Я увидел удивительный оазис доброты
– Съемка оказалась для меня неожиданностью, и я чувствовал себя не очень комфортно. Я попросил было меня не снимать, но мне сказали, что дело тут не во мне, а в стремлении сделать Дом известным как можно большему количеству людей. Такое объяснение меня убедило, но от скованности, судя по всему, я так до конца и не избавился.
– Это особенный, но очень добрый мир. Когда его посещаешь, понимаешь, какие пустяки – твои собственные огорчения.
– Я увидел удивительный оазис доброты. Увидел особых людей, которые замечательно вместе живут, работают, празднуют и молятся. Тем большим контрастом оказались рассказы о том, как жестко поначалу их приняли жители этих мест. Но ведь и здесь произошло маленькое чудо: мало-помалу соседи Дома изменили свое отношение к его обитателям.
Никто не призывает всех идти работать в интернаты, но поделиться частичкой своего тепла может каждый
– Мы с семьей провели около пяти лет в Германии. Жили там в богословском коллегиуме – на его территории располагался интернат для людей с особенностями развития. Мы с ними довольно много общались, а потом и дружили. Одного такого человека я описал в романе «Брисбен». Вообще в Германии подобного рода людей не изолируют. У нас же в советское время их старались отгородить от общества, причем аргументировали это тем, что так будет полезнее для обеих сторон.
Это правда, что людей, не похожих на нас, боятся, потому что людям свойственно бояться непохожего. Страх выражается в стремлении убежать, а порой, наоборот, в агрессивности. В европейских странах это давно уже не так. У нас тоже ситуация меняется к лучшему.
Чем больше люди с ментальными особенностями будут вовлечены в общий поток жизни, тем меньше их будут сторониться. Никто не призывает всех идти работать в интернаты – это место для настоящих подвижников, но поделиться частичкой своего тепла может каждый.
Чем больше растет агрессия, тем сложнее говорить о том, кто прав, а кто виноват
– Говоря об агрессии, я обычно имею в виду прежде всего личную агрессию. Всё растет из человеческого сердца. А оно одинаково в России, в Англии, в Америке – где угодно. Личная злоба растет как на дрожжах, охватывает всё большее пространство. Я живу здесь, поэтому вижу ее здесь. А, допустим, писатель Кадзуо Исигуро живет в Англии – и видит ее там, и с горечью говорит о линчевании в сети.
Чем больше растет агрессия, тем сложнее говорить о том, кто прав, а кто виноват. По-моему, мир подходит к той черте, когда виноваты все.
Если говорить о писателях, то мне кажется, что сейчас настал момент особой их ответственности. Нужны добрые слова. Не сомневаюсь, что в каждой стране, в каждой культуре их есть кому произносить. Я пишу прежде всего для российского читателя, потому что знаю его лучше всего и люблю.
Место, где особенные и неособенные равны
– Благодаря совместным усилиям Театра на Литейном и Дома на воле в прошлом году удалось привезти обитателей Дома на спектакль «Лавр». Ребята были счастливы, а одна девочка сказала, что хочет быть режиссером.
В Музее Ахматовой нам удалось провести презентацию книги Володи Долматова. Этот автор тоже живет в Раздолье. Рассказы Володи я читаю с удовольствием и дарю его книгу многим известным людям. А инструкцию для биатлонистов Даши Скорняковой я бы посоветовал прочитать всякому спортсмену.
– В текстах этих людей своя эстетика, и она сопоставима с эстетикой профессиональных авторов. В этом нет ничего удивительного. Когда говорят о простых вещах простыми словами, разница обычных людей и людей с особенностями не очень ощутима.
Может быть, как раз в этом – одно из прекрасных качеств культуры. Она соединяет то, что на первый взгляд кажется несоединимым.
Бог в моей жизни появился в трудное время – и спас меня
– В Раздолье совершенно удивительный храм царственных страстотерпцев и его настоятель, отец Борис. Та любовь, о которой я говорил, – она во многом идет из храма. Это то место, где особенные и неособенные равны.
– В разное время я посещал в Петербурге разные храмы. Они менялись вместе с местом моего жительства. Это был храм Иоанна Богослова в Духовной академии, был Спасо-Преображенский собор. Сейчас это Князь-Владимирский собор. Все эти храмы я люблю до сих пор. Они связаны с разными этапами моей жизни и, соответственно, с разными мыслями, чувствами и надеждами.
Есть священник, которого я считаю своим духовным отцом, хотя в нашем общении такое определение почему-то не присутствует. Откровенные беседы с ним очень мне помогают.
Бог в моей жизни появился примерно в 15–16 лет. Это была пора взросления и сильнейшего кризиса. Иными словами, Бог появился в трудное для меня время и – спас меня.
Фото Георгия Поротова из проекта «Недееспособные» – 22-минутная лента «Недееспособные» режиссеров Максима Якубсона и Георгия Поротова была показана на 43-м Московском международном кинофестивале.
