Психолог Виктория Малахова:
– Я тебя убью!
– Я тебя в асфальт тебя закатаю!
Три года назад я около месяца получала такие послания. Разумеется, мне было страшно. В серьезности намерений угрожавшего не было никаких сомнений. Если подкараулит в безлюдном месте – точно убьет или покалечит.
Я перестала выходить на улицу, не отвечала на телефонные звонки. Потом, когда страх стал совсем невыносимым, сбежала к подруге на дачу. Но и там было небезопасно, потому что мой преследователь знал не только меня, но и моих друзей.
Это важно. Мне угрожал тот, кого я долгое время считала своим близким другом. И вот теперь стало понятно, что он психически не здоров и даже опасен.
Как психолог я это понимала, но в стрессовых ситуациях профессиональное образование не спасает. Все во мне восставало против ужасной несправедливости. Как он мог? За что? Я так ему доверяла! Я так о нем заботилась! Случившееся не укладывалось в голове, вместе с диким страхом я переживала настоящий шок от предательства.
Почему у меня все болит
Постепенно страсти улеглись, угрозы прекратились, и мой преследователь уехал из Москвы. Можно было возвращаться к обычной жизни.
И тут началось…
Сначала заболел живот. Ну, это понятно, подумала я. Живот всегда болит на нервной почве. Скоро пройдет. Затем к желудочным спазмам прибавились обмороки, затем – проблемы с почками, с сердцем. Через месяц у меня, казалось, не осталось ни одного здорового органа. Болело все.
И я пошла по врачам. Хождение это продолжалось больше года. Какие только анализы я не сдавала, какие обследования не проходила, к каким специалистам не обращалась. Но становилось только хуже.
Я совершенно обессилела. От прежней энергичной, общительной Вики ничего не осталось. Я бледной тенью ползала по квартире, почти ничего не ела, потому что боялась очередного приступа внезапно появившейся язвы желудка, почти не выходила на улицу, потому что боялась потерять сознание. Мир казался опасным и враждебным, как будто меня продолжали преследовать.
Круг общения сузился до самых близких родственников, но и с ними было непросто. Две мои несовершеннолетние дочери с недоумением смотрели на угасшую маму, и я чувствовала себя страшно виноватой перед ними. Ведь я больше не могла им ничего дать.
Но тяжелее всего было общаться с отцом. Мой загадочный недуг абсолютно не укладывался в его систему мира. Что-то болит – иди к врачу. Врач говорит, ты здорова? Ну, тогда собери волю в кулак и иди работай. «Ты меня разочаровываешь. Я думал, ты сильный человек», – говорил он, очевидно, стремясь пробудить во мне силу духа. Но дух не пробуждался, а слова ранили и приводили в отчаяние.
Социальные связи распадались, друзья отдалялись, не понимая, что со мной. «Чего ты себя накручиваешь? – недоумевала подруга. – Ну да, был у тебя неприятный момент в жизни. Но сколько можно об этом вспоминать?» Я мысленно с ней соглашалась.
Подумаешь, попугали немножко. Не убили же. Теперь-то все хорошо. Но тогда почему мне так плохо?
Как я сама поставила себе диагноз
К счастью, у меня хватило сил самостоятельно докопаться до сути. Смутно подозревая, что странная болезнь как-то связана с пережитым стрессом, я скупила все книги о психологической травме, перечитала все научные статьи, и постепенно картинка начала складываться.
Посттравматическое стрессовое расстройство – вот как называлось чудовище, пожиравшее меня изнутри.
Удивительно, что ни я со своим психологическим образованием, ни мои коллеги – никто даже не предположил того, что стало очевидным, когда я погрузилась в тему. Впрочем, не так уж это и удивительно.
С ПТСР давно и очень хорошо знакомы в США, неслучайно ответы на свои вопросы я нашла именно в американской литературе. У нас же эта аббревиатура известна лишь узкому кругу специалистов. На мой взгляд, это серьезная проблема,
ведь согласно статистике посттравматическим расстройством страдает более 7% населения Земли.
Как бы я хотела, чтобы эти люди не блуждали в потемках, подобно мне, а как можно быстрее получали помощь. Собственно, для этого я и рассказываю свою историю.
ПТСР как медицинский термин появился в Международной классификации болезней после войны во Вьетнаме. Тогда американские психиатры обнаружили, что вернувшиеся с фронта солдаты часто страдают психическими расстройствами с определенным набором признаков.
Стресс, пережитый на войне, влиял на психику человека особым образом. Затем оказалось, что такие же патологические состояния вызывают многие другие ситуации, угрожающие жизни. Теракты, насилие, несчастные случаи, природные катаклизмы – все это может «застрять в человеке» и разрушить его изнутри.
Конечно, так случается не со всеми, иначе бы нас, страдающих ПТСР, было не 7 процентов, а все 100. Ведь стрессовые события бывают в жизни каждого.
Исследования показали, что посттравматическое расстройство в большей степени грозит тому, кто в момент стресса остается в бездействии.
Оказавшись на месте теракта, кто-то спасается бегством, кто-то кричит, кто-то кидается помогать пострадавшим, кто-то вызывает скорую. Но есть и те, кто замирает, а затем, как ни в чем не бывало, идет дальше, думая, что прекрасно справился со своим страхом и даже особенно не испугался. Как бы не так!
В момент опасности наш организм мобилизуется. Руки сжимаются в кулаки, ноги готовятся бежать, мозг стремительно выстраивает план действий. Эта энергия необходима, чтобы спастись. Но если ее не использовать, она так и останется в теле и из спасительной превратится в разрушительную.
В моем случае было именно так. Я плохо умею злиться. Если, не дай Бог тронут моих детей – тогда могу. А вот защитить себя мне сложно. Когда тебя преследуют и угрожают, нормальная реакция только одна – злиться и защищаться. Я это сделать не сумела. И теперь мне нужна была помощь.
Выход
Эту помощь я нашла довольно быстро. Вообще, когда понимаешь, что с тобой, сразу становится легче и ситуация начинает разворачиваться в нужном направлении. Разумеется, решение моей проблемы лежало не в области медицины.
Требовалась кропотливая работа психолога, специализирующегося на ПТСР. Сейчас я нахожусь в этой терапии. Да, я, психолог, сама хожу к психологу. Это нормально.
Еще я узнала, что очень важны самые банальные вещи – гимнастика по утрам, водные процедуры, режим дня. Важно вовремя ложиться спать и правильно питаться. Все то, что мы с детства привыкли считать ерундой, оказывается, лечит! И теперь я пользуюсь этим простыми способами самоисцеления.
Наверное, самое сложное, но необходимое для выхода из болезни – принять ее, признать свою слабость и перестать себя винить за нее. Как долго я не могла этого сделать!
Нет! Это не я, это не со мной! Я же умею быть сильной! И каждый новый день начинался с борьбы. Постепенно мне удалось смириться с тем, что я – не «человек сильный», не «человек полезный», я «человек живой», а значит, и уязвимый, и слабый, и страдающий. Сегодня, я признаю эти чувства и благодарю их за помощь.
Я благодарна своей болезни. Во-первых, она заставила меня задуматься о том, почему я вообще попала в травмирующую ситуацию, почему я позволила этому насилию быть. Теперь я учусь беречь свои границы и избегать токсичных отношений. Мой круг общения изменился, из него исчезли люди, которые привыкли черпать у меня энергию и ничего не давать взамен.
Боль, как чудесный веник, смахнула все лишнее – иллюзии, надежны, отношения.
Она порушила мой прежний мир, но сейчас я вижу, как много вокруг людей, которые любят и готовы быть рядом. Любовь – она повсюду.
И второе мое приобретение: если бы я сама не была жертвой насилия и не научилась говорить «нет», я бы не смогла как психолог эффективно работать с травмой. Теперь, когда человек заходит ко мне в кабинет, я с первых минут, с первых слов вижу травму, я знаю, как она проявляется в теле, в голосе, во взгляде.
Я сама была такой и теперь мне легче понять того, кто пришел за помощью. Моя болезнь помогла мне профессионально вырасти. «Мой травматический опыт я всю жизнь преобразовываю в ресурс», – писал американский психолог Ролло Мей. Вот и для меня пережитое стало источником роста.
Мое исцеление длилось долгие полтора года. Не знаю, окончательно ли этот период закончился или нет, но знаю одно: теперь я другая. И я благодарна за этот урок. Мудрость приходит с опытом. А опыт приходит через боль.
При ПСТР организм выходит из-под контроля
Комментирует Павел Малахов, психиатр, психотерапевт:
– Трудность диагностики посттравматического расстройства в том, что оно всегда маскируется под какие-то болезни, не обязательно физические.
ПТСР легко принять за депрессию и даже за проявление психоза. Ну а если подключается психосоматика, поиск правильного диагноза усложняется еще больше. Понятно, что человек, у которого что-то болит, идет к врачу. Врач должен выслушать жалобы, провести обследование и, если по его профилю ничего не обнаружено, перенаправить пациента к другому специалисту.
Человек блуждает по врачам, выполняет назначения, пьет прописанные лекарства, но не испытывает никакого облегчения. И тогда его направляют в «последний кабинет», то есть к психиатру.
Но надо понимать, что психиатр – это тоже врач, он тоже лечит таблетками, а в случае ПТСР таблетки не помогут. Да, они иногда нужны, чтобы облегчить тяжелое состояние, но собственно лечение находится за пределами медицины. Посттравматическое расстройство – это чисто психологическая проблема, и помочь здесь может только психотерапевт, специализирующийся на этой теме.
Что нужно знать о ПТСР? Во-первых, что это всегда следствие событий, связанных с угрозой жизни.
Мы все умеем мобилизоваться в экстремальных ситуациях, но бывают случаи «сверхэкстремальные», превышающие наши возможности адаптации. И у всех это «сверх» разное.
Кто-то не может прийти в себя после войны, а для кого-то невыносимым переживанием становится развод.
Да, развод тоже может переживаться как смертельная опасность, если человек не представляет себе жизни без семьи. Бывают стрессовые ситуации, растянутые во времени. Например, физическое насилие в семье вполне можно приравнять к боевым действиям, потому что это тоже угроза жизни.
И второе, о чем необходимо помнить: посттравматическое расстройство нельзя преодолеть усилием воли.
Организм вышел из-под контроля, и ему необходима помощь. У меня был пациент, переживший теракт в метро и страдавший после этого страшными головными болями. Он говорил мне: «Подумаешь, взрыв. Да я давно про него забыл! У меня с этим все в порядке». Нельзя обесценивать свой стресс, нельзя этого стыдиться. Его надо найти и обезвредить, а это можно сделать только с профессиональной помощью.
Иллюстрации Оксаны Романовой, с использованием фрагментов картин А.Матисса, Ф.Кало, В.Ван Гога, Э.Мунка, Э.Шиле
