Как сделать, чтобы для ребенка-инвалида эмиграция не была единственным шансом на жизнь?

Мы говорим о принятии закона, запрещающего американское усыновления в цифрах. Много или мало детей уезжало в Штаты, сколько из них было инвалидов? Статистика вещь лукавая, цифры эти были не особо большие и статистически не для многих детей что-то изменилось. Но мне кажется, нам давно уже надо было говорить и думать о другом.

О том, что мы много лет сами не можем решить проблемы своих детей, не умеем помогать им, не закрывая в изолированной среде коллективных учреждений, и единственным выходом в нормальную человеческую жизнь для них может стать только помощь других стран. Иностранные граждане заботятся о наших детях, о которых мы не позаботились в своем государстве. Это позор на самом деле. И вместо «спасибо» мы ответили запретом. Но если мы не хотим, чтобы наши дети уезжали за рубеж, это значит только одно, мы сами должны на самом деле, а не цифрами статистики, не отчетами многотомными, не на словах, а реально заботиться о своих детях так, чтобы нашей единственной заботой не была идея запереть их всех вместе подальше от нашего взора.

Получится ли начать заботиться о «своих» детях? Сможем ли мы, исходя из этой позорной ситуации, когда единственным спасением для наших детей являются американские семьи, ее переломить? Я не имею в виду только государственную заботу. Ошибочно говорить о том, что в этом виновато только государство и оно должно все исправить.

С одной стороны, в каком-то смысле, так и есть. Государство – это не отдельная каста какая-то, это люди, которые просто работают менеджерами, управляющими общими вопросами по поручению общества и за его деньги, решением кризисных ситуаций в первую очередь. С другой стороны, именно потому, что мы и государство это не разные этнические и социальные группы, а одно общество, государство никогда не принимает решений, к которым общество не готово. И нужно понимать, что причиной социального сиротства является (слово «социальное» здесь ключевое) то семейное неблагополучие, та тяжелая жизнь, в которой сейчас находятся российские семьи. А одна из главных причин, помимо претензий к менеджменту, это наша разобщенность, наше неумение помогать, замечать тех, кто рядом, наше неумение принимать другого.

Проблемы семейного неблагополучия начинаются незаметно для государственных бюрократических структур, это личная, частная жизнь, и если мы не хотим, чтобы государство контролировало каждый ее шаг, надо учиться выстраивать мосты между собой. Если мы холодны и равнодушны, значит, рядом всегда будут люди, которые не справились со своей бедой, и их дети будут попадать в государственные учреждения. Ведь общества, поддержавшего семью или взявшего на себя заботу о ребенке – рядом не было. Если наше общество с брезгливостью смотрит на ребенка с ДЦП, в скрюченной позе проезжающего рядом в инвалидной коляске, ситуация с сиротством не изменится.

Одна из тем, которую всколыхнул запрет американского усыновления – это тема детей-инвалидов. Почему они у нас живут не в семьях? Почему наши дети-инвалиды живут в закрытых учреждениях в чудовищных социальных условиях? Ребенок, который родился физически слабее остальных, чей организм сражается с болезнью и недугом, сталкивается со сложностями, связанными с особенностями его развития, более остальных нуждается в в заботе близкого. Только любовь, только забота и принятие взрослого, который дает ребенку понять, что он нужен, что он справится, дает ребенку силу выжить, развиться, вырасти. В условиях сиротских учреждений эти дети страдают больше. Их жизнь становится гораздо хуже, и они очень часто умирают раньше положенного срока.

Эти дети могли бы остаться в родных семьях, если бы семьи не чувствовали давления и не испытывали страх, что ближние могут тут же отвернуться от них. Подобную ситуацию можно наблюдать сплошь и рядом, с ней знакомы любые фонды, занимающиеся помощью больным детям, и те, кто работает с отказами от детей, как наш фонд.

Рождается ребенок не такой, как ожидали, не такой, как другие, не здоровый, не красивый на первый взгляд. Тут же отворачиваются близкие – очень часто уходит муж, отворачиваются родные, которые не поддерживают решения его оставить. Медики, те, кто призваны оберегать любую жизнь, зачастую вместо того, чтобы предложить помощь и поддержку, рассказать, как такому ребенку помочь, предлагают оставить «некондицию» государству. «Нового родишь». Если женщина берет ребенка домой, ей очень сложно вырастить его без поддержки, пенсии на содержание детей-инвалидов не могут позволить ей, не работая, содержать и растить ребенка. На работу устроится зачастую невозможно – ребенка не с кем оставить, дошкольные и школьные учреждения его не берут. Только интернаты. Не говоря уже про отсутствие инфраструктуры, работы и развития для детей с особенностями, когда они вырастут. Такой вот замкнутый круг.

Как его разомкнуть? Как сделать, чтобы для ребенка-инвалида эмиграция не была единственным шансом на полноценную жизнь?

От того, насколько мы готовы воспринимать и принимать детей с особенностями развития в общество, где находятся и растут наши дети, насколько мы готовы радоваться этому ребенку и помогать ему интегрироваться в среде – зависит исход общей ситуации с сиротством в России. Очевидно, что если мы к этому не готовы, то нам удобно и легко обвинить государство, и нас будет вполне устраивать, что эти дети находятся изолированными и отдаленными от нас. Мы их не видим и не слышим, нам они не интересны. А значит, никогда не будет достаточно мотивации у общества на закладку пандусов, на реальную, а не для галочки, работу над интеграционной средой в школах, на реальную поддержку государством семей с детьми инвалидами (и не только усыновителей, а и родных мам и пап этих детей).

В этой же категории находятся дети, попавшие в среду семейного неблагополучия. Они так же оказываются изгоями, и о них не хотят ничего знать. Мы маркируем этих детей ужасным ярлыком и не понимаем, что за этим стоит.

А причина совершенно элементарная: у нас нет реальных программ помощи неблагополучной семье, социальной поддержки, гарантий жилья, программ реабилитации тех же зависимых от алкоголя, наркотиков. Наша социальная сфера бессистемна и не направлена на человека, на его проблемы, а работает лишь для реализации каких-то списков услуг. У нас есть контролирующие участники социального процесса и этот контроль мы активно развиваем (среди недавних новшеств введение комендантского часа, тесты на наркотики в школах и.т.п.). Но у нас огромная, огромная проблема с помогающей частью, с поддерживающей.

Наше общество, к сожалению, не готово видеть детей других: несчастных, пострадавших, в инвалидной коляске, с непонятной речью и странными движениями. «Обращайте внимание на людей, ведущих себя подозрительно и странно», – говорят нам каждый день в метро. И каждый раз, когда я это слышу, мне кажется, что они говорят об умственно отсталых людях и аутистах. Хорошо, что они мало ездят в метро. Я с трудом могу себе представить преступника, ведущего себя странно. Когда общество будет готово к тому, что рядом находятся люди в инвалидных колясках и со странным поведением, те, кто не справились с контролем над своей жизнью, только тогда можно вводить и изменения в систему законодательства.