир Нилович северянин. Много лет живёт в Вологде, а родился в Архангельской области. Человек немногословный, сдержанный, и, несмотря на физическую слепоту, наблюдательный. От фразы до фразы проходит минуты-другая, зато видишь ясную, точно нарисованную картину жизни незрячего человека.

– Левый глаз можно было спасти, он немного видел, но это были 50-е годы, деревня – никто ничего не ведал. Отец узнал про детский дом для слепых и слабовидящих в Уфе и сдал туда тайком от мамы. Мама рано умерла. Из Уфы перевели в Грязовец, в школу для слепых и слабовидящих.

Мы сами дрова кололи, и так в школе было до 1970 года, когда она переехала в новый корпус с центральным отоплением. Снег убирали – за каждым была закреплена какая-то территория. Учились по обычной школьной программе.

Помню, в старших классах изучали астрономию, и экзамен потом сдавали. Зачем слепому астрономия? До сих пор не понимаю.

Зато в нашей школе была музыка! Еще в детдоме меня научили на гармошке играть, а в школе я добрался до баяна, играл в духовом оркестре с удовольствием – на тубе, на тромбоне, на трубе.

И теперь играл бы, но у меня духовых инструментов нет.

Документа, правда, в школе никакого не выдали о музыкальном образовании, нас учили просто, чтобы занять чем-то, а дальше – как у кого сложится.

Свадьбы и пионерские лагеря – моя карьера

– Карьера? Карьеры у меня нет, – машет рукой Владимир Нилович. Только жизнь, обычная. После школы сразу пошел работать – в Котласе на предприятии собирал вилки. Одно время работал в клубе, играл на баяне. Пожил немного с отцом, помучился – отношения не сложились…

– А в 1980 году, уже в Вологде, мне предложили работу в самодеятельности. По свадьбам поездил в 70-е годы – слава Богу, не спился. Потом стал ездить каждое лето в пионерские лагеря. Нет у меня детей своих, но детей люблю.

Притом я понимал, что пионерские песни детям уже надоели – и мы пели Митяева, Городницкого…  О дружбе песни, о взаимовыручке.

Готовили концерты. Обсуждали, как ту или иную песню подавать. Вот тут, говорю, надо немного двигаться, танцевать. Девочки быстро схватывали, а меня потом спрашивали: «А как вы их танцам учите?» А я не причём. Я только предложу, а дальше они уже сами работают.

А в 90-е годы меня не звали… Мы не умеем пиариться-то.

Музыку я по-прежнему люблю – в основном, традиционный джаз. На баяне я тоже играл джаз, а теперь разве что для себя – раньше слушатели были у такой музыки, а сегодня больше просят или песням аккомпанировать или танцы какие сыграть.

Выступить на мероприятиях теперь зовут нечасто. На дни рождения пожилые люди зовут иногда.

Виниловые пластинки я раньше собирал, теперь не собираю – сейчас их выпускают, но они мне не по карману. У меня осталось много пластинок, там и оркестры, и советская эстрада, и зарубежная – то, что можно было в те времена купить в наших магазинах.

Иногда записи с пластинок оцифровываю. Недавно я не мог найти в интернете песенку «Штормовочка», пел её Аскольд Беседин. Даже ребят подключил, которые сильны в компьютерных делах – и они не нашли. Значит, придётся оцифровывать. У меня пластинка есть.

Какой в доме первый предмет для слепого

– Раньше я жил в бараке. Это был обычный деревянный двухэтажный барак с комнатами, принадлежавший Обществу слепых. А потом Общество передало этот барак городу, чтоб не возиться, не ремонтировать. И город уже расселял потом нас.

Кто-то поверил и переехал сразу – получили комнаты, так и живут до сих пор. А мы с соседом оставались там до конца, и когда барак уже начал рушиться, через суд добились того, что нам дали квартиры.

Сейчас Владимир Нилович живет в однокомнатной квартире в новостройке. Бледно-серые кварталы, ближе к окраине города, но Владимир Нилович бедноты этой серой не видит. Да и всё-таки Вологда, не Москва – до центра минут 15 езды на автобусе.

– Кроме музыки, в моей жизни была литература. Раньше я сам по Брайлю читал, а теперь уже пальцы не те. В основном аудиозаписи слушаю.

С приёмником я был неразлучен. Для слепого это первый предмет в доме. Я раньше, когда в гости приходил, первым делом спрашивал: «Какой у вас приёмник?»

Вот сейчас захотелось мне рассказы Шукшина послушать. Нашёл записи в интернете. Но никак не могу найти рассказ «Волки». Говорят, что есть он в интернете, но мне не попадается.

Перегибы с помощью на местах

Отношение-то к нам такое… Нам надо пиарится и пиарится, чтоб было, как на Западе. Там у инвалидов таких проблем нет, как здесь. А у нас раньше слепого или колясочника могли, например, в самолёт не пустить. Теперь, конечно, уже не так плохо. Но есть и свои, современные, перегибы.

Со мной история была. Приехал лет 6-7 назад в санаторий «Новый источник» – дали мне путёвку. Оформился, сам сходил пообедал, потом прихожу в номер – там приглашение к терапевту. Пошёл к терапевту, открыл дверь, сделал несколько шагов и ударился о шкаф, он на моём пути почему-то стоял.

Терапевт увидела, что я слепой, говорит: «Вы никуда не ходите, посидите до завтра в своём номере, а я завтра приду к вам сама». На следующий день она приходит с начальником медицинской части, и они заявляют: «Мы не можем вас принять, вам нужен сопровождающий».

Отвечаю: «Зачем мне сопровождающий? Я сам справлюсь, кого-то спрошу, если что вдруг понадобится. Я же и на обед, и к вам в кабинет сам пришёл». Но они ни в какую. Так и пришлось уехать.

У меня иногда спрашивают, снятся ли мне цветные сны. Нет, цветные не снятся. Снятся обычные, черно-белые. Зрительных-то уже давно не видал, а до школы что-то снилось. Снилось, что я к окну дома пробираюсь по сугробам.

Фото: Марина Мурзина