Епископ Пантелеимон (Шатов): «Очень важно, чтобы в жизни детей была радость»

Предлагаем вам видеозапись встречи епископа Пантелеимона (Шатова) с многодетными родителями, прошедшей в Марфо-Мариинской обители. Вопросы веры ребенка, воспитания, отношения с ближними и адаптации к современному миру. Беседа будет интересна не только многодетным.

Расшифровка беседы

Я начну нашу беседу, дорогие друзья, с двух взаимоисключающих утверждений. Мы хотели поговорить с вами о воспитании детей. Так вот первое, что я хочу сказать, что при воспитании ребенка самое главное, что мы должны помнить, и самое главное, к чему должны с вами стремиться, – это воспитать наше дитя в православной вере. Это первое утверждение, что самое главное, что могут родители сделать для своего ребенка, – это не вырастить его здоровым, не научить его языкам, не записать его в разные кружки, а, конечно же, приобщить его к радости веры. А второе утверждение, что, конечно же, никого привести к вере нельзя.

Очень часто люди сейчас говорят: «Вот надо утверждать в России православную веру. Вот как было бы хорошо, если бы люди стали ходить в храм. Как бы их в храм всех затащить бы, и там бы их обратить бы в нашу веру правослвную?» – так думать не полезно и неправильно. Потому что никого, конечно, не затащишь, никого, конечно, не заставишь, и люди сейчас живут так, что не хотят знать о Христе, нет у них на это ни времени, ни желания. Есть только один человек на свете, которого можно заставить быть верующим. Это я сам. И этого человека, конечно, привести к вере можно и нужно.

Но даже это, даже этого одного человека, не весь народ, как сделал Равноапостольный отец Владимир Святой, покрестил весь народ, проповедники такой не делали великий подвиг, но для нас с вами даже одного себя привести к вере – это уже подвиг. И потом, мы должны знать, что когда мы сами себя приводим к вере, сами себя заставляем поступать по Евангелию, заставляем себя молиться Богу, потому что нам не всегда этого хочется, не всегда мы это понимаем, мы таким образом помогаем и другим. Вы знаете замечательные слова преподобного Серафима Саровского «Стяжи дух мирен – и вокруг тебя спасутся тысячи». Слова, разговоры, призывы, миссионерская проповедь ни к чему не приведет, если у человека нет мирного духа в душе, душа если не мирна его. А если душа его мирна, то иногда к вере люди приходят без всяких слов, без всяких проповедей, без всяких разговоров. А просто общаясь с таким человеком, они чувствуют в нем что-то необычное, что-то не от мирное, и пытаются узнать, как он живет, почему так он спокоен, почему так он радостен всегда, – и приходят к вере. И это касается, конечно, и наших детей. Если человек с мирной душой может своим примером спасти тысячи людей, то, конечно же, родители с мирной душой могут своим детям помочь утвердиться в православной вере.

Поэтому, конечно же, самое главное – это нам самим с вами быть людьми православными. В наше время под этим утверждением понимаются иногда совершенно разные вещи. Конечно, православный человек исповедует православную веру, знает основные догматы веры. Конечно, православный человек участвует в церковных таинствах. Конечно, православный человек втайне имеет такое обращение всегдашнее к Богу. Но ребенок судит о том, как мы живем, не по нашим словам, не по нотациям, которые мы ему читаем, не по тому, насколько мы хорошо понимаем катехизис, насколько хорошо мы знаем догматы православной веры, а по тому, как мы общаемся с другими людьми, как мы живем. И если мы хотим, чтоб наши дети стали православными, если мы хотим сами спастись, то, конечно же, у нас должно быть правильное отношение к жизни и к смерти, к страданию, к богатству, к болезни, к своим желаниям, планам, талантам, способностям, неудачам, к своим врагам, друзьям, к соседям, к мужу, к жене, теще, тестю, свекрови, свекру, к искусству – современному, классическому, – к свободному времени, к молитве, к посту, к чтению Священного Писания.

Если ребенок не видит в нас правильного отношения к этим вещам, то, конечно же, он и не сможет от нас ничему научиться. Ребенку нужно не давать какое-то знание в виде уроков, основ православной культуры, хотя это может быть, но иногда может даже повредить ему. Если неправильно ему рассказывать об этом, то это будет вред. Вы знаете, что в России многие люди до революции изучали Закон Божий. Не многие, а все изучали. И не все они, к сожалению, стали православными людьми. А вот семья, если в ней есть правильное отношение ко всему тому, о чем мы с вами говорим, конечно, тогда она может ребенку правильно позиционировать – он правильно займет позицию по отношению к этим самым важным вещам.

Я специально не говорю здесь о посещении храма. Специально не говорю о молитве, скажем. Потому что иногда в человеке и молитва, и посещение храма соединяются с совершенно неправильным отношением к людям, к событиям в жизни, совершенно неправильно в отношении к искусству, к незнанию искусства высокого, скажем. Очень легко соединяется одно с другим, и часто очень человек, посещая храм, участвуя в церковных таинствах, не может явить красоту, высоту, радость православной веры. А ребенок это чувствует. Если он не чувствует в этой вере жизни, не чувствует любви, не чувствует радости, не чувствует, не видит красоты, которая превосходит красоту видимого мира, тогда, конечно же, он к этой вере будет относиться пренебрежительно, и как только получит свободу – убежит из дома и будет лучше со свиньями есть рожки и будет с другими предаваться всяким увеселениям, чем будет дома, где скучно, неинтересно, и где совсем не так живут, как говорят.

Вот поэтому очень важно, конечно, нам с вами учиться и достигать этой красоты, совершенства, любви. Обязательно самим учить себя. Не детей нужно учить. Вернее, мы так или иначе учим их своей жизнью, они всё равно смотрят снизу вверх, пока они маленькие. А самому себя нужно приобщить к этому богатству. Тем более, что в наше время сделать это достаточно легко. Потому что сейчас можно найти любые книги, сейчас можно найти любые какие-то примеры жизни святых, сейчас можно очень много найти, очень многому можно научиться. Но сделать так, чтобы изменилась наша жизнь.

Человек верующий, конечно же, правильно относится к страданиям. Он понимает, что такое страдание, почему оно допущено Богом. Люди неверующие ужасаются, когда видят страдающих детей, младенцев, ни в чем неповинных младенцев. Видят, как они рождаются уродцами, как они умирают, как они страдают. Видят, что теракты бывают, видят, что люди умирают от рака неожиданно, самолеты рушатся. И люди неверующие, они задаются вопросом: «Как же так? Что происходит в этом мире? Кто руководит вообще этим миром? Почему так, один опоздал на самолет – остался жив, а другой человек в самолете разбился?» – мать, ребенок погиб там, скажем. Почему так происходит? Почему так, по видимости, несправедливо распределяются страдания в этом мире? Некоторые говорят: «Хорошие люди страдают, а подлецы и мерзавцы преуспевают. Почему так Бог допускает это»?

Мы с вами знаем, что мир, в котором мы живем, он, с одной стороны, искажен грехом, с другой стороны, он несет на себе печать богосозданности – он Богом создан, этот мир. И в каждой точке пространства, в каждой частичке вещества есть отпечаток божества. Есть такое понятие о семенном логосе, которое присутствует во всем этом мире, в каждом мгновении времени отражается вечность. Но отражается искаженно из-за греха, потому что человеческий грех исказил и пространство, и время, исказил мир, исказил животных, исказил природу, исказил человеческое существо. И поэтому в мир вошло страдание, как следствие этой искаженности. Следствие. Не может больной человек чувствовать себя хорошо. Он создан для здоровья, но он болеет, потому что в нем есть эта болезнь.

И все люди – это тоже, конечно, мы должны с вами понимать и жить в соответствии с этим пониманием, все люди представляют из себя одного человека. Всё человечество – это один как бы человек. Всеадам такой. И мы только части этого человечества. Каждый человек – он является личностью, но он причастен к той же природе, к которой причастны и китайцы, и негры, и евреи, и верующие, и неверующие, и жившие давно, и те, которые будут жить после нас. Всё это одна природа, мы являемся ипостасями единой природе. Как в Троице три ипостаси соединены одной божественной природой, так и мы тоже. И поэтому когда что-то касается наших близких или дальних, людей, с которыми мы дружим, или наших врагов, – это касается и нас. И нельзя отгородиться от того следствия греха, который есть в мире. Даже если мне хорошо – я не должен радоваться, я должен помогать тем, кому плохо. У меня есть глаза – я должен помогать тому, у кого глаз нет, кто слеп. У меня есть уши – я должен помогать тем, кто не слышит. У меня есть ноги, я могу передвигаться – я должен помогать тем инвалидам, которые двигаться не могут. Есть ум – надо служить тем, кто не имеет разума. Есть талант какой-то – этим талантом нужно служить другим.

И если человек так живет, то он тогда уже не мучается проблемой: «Почему я здоров, а другой болен?» – он понимает, что я здоров для того, чтобы помогать больному; а болен он, потому что мы все причастны к греху Адама. Во всех нас искажена природа. Он болен тем, а мне болит душа. Он не может двигаться, а я не имею такой какой-нибудь быстроты мысли, как у людей способных и умных, скажем. У всех нас есть некий излом. Он по-разному проявляется: кто-то инвалид – рука болит, у кого-то – нога, у кого-то – глаз, у кого – душа, у кого – ум, у кого склонность какая-то есть в душе нехорошая, с которой он борется и должен её победить. Каждый из нас причастен к этому греху, природа наша искажена грехом. И если нам Бог даровал здоровье, то не для того, чтоб мы отгородились от нездоровья и болезни других и построили какую-то стену китайскую и жили там счастливо и радовались, что «мы – такие счастливые». «Разбился самолет – мы остались живы, теракт случился – а мы туда не попали, он инвалидом родился – а я здоровым, как мне хорошо, как замечательно. Благодарю тебя, Боже, что я не такой, как другие люди, которые мучаются, страдают», – это неправильно. Если мы родились здоровыми – мы должны помогать тем людям другим, которые находятся в несчастье, вот какое правильное отношение к страданию христианскому.

И когда так понимают родители ребенка, тогда, конечно же, они не ограничивают свою жизнь пределами только своей семьи. Я знаю замечательную одну женщину, у которой были дети, но которая очень много помогала другим. И у неё выросли замечательные сыновья. Один сын стал священником очень хорошим. Он помнит, как мама иногда поздно приходила, заботилась о каких-то людях нуждающихся, как она всегда помогала кому-то, как она встречала людей, которые нуждались в помощи, как она милосердно относилась ко всем людям, которые приходили к ним домой и просили о чем-то. И, конечно, такой ребенок, когда он видит такое поведение матери, тоже воспитывается в нем милосердие.

Я, конечно, не говорю, что вам всем нужно записаться в добровольцы, оставить своих детей, идти помогать в детские дома, в дома для детей-инвалидов. Нет, конечно. Но уделить часть своего времени тем, кто находится вне семьи, конечно, должна и даже многодетная мать. И должна помнить о том, что мы все являемся одним человечество, одним человеком как бы, и не можем проходить мимо чужого несчастья. Если к нам обращаются за помощью – мы должны каждому человеку, кто нуждается, помочь. И когда ребенок, видя эту любовь на деле, а не на словах, конечно же, тоже почувствует радость этой любви, потому что когда ты помогаешь другому – ты чувствуешь радость. Такую радость, которую описать никак нельзя, как нельзя описать радость, когда слушаешь музыку прекрасную, наслаждаешься живописью. Приучить ребенка к этой радости, научить её понять, конечно, очень-очень важно.

Конечно, ребенок должен обязательно через жизнь родителей понять, что такое жизнь, и что такое смерть. Что смерть – это не конец жизни, это переход в другой мир – мир благодатный, мир святой. И цель жизни – не устроить здесь на Земле для себя Царство Небесное, не построить рай и отгородиться от других, которые страдают, людей, а цель жизни – придти в это Царствие Небесное – скорбями, трудами, трудностями. И он через вас должен понимать, как нужно переносить болезни, несправедливости, видеть, как мама смиряется, как мама слушается отца, как мама ласково относится к другим. И это отношение к соседям, к близким, к родственникам… Бабушка или тёща, или свекровь, да? Не всегда складываются отношения хорошие между свекровью, скажем, и кем?.. Невесткой. Или между зятем и тёщей. Но если родители всё-таки любят и уважают своих стариков, старших, какие б они не были, пусть они на грани выживания из ума находятся, пусть они неверующие, нецерковные люди, но если дети видят уважение, видят почитание, то они сами будут потом уважать своих родителей. Они сами поймут, что это значит уважать старших, они узнают о заповеди послушания родителю не из слов, а на деле увидят её исполнение. И, конечно, это тоже определяет как-то жизнь детей в дальнейшем.

Отношение к богатству. Конечно, мы с вами, слава Богу, все живем не очень богато. У кого-то больше, у кого-то меньше, но я думаю, что здесь нет людей, у которых есть шикарные «Мерседесы»… У меня только, может, есть две машины, но это я так по секрету. Мне надо ездить куда-то там. У вас, наверно, не у всех есть мотоцикл даже, велосипеды. Но, тем не менее, всё-таки, хотя этого нет у нас, но очень часто мы живем, желая этого. Мы не умеем жить… Вы не желаете, да? Очень хорошо. Ну вот другие люди, может быть, желают: «А вот были бы у меня деньги – мы б поехали туда, мы купли бы то. Была бы побольше квартира – мы бы там свободней себя чувствовали, можно было бы поставить кровать отдельную», – не знаю, что ещё там сделать, – «Поехали бы отдыхать куда-то на лето…»

Нужно быть очень внимательным, потому что, конечно, ребенку нужно показать пример, мы должны быть рады тому, что у нас есть, и должны обязательно рассказать ребенку, и пораньше, чтобы он понял, сказку о старухе с разбитым корытом – «О золотой рыбке» – чем кончается эта жажда богатства, власти, жажда чего-то ещё большего и недовольство тем, что у тебя есть. То есть учить ребенка быть благодарным тому, что у него есть, чтобы ребенок знал на примере своих родителей, что можно радоваться и куску хлеба, что не обязательна какая-то роскошная еда, что не обязательны какие-то дорогие одежды, что радость не в этом заключается. Когда он видит это из жизни своих родных – он как-то воспитывается именно в этом ключе.

В современном мире очень часто говорят: «Главное, чтоб было здоровье». И когда человека посещает болезнь – он всегда негодует: «Почему я заболел? Почему у меня онкология?» Говорят, врачи современные, вот мне недавно говорили, считают, что вообще онкология – это общая болезнь всех, просто у кого-то её определяют, эту болезнь, у кого-то не определяют. Кто-то раньше умирает от чего-то другого, не от рака, а кто-то доживает до рака. Но говорят, что все люди больны этой онкологией, просто она по-разному выявляется. И, в общем, мы знаем с вами пример старца Паисия, который, когда узнал про то, что он болен онкологическим заболеванием, пустился в пляс. Сказал, что никогда не плясал, но очень хочется, потому что он понял, что приближается конец, его жизнь переходит в вечную жизнь. Ну, может быть, ребенку так не надо говорить. Но, может, этот пример ему как-то рассказать, чтобы он понимал, что самое ценное – не жизнь эта, а ценнее намного состояние души, общение с Богом, чистая совесть, верность другу. Скажем, самопожертвование важнее, чем сохранение своей жизни, чем инстинкт самосохранения. Если он видит это на примере родителей, то, конечно, он как-то это воспримет.

И тут не обязательно, конечно, так вот декларировать и говорить: «Посмотри на меня», – а просто так нужно жить. И эта смиренная какая-то жизнь во Христе и со Христом, она откладывается во впечатлительном ребенке, потому что он всё-таки очень, бывает, впечатляется тем, что и как происходит с его родителями, он это запоминает, видит. И сразу, может быть, не осознает, но потом когда-нибудь поймет это. Как я уже вам приводил пример преподобного отца, преподобного Силуана Афонского, помните, да? Два примера из его жизни. Кто помнит – поднимите руки. Кто не помнит поднимите руки?.. Тогда я два примера расскажу – больше уже ничего и рассказывать не надо, мне кажется. Потому что это замечательный пример. А кто из вас читал статью в интернете «Оставь ребенка в покое»? Поднимите руки. Кто не читал, поднимите руки. Ну вот вы себе запишите. Правда, замечательная статья? Это написал, по-моему, болгарский архимандрит о воспитании детей. Конечно, там есть некая крайность, я потом об этом скажу, может быть. Но, тем не менее, очень правильная какая-то позиция такая изначально.

Иногда, конечно, можно и нужно ребенка к чему-то принудить, иногда нужно, конечно, отстаивать и не соглашаться на то, что предлагает ребенок. Но очень часто родителям, которые стараются детей воспитать в вере, не хватает именно того, о чем пишет в этой своей статьей вот этот архимандрит «Оставь ребенка в покое». Можно просто набрать в интернете – это выскочит обязательно, очень хорошая статья. Можно у меня на сайте её посмотреть. Или у меня на блоге. «Оставь ребенка в покое».

У меня она тоже есть. У меня тоже есть такой блог, вы знаете, да? Я тогда положу визитные карточки, можно потом взять. Тогда давайте я расскажу несколько примеров замечательных, да? Отец преподобного Силуана был очень простым человеком. Может быть, неграмотным, я точно не помню, как о нем пишет преподобный. Но был очень простым, был очень кротким и смиренным. И очень любил своих детей. Рассказывает о нем, два примера есть в житии преподобного Силуана. Первый – когда преподобный Силуан был мальчиком, и он однажды в Петровский пост пошел к отцу на поле, где он косил, по-моему. Был Петровский пост. И он взял с собой, мама дала, взял с собой мясной обед. Отец съел этот обед и ничего ему не сказал. А через какое-то время, мне почему-то кажется, что там зимой, как-то ещё что-то. Ну, может, не так, но потом уже. Как-то ребенку сказал, этому мальчику: «Помнишь», – говорит, – «Ты мне принес мясо на поле? А ведь был тогда Петровский пост. Я ел это мясо, как какую-то стерву». Так он просто выразился. То есть он не стал сразу ему говорить: «Что ты мне принес? Сейчас пост», – да? Он съел. А потом сказал. И мальчик это запомнил.

Второй случай был тоже потрясающий, конечно. Я так не смог бы, наверное, поступить. Преподобный до своего прихода в монастырь был обычным сельским парнем, очень сильным. Он там ел яичницу из 50-ти яиц на Пасху, он рассказывает. Был очень сильным, как-то одного человека повредил чуть ли не до смерти, с кем-то он там, по-моему, подрался. А как-то была у него девушка какая-то, и он говорит – у них случилось обычное. Так он даже пишет. Мы сейчас говорим – вот какая развращенная молодежь. А видите, он в те времена пишет – случилось. Ну, случился блудный грех. И когда он пришел домой утром, отец ему сказал: «Сынок, где ты был сегодня? Моё сердце всю ночь болело о тебе». И он так сказал это, что слова эти, они привели в сознание греха преподобного Силуана. Он не говорил, не грозил ничего, только вот это сказал и всё. Вот такой удивительный пример, конечно. Это как раз к теме этой статьи «Оставь ребенка в покое».

Конечно, нужно воспитывать детей. У меня, кстати говоря, на страничках моих в интернете, там помещены отрывки из, так он записи свои называл, журнала преподобного Антония Оптинского. Такой замечательный старец Антоний Оптинский. И он единственный, кого я знаю, оставил записки о своем детстве. А жил он, родился он в конце XVIII века, жил в начале ХIX века, в первой половине. И вот он там описывает, как его воспитывали также родители. Как однажды он вышел на улицу, и там пьяные мужики танцевали под балалайку, что-то плясали там. Ему так это понравилось, он выпросил у них балалайку, и они ему дали. В те времена люди были очень добрые, там много таких примеров доброты. Он однажды пришел на ярмарку, было ему три года, по-моему, что ли, и увидел там очень красивые сапожки. А мама дала ему денег, чтобы он купил себе пряников. И он дал продавцу эти деньги, продавец сказал – мало. Говорит ему: «Ну как, на пряники, а тут сапожки». Он пошел домой, собрал ещё денег, снова пришел. Тот опять говорит – мало. Он пошел третий раз и какие-то копеечки насобирал, принес опять. Тот говорит – мало. Он рассердился на этот продавца. А продавец, жалея его, сказал: «Ну возьми-возьми», – стал ему отдавать. Но он так разобиделся, что ушел и не взял эти сапожки. То есть он пишет о своем внутреннем капризе каком-то, но люди какие там, да?

Потом другой ещё есть рассказ, как однажды он… Он ходил в храм, с четырех лет он бывал чуть ли не на каждой службе, когда служба завершалась в храме. Батюшка сажал его на окошечко, на подоконник, он там сидел на службе. Когда кто-то причащался – он тоже причащался. И однажды он батюшке говорит: «Батюшка, пожалуйста, мне просфорочку». А батюшка ему говорит: «А ты сегодня не кушал?» И он так обиделся, что не стал брать просфорочку, а убежал домой, приходит к папе и говорит: «Тятя, я у попа», – так они раньше говорили, – «Попросил просфорочку, а он меня стал спрашивать, а не кушал ли я сегодня. Какое его дело? Его дело – давать, а не спрашивать». И дальше он описывает, что в этот момент открылась дверь – и поп пришел с ним мириться, принес ему просфору домой, к ребенку. Ну какие люди, да? Просто потрясающие.

Но в то же самое время, они были строгие. Да, он выпросил балалайку у этих самых пьяниц, пришел домой и стал дома на балалайке тренькать и, значит, там всячески выплясывать что-то такое. Мать увидела, сказала: «Ах ты скоморох несчастный». И его выпорола. И он стал плакать. А балалайку разломала, чтоб было ещё хуже, и сожгла, бросила в печку. «Тут я», – говорит, – «От горя упал на пол и заснул». То есть иногда они такие применяли очень строгие меры воздействия. Ещё один самый смешной там рассказ, он бывал всё время в алтаре, значит, и он пришел как-то домой, говорит: «Тятенька, хочу попом быть». А папа ему говорит: «Ну, ты знаешь, попы – они люди ученые, надо учиться. Ты-то у нас какой-то глупенький, ничего не знаешь, как же ты будешь попом?» – «Нет», – говорит, – «Тятенька, ну что ты? Попы, они там всё время сидят и разговаривают, а дьяки и дьячки, они чего-то говорят», – попом-то легко быть, там на алтаре сидят и разговаривают всё время. Очень интересные, конечно, у него рассказы.

Так вот это то смирение какое-то и кротость, которые есть у отца преподобного Силуана, у святых, отношение к детям, о котором говорит этот архимандрит болгарский, конечно, тоже очень важно. И важнее своя жизнь, своё поведение, чем какие-то меры воздействия по отношению к детям. Я знаю одного батюшку из многодетной семьи. У него была мама очень кроткой и смиренной. Она их никогда не ругала, только плакала. Когда они чего-нибудь сделают, то начинают плакать. И для них это было страшнее всего, они тут же всё бросали, старались как-то исправиться. Конечно, не всегда так бывает, но так они любили свою маму, уважали её, что для неё такое расстройство, и оно казалось для них таким самым страшным наказанием.

Конечно, я уже говорил прошлый раз вам, как всё-таки должна строиться семейная жизнь. Говорил вам много раз, что главное в семье, чтоб была любовь между мужем и женой. Говорил, что старцы афонские, вот сейчас к которым ездили наши батюшки, когда их спрашивали о том, как нужно строить семейную жизнь, как воспитывать детей – говорили, что самое главное, чтоб в семье была любовь между мужем и женой. И это, конечно, тоже, ребенок, если он видит это, конечно, он воспитывается в этой атмосфере любви. Приводил вам примеры своих дочерей прошлый раз, как их воспитывала моя жена, да? Как они меня уважали, как они всё мне лучшее отдавали там, да? И, конечно, это очень важно, вот это отношение, которое есть. Очень важно, конечно, дорогие друзья, чтобы в жизни детей была радость. И радость эта – радость такая высокая. Не играть с ними в карты… Ну, не знаю, в лото, может, сыграть, не знаю. Но вот прогулки с ними по Москве. Вы сами должны с ними чем-то делиться, сами должны как-то себя образовывать. Или искать учителей каких-то, создавать какие-то кружки, может быть. Рассказать о Москве, сходить в Третьяковскую галерею с ними, чтоб они почувствовали вот эту какую-то радость другую, потому что эта радость – она более приближена к духовному миру, нежели радость современного искусства, телевидение это, интернет какой-то. Чтоб они хотя бы почувствовали вкус, интерес к этому какому-то другому, высокому какому-то миру, который есть, существует, да? Это очень важно. Самим тоже очень важно этому учиться, к этому приобщаться и этой радостью делиться тоже с детьми. Обращать их внимание на красоту природы, рассказывать, помогать им это понять, почувствовать, чтобы ребенок… Тогда душа как-то будет возвышаться и не будет жить только плотью.

Если так жить, то, конечно, этого одного будет достаточно, чтобы дети всё-таки выросли в вере. Конечно, мы не можем ребенка запрограммировать, как программируют машину при создании на заводе, скажем. И не можем даже ребенка вырастить, как дерево, заботливо поливая его, чтоб оно много принесло плодов. Ребенок – не морковь, не помидоры, не огурцы, он обладает свободой воли и сам будет решать, как ему быть. Но дать ему какой-то пример высокой жизни, конечно, – это наша с вами задача. И нам самим нужно, конечно, не стыдиться и не стесняться своего неумения, а учиться этому, искать людей умных, хороших.

Ну я дурак – ну найди себе умного друга какого-то. Я не воспитан – найти какую-то семью, где есть всё-таки воспитанные люди. Я не умею интересно рассказывать, но найти человека, который умеет это делать. Потому что для ребенка очень важно будет, чтобы он видел, что у него дома намного интересней и правильней рассказывают о жизни, чем его друзья, чем вне дома, чем по телевизору, чем в фильме каком-то. Чтобы он почувствовал глубину жизни, её такую красоту жизни именно в своей семье, чтобы через это он узнавал тайны жизни, узнавал о том, что происходит.

Вот сегодня зачатие Пресвятой Богородицы. Церковь празднует, этот праздник празднует, не стесняясь, и говорит об этом. И, конечно, то, что об этом акте говорят, скажем, в интернете, как говорят между собой подростки – это ужасно и цинично очень. Эти отношения тоже должны быть предметом каких-то бесед с детьми, чтобы они изначально понимали это, чтобы они знали, что не то, что называется этим словом из четырех букв, а что-то другое, другие отношения, высокие очень, когда появляется новая жизнь, когда создается новая душа, Богом творится, тогда ребенок образуется во чреве у мамы, и как это возможно. Как эти отношения одухотворяются браком. Чтобы изначально как-то немножко опередить то, что ребенок узнает всю эту грязь, которую он узнает от своих сверстников или через интернет, или через телевизор, через фильмы какие-то. Это очень-очень важно.

Так что, конечно, если так вот жить в этом, то, конечно, как-то будет по-другому. Конечно, если вы сами будете молиться дома. Если ребенок… Если вы молитесь – он же знает, что вы молитесь, когда-то он увидит это. Я помню, как мне один батюшка рассказывал, что его однажды поразило, как молился его крестный. Он случайно это увидел однажды, для него это осталось потом на всю жизнь такое впечатление, как молятся дома, что такое домашняя молитва. Не просто бубнеж каких-то слов, не просто за руку останавливают, собираются и говорят. Такая искренняя, горячая, глубокая молитва. Как вы реагируете на всё происходящее, неожиданные случаи скорбные, как вы относитесь – у вас украли какую-то вещь – всё это формирует ребенка в большей степени, чем наши какие-то специальные воспитательные меры.

Какой-то вот ребенок тут сидит. Сколько тебе лет?

Восемнадцать.

А, ты уже большой. Ну ладно тогда. Ты уже, значит, совершеннолетний? У тебя паспорт уже есть, да? А паспорт сейчас в 14 лет уже дают. Ты не взял с собой, нет? Взял, да? Ну потом покажешь мне, хорошо. Я проверю.

Но, кроме этого, конечно же, какие-то мы должны делать действия по отношению к детям, как мы должны обращаться к ним, помогать им утвердиться в вере, не потерять веру, познать веру. И, конечно, самым главным, к чему можем мы ребенка привлечь, что мы должны ребенку помочь узнать, самым главным, конечно, является совершение божественной Литургии.

Но, опять же, сделать это для ребенка интересным, радостным невозможно без изучения этой службы, без знания этой службы, да? Вот сколько, дорогие друзья, кто из вас знает, из каких частей состоит Литургия, поднимите руку? Кто не знает, поднимите руку? Кто из вас знает, что такое слово «анафора», поднимите руку. Кто не знает, что такое анафора, поднимите руку? Кто из вас знает, чем Литургия от Златоустого отличается от Литургии Василия Великого, поднимите руку. Кто не знает, поднимите руку. Ну, видите, мои милые? Видите? Конечно, может быть, были простые люди какие-то, которые своим примером, любовью могли, не зная даже этих вещей, могли как-то ребенка всё-таки показать ту радость, но всё-таки наши дети современные, они ж хотят много знать, и как-то хорошо вам тоже это поосознавать.

Есть люди такие, жили раньше в деревнях, которые знали наизусть, скажем, псалмы, с которых начинается Литургия, – антифоны. Вы тоже знаете, да? Давайте: «Благослови…

Благослови, душе моя, Господа… (пение в зале)

Молодцы. Молодцы. Замечательно. Очень хорошо. Спасибо. Хорошо. Оказывается, не всё так плохо. Замечательно. Очень хорошо.

И, конечно, если родители ходят в храм по воскресеньям, то ребенок, так или иначе, эту привычку будет как-то приобретать. Но, конечно же, этого мало. А нужно обязательно понять ему, что такое Литургия. Литургия – это благодарение. Вот сегодня читалось… Кто из вас знает, какое читалось Евангелие сегодня, поднимите руки? В храмах. Нет, кто знает – поднимите руки. Ну да, не буду спрашивать, кто не знает, неудобно. Очень хорошо.

Вот это благодарение Богу, оно совершается на Литургии, прежде всего. И, конечно же, надо воспитывать в ребенке эту благодарность. Благодарность Богу, благодарность людям, которые делают ему доброе. И вот эта благодарность и зовет нас в храм каждое воскресенье. Мы, прежде всего, приходим в храм Бога благодарить в воскресный день за всё доброе, что дал нам Бог, за то, что у нас есть. Литургия называется Евхаристия, что значит «благодарение». И ребенка к этому тоже надо как-то привлекать, учить его этому, говорить, что сейчас вот анафора – это как раз самая главная молитва Литургии, когда священник, читая слова молитвы, благодарит Бога за все благодеяния ведомые, неведомые, видимые, невидимые, за всё то, что Господь сделал для нас и для всего человечества, чтобы ребенок это понимал.

И маленькому ребенку помогать, объяснять смысл того, что происходит, говорить ему, о чем нужно молиться в том или другом месте Литургии. Чтоб Литургия для него была не просто какой-то такой скучной службой, во время которой непонятно, что происходит, а чтобы он потихонечку понимал её смысл и знал, когда нужно молиться о прощении грехов, когда нужно Бога благодарить, когда нужно молиться о больном дедушке, когда нужно молиться об умершей бабушке, в каком месте литургии. Чтобы он знал, чему должен быть символ веры, что означают эти слова, чтобы он знал, что когда мы обращаемся к Богу Отцу, что означают слова священника, когда он говорит: «И сподоби нас, Владыко, со дерзновением, неосужденно смети призывати Тебе, Небеснаго Бога, Отца, и глаголати». А что означают сами эти слова? Потому что они на церковнославянском языке звучат немножко понятно. Если перевести их на русский язык, то эти слова вы хорошо тоже знаете. Я сам тоже раньше этого не знал. Ведь смотрите, если по-русски сказать, что перед тем, как петь «Отче Наш», что говорит священник: «И сподоби нас, Владыко, со дерзновением, неосужденно сметь называть Тебя, Небесного Бога, Отцом». По-славянски «смети называти Тебе, Бога, Отца». А если по-русски: «сметь называть Тебя, Небесного Бога, Отцом». То есть мы просим разрешения у Бога. Хотя Он сам нам это благословил, но всё-таки мы каждый раз со смирением, как недостойные, просим разрешения так Его именно называть, что Бог – это твой Отец. Вот понимаете, вот эти слова если помнить, то как-то начинаешь петь эту молитву немножко по-другому.

Эти всякие детали, всякие мелочи, из них складывается какое-то правильное отношение к тому, что происходит. Конечно, не всегда это знание помогает, иногда оно как-то теряет свой смысл для нас, как-то, знаете, всё это замыливается, как говорят. Молитва может только помочь преодолеть привыкание к этим словам. Но, тем не менее, всё-таки можно и нужно это знать и об этом говорить. То есть ребенок должен к этому приникать, что на Литургию нельзя приходить… Скажем, раньше люди никогда не приходили на Литургию с пустыми руками. По чину, скажем, одной Литургии древней дети должны были приносить воду. Они не могли принести деньги, еду какую-нибудь, они приносили воду, скажем, на Литургию. И, конечно, это очень важно, потому что Литургия является таким приношением Богу себя самого, всей своей жизни, всех своих близких, и в качестве этого – какого-то дара.

То есть люди раньше приносили хлеб, знаете, свечи они ставили. Это же не просто я купил свечу, поставил – и теперь чтоб у меня всё было хорошо, как в магазине оплатил, так сказать, какую-то услугу. Ведь это же свеча – жертва такая Богу, она сгорает, свеча. Или принести бутылку вина, скажем, для совершения Евхаристии, муку принести для того, чтобы обеспечить просфоры. Может быть, в храме её не возьмут, не знаю, сейчас просфоры заказывают, не все храмы выпекают просфоры. Но как-то для того, чтоб ребенок понимал, что такое Литургия, как помочь ему. Самому осмысленно к этому подойти, правильно, и помочь ребенку.

Конечно, очень важно, чтобы для ребенка Литургия была радостна, чтоб она была ему по силам. Не всегда Литургии в храмах являются для ребенка посильными, потому что иногда читают много записок, иногда батюшки исповедуют после «Отче Наш» очень долго, Литургия там делится на две части: до «Отче Наш» и после, а в перерыве читают какие-то молитвы, что-то поют, проповеди говорят, и непонятно, когда это всё кончится. Конечно, ребенку бывает трудно. Потому нужно как-то соразмерить его силы с тем, что происходит в храме, и выбирать тот храм и те службы, где ребенку по силам то, что совершается. Может быть, со временем, чтобы он делал какое-то усилие над собой, можно с ним посидеть, можно привести его, конечно, не к началу службы, скажем.

Хотя, конечно, бывает, что маленькие дети, младенцы, их можно принести с самого начала и быть с ними всё время. Пока он на руках, он, в общем, никому не мешает. Если кричать начинает – вы можете с ним выйти, скажем, да? А дети, которые побольше – два-три года, – они ещё не всё понимают, но очень уже шустро бегают. И, конечно, если у мамы один-два или три, то тут как-то… Как у меня один воспитатель говорил в воскресной школе, шум такой был в классе, стоял во время урока. Я пришел, говорю: «Что ж ты?» Он говорит: «Батюшка, я одного за руку возьму, другого, у меня только две руки, остальные как тараканы разбегаются…» Они ж дети, когда они приходят в храм, они там ведут себя непосредственно. И мои дочери, например, они очень страдали от того, что у них мальчики, они очень такие бывают, знаете… С девочками было проще, мне кажется.

Надо подумать, как здесь быть. Может быть, приходить с ними на службу не всегда в воскресный день. В воскресный день приносить их к причастию, скажем, и приходить в какой-то будний день, в субботу, в храм, где мало народа. Я помню, со своими дочерьми ходил в собор, я, по-моему, вам рассказывал про это, где было мало народу, где можно было подойти к иконам, посидеть, рассказать им что-то, никому не мешая, причаститься, потом отойти в стороночку, взять просфорочку. И, конечно, можно сделать так, чтобы Литургия была для ребенка радостью.

На сегодняшний день, наверное, ребенок, пока он не понимает, надо смотреть, вот как он, может, есть дети, которые в два-три года уже как-то серьезно к этому относятся. Ну, я, может, преувеличиваю. В четыре, в пять, шесть, семь лет. А есть дети, которые наоборот теряют это такое благоговение. Так вот, надо смотреть всегда, чтоб было по силам ребенку. Если взрослые не всегда могут стоять на Литургии, у нас взрослые всё время чего-то разговаривают, то ребенок – тем более. Ему же не поговорить, ему надо побегать, пообщаться со своими сверстниками. Конечно, хорошо, чтобы ребенок в храме стоял рядом с вами, а не с друзьями, потому что для него – это очень такое сильное воздействие на него оказывает, друг для него – это такая реальность очень яркая, гораздо реальней, чем Бог, присутствующий в храме, чем взрослые. Потому что друг начинает мимикой, какие-то толкания там, ухмылки, чего-то такое друг другу начинают показывать. Поэтому нужно, конечно, как-то, чтобы он был с вами, ребенок, а не с друзьями. Когда детей группой приводят в храм, мне кажется, это неправильно. Он должен быть в семье, ребенок, в храме с мамой. И мама, когда приходит в храм, для неё главное должно быть не своя молитва, когда ребенок маленький, а ребенок.

В собор придти помолиться можно и без ребенка, а если ты пришла с ребенком – ты должна думать о том, как он это воспринимает, как для него служба эта, чтобы не сложилось это для него тягостным, неприятным, чтоб не сложилось какого-то неприятного восприятия Литургии, это очень важно. Конечно, очень важно, чтоб была домашняя молитва с ребенком. И нужно ребенка постепенно приводить к тому, чтобы он сам начинал уже молиться без вас. Как это сделать, я не знаю. Я вот своих дочерей когда растил, то мы с ними молились. Сейчас они как молятся, не молятся – даже не знаю. Ну они, правда, сами уже мамами стали, сами стали родителями, поэтому там как-то, конечно, трудно сказать. Но это очень важно, чтобы это было. И важно не то, чтобы он прочитывал много молитв, пусть это будет «Отче Наш», но чтобы это было регулярно. В домашней молитве келейной важна регулярность, важнее, чем длительность. Потому что иногда ты прочитал большое правило, а иногда – совсем ничего – это неправильно. А важно, чтобы каждый день, но понемножку обязательно: вечером, утром, чтоб с этого начинался день, чтоб этим день заканчивался. И надо подумать, как это сделать.

Очень важно, конечно, детей приучать к чтению Евангелия. Я говорил прошлый раз вам, что отец Павел Троицкий нам советовал, советовал детям, таким благочестивым детям хорошим начинать самим чтение Евангелия в 12 лет. До 12-ти лет он не рекомендовал самим читать Евангелие, потому что ребенку это сложно, конечно, воспринимать Евангелие. С 12-ти лет можно начинать уже читать, чтоб он хоть один раз прочитал его, может быть, узнавая, спрашивая, задавая вопросы. И очень важно помочь ему найти те места, которые он понимает. Не только то, что он не понял, объяснить, а то, что он понял. Что он понял и исполнял бы то, что написано в Евангелии. Кроме Евангелии, конечно же, очень хорошо бы читать и другие книги. Очень много хороших книг. И хорошо бы сделать такую базу данных по книгах. Я не знаю, такой базы данных, по-моему, нигде нет. У нас она есть, эта база данных, и я никак не найду человека, который согласился бы с этим поработать. Я могу дать списки этих книг, которые уже проверялись годами. У нас было такое сообщество. Я, по-моему, говорил про это уже, да? Но пока никто не отозвался. Хочу ещё раз напомнить про это.

Это очень важно, чтоб было у ребенка необходимое нужное чтение. Ну и, конечно, если говорить о чтении, дорогие друзья, то очень важно всё-таки, чтобы ребенок знал святых. Я тоже про это говорил вам, да? Ну ещё раз скажу, потому что это очень важно. Чтобы ребенок воспринимал святых, как законодателей, воспринимал святых, как самых интересных людей, воспринимал святых, как образец для подражания, чтобы он их полюбил, полюбил образы святых. Для девочки это могут быть какие-то сестры милосердия, там. Не там, а это очень высокие такие образцы. Я говорил прошлый раз о новомученице, которая расстреляна была в Бутово, Татьяна Гримблит, такая есть. Очень интересная, её жизнь очень интересная. Вот о ней, может. Новых святых, очень много новых святых сейчас у нас – новомучеников, исповедников. Для мальчиков, конечно, образцы воинов: Александр Невский, Дмитрий Донской, рассказать о воителях – Суворов, Ушаков. Может, и не причисленных к лику святых, но герои такие, очень важно о них рассказывать. Чтобы христианство воспринималось ими не как такая религия, где смирением называется трусость, а как религия мужественных людей, воинов.

И, конечно, это такая творческая задача каждого родителя самому изучить, выбрать из житий святых то, что можно и нужно рассказать ребенку, когда он ещё маленький. Мы говорим о маленьких детях, конечно. Конечно, очень хорошо было бы издать и написать жития святых для детей. К сожалению, я видел только несколько книжечек, изданных отцом Дмитрием Смирновым, там были очень хорошие жития, написанные именно для детей. Очень так интересно там было житие святого, который на крокодиле через речку переехал, не всё житие, а какие-то истории жизни святых. Очень часто эти жития для детей, они дополняются какими-то лишними подробностями, того, что не было на самом деле. Очень часто написаны языком, который для ребенка непонятен. И, конечно, такая задача написать такие жития святых, которые были бы понятны детям, очень задача важная, но и трудноисполнимая. Ребенок эти образы святых воспримет гораздо легче и ярче, лучше запомнит, чем какие-то слова из Евангелия даже, чем ваши проповеди, чем проповеди священников, нотации.

Я уже говорил о том, что очень важно ребенка привлекать к делам милосердия, чтобы он знал о том, что живут люди очень многие на свете гораздо хуже, чем он. Это на Рождество пойти, я говорил уже, в больницу, попеть, поздравить нуждающихся больных, в детский дом, помочь соседке. Там даже по улице вы идете, какой-то бомж просит у вас денег, скажем. Надо сказать: «Ну пойди, купи ему булочку, бомжу». Ну, может, не передавать из рук в руки, чтобы он не заболел, вы передадите, может быть. Но чтобы он понимал, что есть люди, которые… И нельзя людям отказывать, что каждый человек – он заслуживает внимания и уважения. Ну бомж – он бомж, ну что ему делать? Есть такие люди, которые просто не могут работать. Ну вот не может он. Всегда были такие люди, всегда их кормили, всегда им помогали. У них психика какая-то уже больная, у этих людей. Я раньше всё думал, как бы их реабилитировать, и думал, как этим заняться. Но, наверное, это невозможно, только некоторые из них могут вернуться обратно. А многие должны ж как-то жить. Не кормить – так они будут воровать. Расстрелять их всех, отвезти куда-то? Ну это же бесчеловечно, так же нельзя делать, это же люди. Может быть, кто-то из них и придет в осознание своей греховности, покается, может быть, в грехах. Такое должно быть правильное отношение к нуждающимся людям, да?

Если говорить о посте, то пост тоже, конечно же, должен быть в семье, наверно, с самого начала. Когда ребенок уже может не есть мясо, ему легко будет приучиться к посту, пост – это не самое тяжелое, конечно. В дальнейшем, в подростковом возрасте возникают искушения, когда дети не хотят поститься, когда видят примеры своих сверстников, которые едят всё, что хотят: они хотят мороженного, хотят пойти в «МакДональдс» или ещё куда-нибудь. Здесь, конечно, сложнее бывает. Но всё-таки какая-то мера поста посильная для ребенка должна быть. Конечно, очень важно, чтобы в жизни ребенка были и трудовые будни, надо помогать ему чем-то заниматься, что-то делать: мыть посуду, с папой убираться, не знаю, мыть окна, хотя это опасно, если вы живете на десятом этаже, выносить мусор. Но какой-то совместный труд обязательно, какие-то совместные обязанности по дому, которые вы делаете вместе, потому что сам он, может быть, и не сможет это сразу сделать.

Важно, чтобы были праздники обязательно. И надо эти праздники уметь устраивать, как просить у Бога этот дар, приглашать людей, не аниматоров, наверное, светских, а находить таких людей среди церковных, может быть, наших прихожан, такие праздники устраивать. Это очень важно. Я помню, мои дочери, они всегда мне говорили после таких праздников… Вот когда они выросли уже, одна из них сказала, что самым страшным было для неё, когда они плохо себя вели, я говорю: «Тогда не будет у тебя дня рождения». Это было такое самое страшное наказание, и они думали, неужели не будет? Как они ждали всегда, как они к этому готовились, ставили какой-нибудь спектакль, убирали квартиру, встречали гостей. Гостей всегда было так много, всегда было весело, интересно, радостно. И вот такие праздники, Рождество сейчас у нас будет, можно сделать общий какой-нибудь праздник, я с удовольствием с детьми встречусь, если вы мне поможете это устроить как-то и купите подарки. Я тоже могу немножко выделить денег на это. Побеседовать с ними о Рождестве, рассказать что-то. Конечно, это очень важно, чтобы ребенок почувствовал эту радость. Без этой радости жить нельзя.

Ну и, конечно, дорогие друзья, хорошо бы и дальше устраивать, думать о том, как нам наших детей собирать, как устраивать воскресные школы в храмах, как устраивать летние лагеря, походы, сделать список, вот я говорил, не только книг, но и фильмов, которые можно было бы смотреть. Может быть, есть среди вас люди, которые могли бы эти фильмы цензурировать, потому что есть очень хорошие фильмы, в которых есть очень нехорошие сцены, скажем. Сейчас почему-то они вставляют их везде. Такой фильм можно показать, а сцену эту вырезать, да? И, так сказать, можно спокойно показывать ребенку, если что-то там интересное есть.

На самом деле, мне кажется, что это очень интересное и творческое занятие, очень радостное – так вот заниматься с детьми. И мне кажется, что радостнее этого может быть только служение священников, скажем. Потому что священник, он уже взрослых людей приводит к большей радости, чем детские. Есть детские радости какие-то, человек перерастает их и, конечно, нуждается в большей радости, в большем подвиге. Это, ещё, конечно, интересней, ещё сложнее, может быть. Но так вот заниматься с детьми – я не знаю, что может быть радостней. Некоторые женщины думают: вот как плохо сидеть дома, домашние дела. Но вот само воспитание детей – это же такая удивительная радость. Удивительная. Ты заново проживаешь жизнь, ты смотришь, как формируется твой ребенок, как он реагирует, ты с ним вместе заново как-то живешь этим детством, когда всё ещё так хорошо, не то, что сейчас.

Нет, ну чтоб сейчас тоже было хорошо, конечно, для этого и нужно нам с вами и трудиться. Потому что когда мы трудимся, тогда Господь будет помогать. Конечно, заканчивая этим своим утверждением парадоксальным, взаимоисключающим утверждением, я скажу, что, конечно, мы не можем никого привести. Но если мы будем стараться сами изменить себя, если будем стараться радовать своих детей, приобщать их к этой красоте, то, конечно, мы сделать это не можем, но Бог тогда, в ответ на наши старания, не только на молитвы… Можно, конечно, просто молиться, есть такие люди, которые молитвой помогают.

У нас, например, есть такой пример, одна женщина ушла в монастырь, оставив свою дочку, дочке было лет 16 даже, по-моему. И вот она оставила её одну, ушла в монастырь. И как-то я даже осуждал её, эту женщину. Но зато потом эта девушка нашла себе через год, через два, в 18 лет нашла замечательного жениха, стала матушкой и стала счастлива молитвами своей мамы. Потому что, конечно, можно и молиться, но мне кажется, что, конечно же, нужно делать какие-то усилия, пусть даже у меня не получается, пусть даже я этого не умею, но молиться и просить Бога, чтобы Господь благословил и помог, и тогда в ответ на это усердие… Ну и молитва тоже наша, она же тоже есть не молитва, в общем-то. Трудно назвать молитвой то, как мы с вами молимся. Мы делаем усилие какое-то над собой. Но в ответ на это усилие Господь может помочь нам, чтоб мы не печалились о наших детях, поможет нам как-то сохранить их веру детскую, приумножить её и сделать верой такой настоящей и подлинной. Вот.

Спасибо. Спасибо.

Вопросов у вас нет, да? Да, пожалуйста. Да, пожалуйста.

Батюшка, Вы знаете, это не моя личная мысль, а, так сказать, монахи… Он просто говорил нашему патриарху Кириллу: неужели нельзя сделать так, чтобы «Отче Наш» молитва утром прозвучала в садах, в школах, в институтах? Это занимает две минуты буквально от времени общего, это ничто по времени. Вот неужели… Вот можно ли это сделать?

Всё, да? Микрофон у меня. Это ничего не даст, мои милые. У нас в школах, православных гимназиях, дети молятся, читают «Отче Наш», но если некоторые из них действительно читают молитву, то некоторые в это время безобразничают, хулиганят, шалят и совсем не молятся. Формальное просто чтение молитвы где-то или формальное чтение молитвы ребенком, оно может даже оттолкнуть от молитвы. Ведь надо же с ребенком заниматься. Вы понимаете, мы говорим об обращении к вере всей страны, у нас такие всё время глобальные задачи, масштабно мы как-то хотим решить проблему. Но к вере нельзя привести массово.

Каждого нужно отдельно вести к этой вере, каждого ребенка. И важно с ним не просто эту молитву прочитать, важно, чтоб он эти слова услышал. Когда умерла моя жена, я её во сне никогда не видел. Некоторые очень хотят увидеть своих умерших во сне. Бывает, являются какие-то там люди… У меня такого не было, но я, в общем, не особенно, и понимал, что это неправильно. Но моя дочь, которую мы называем Люша, Юлиания, она однажды проснулась и говорит: «Мне сегодня мама приснилась». Я говорю: «И что же?» – «Она меня учила молиться. Она мне сказала: «Ты неправильно молишься. Ты очень быстро молишься. А ты молись так: ты молись и произноси каждое слово, понимая, что оно означает», – и прочитала с ней, по-моему, даже «Отче Наш» прочитала ей. Вот если ребенку это напоминать, я думаю, что это было не просто какое-то прелестное явление, а действительно мама помогла, дочь очень радостной была, что мама ей приснилась. И вот если ребенку это напоминать, помочь ему это понять, самим так молиться, тогда это поможет ему.

Не просто, не может помочь какая-то такая форма, какой-то такой-то закон. Ну, что-то он, может, и сделает, но может и сделать вред какой-то. Потому что если люди будут молиться, не желая молиться, это будет лицемерие какое-то, неправильность. Даже в гимназиях мне иногда кажется, что когда заставляют так вот молиться, то не говорят о том, что это такое, не объясняют им, то это не помогает. Поэтому тут надо как-то осторожно к этому.

Ещё вопросы? Руку подымайте. Да, пожалуйста.

Скажите, пожалуйста, почему люди в Церкви на Литургии ходят, разговаривают, думают о чем-то другом совсем?

Понимаете, мои дорогие, мы должны смотреть за собой. Пусть другие делают, что хотят, хоть на голову станут. Я за других не отвечаю. То есть отвечает священник… Я отвечаю, конечно, но что я могу сделать? Издать указ «По храму не ходить во время Литургии»? Ну, можно. Можно объявить перед службой: «По храму не ходите». Но всё равно ходить будут. Я у себя в сестричестве, у нас есть такие благочестивые женщины, я им даже сказал однажды: «Кто во время литургии разговаривает, тот пусть не причащается». Ну и что вы думаете? Всё равно разговаривают. И причащаются. Другое.

Там же непонятно.

А, вот как. Вы об этом.

Теряется, значит, это самое, и всё – и пошло…

А как сделать понятным? Перевести на русский язык?

Может быть, помедленнее, погромче слова?

Ага. Ну это может быть, да. Это может быть. Дело в том, что бывает трудно помедленней служить, потому что священники уже слова эти знают, и для них медленно это уже, бывает, теряются. Иногда советуют молиться быстрее, чтобы между словами не проскакивали никакие другие мысли. Как иногда, когда ты быстро молишься, у тебя внимание не теряется, а теряется, когда ты медленно что-то читаешь. И я знаю, такой пример был у митрополита Антония. Он рассказывает о том, как он однажды был в храме, где очень быстро читались какие-то молитвы, которые он очень любил. И он сказал дьякону или священнику, или мирянину, что «Ты испортил мне вообще всё впечатление о службе». А тот сказал: «А я эти молитвы тоже очень люблю, но я просто так вот читаю, потому что когда ты ориентируешься в тексте, ты уже как-то быстрее». Поэтому, может, для тех, кто служит, для них это всё как-то понятно, а не потому, что спешат, чтоб быстрее кончить службу. Может быть, надо их ориентировать на то, чтобы они как-то говорили медленнее и четче, чтобы было понятно для тех, кто находится в храме. Не всегда это получается, это Вы правы здесь, да.

А у прихожан прострация сразу.

Нет, прихожанам можно дать текст службы, чтоб они могли следить по тексту. Мы так делаем. Мы сейчас выпускаем в нашем Викариатстве газету, которая называется «Воскресение». Кто из вас видел эту газету, поднимите руку? Вот в эту газету вложены тексты богослужений. Евангелие на русском языке, апостолы на русском языке, псалмы, которые вы только что пели здесь. А кто из вас, дорогие друзья, из восточного Викариатства, поднимите руку? Кто из восточного Викариатства? А кто не из восточного Викариатства? Большинство из восточного, замечательно. Так что, конечно, можно так ещё сделать. Но на эту газету у нас нет денег. Вот мы тысячу экземпляров печатаем – раздаем бесплатно. Потому что за деньги это никто, наверное, не будет. И потом, трудно их контролировать. Где деньги, там всё какая-то начинается ерунда. Можете пожертвовать нам – мы сделаем. Газета стоит очень дорого, на самом деле. Потому что маленький тираж. Маленький тираж. А её себестоимость, по-моему, 50 рублей, хотя такая маленькая. Если тираж будет больше – будет дешевле делать. Если вы пожертвуете сегодня, скажем, все по 50 рублей – и у нас будет больше таких текстов. Я шучу, не надо жертвовать, у меня нет кружки. Ну, просто вы как-то тоже в этом помогайте. Может быть, не сегодня, а в другой раз.

А можно вопрос?

Да.

У меня вот дети, они с детства причащались, исповедовались всю жизнью. И тут вот сын отказался совершенно причащаться. Он сказал, что… Хотя у него очень тяжелое заболевание, и мы очень молились… Заболевание почек. И года три назад он сказал: «Я не хочу, мне это не нужно». В общем, у него какое-то пошло, как бы, даже сомнение. И вот что в таком случае делать? То есть я одно время духовника всё-таки дожидала и просила, как бы, можно сказать, просила пойти на службу хотя бы раз в месяц, чтобы он причастился… Он говорит: «Я там всё равно ничего не понимаю», – и, в общем, ему неинтересно, и мне это тяжело. Сейчас уже 16 будет. Будет 16 лет моему сыну. И поэтому что делать в таком случае? Только молиться?

Это очень трудная задача. Может помочь решить эту задачу наличие духовника. Мы говорили прошлый раз о том, что у семьи должен быть духовник. И духовник – не просто священник из ближайшего храма любой, который там выглядит более менее прилично, и который, вроде, не ругается сильно, а духовник какой-то опытный всё-таки. Если духовника нет рядом с храмом, можно ездить на другой конец Москвы, чтобы приезжать в другой храм. Хотя это будет занимать по времени больше, но всё-таки необходимо всё-таки найти духовника.

У нас раньше в Москве было мало храмов, я знаю одну семью, которая каждое воскресенье ездила из Зеленограда в храм в центре, в центре города к своему духовнику, возила всех своих детей. И дети выросли, в общем, верующими, хорошими. Потому что такой духовник как раз помогает человеку участвовать в таинствах покаяния, в исповеди, в причастии. И без духовника это сделать, конечно, бывает очень сложно. Ну а этот возраст, о котором Вы говорите, конечно, все дети, когда проходят через переходный возраст, находятся в очень тяжелом таком положении. Гормональные сдвиги, смена авторитетов, влияние товарищей, доступ в интернете к разным искушениям и многое другое, обстановка в школе. Ну и, кроме того, каждый человек, он проходит через какие-то искушения в своей жизни. И подростковый возраст – это время таких искушений.

Вы знаете, что Спаситель после крещения на Иордане ушел в пустыню, и был искушаем сатаною. И вот эти три искушения, которые предложил Спасителю сатана, они предлагаются всем людям. И, конечно, каждый человек, прежде чем прийти к совершенной вере, он должен преодолеть эти искушения. И мы должны об этом помнить, когда мы воспитываем детей, что время у нас на воспитание очень ограниченное, что приходит время, когда они не будут нас слушать, приходит время, когда они будут сталкиваться с этими искушениями. И очень важно научить их не только соглашаться с тем, что мы говорим, но и не соглашаться с тем, что плохо, научить их распознавать это зло, воспитывать в них отвращение к этому злу. И к тщеславию, и к чревоугодию, скажем, и к тем страстям, трем главным страстям, которые борют всё человечество.

Вы знаете, какие три главные страсти? Мы с вами в прошлый раз говорили, по-моему, об этом, да? Нет? Тогда запишите. Конечно, родители должны в себе видеть эти страсти, эти болезни, и понимать, что эти болезни все в детях. Корень всех страстей, хотя говорят, сребролюбие, но всё-таки основной всех страстей является самолюбие. Самолюбие – неразумная любовь к чувственности. Так говорит преподобный Максим Исповедник. Самолюбие возникает в человеке, когда в нем искажается любовь. В нас заложена любовь Богом, мы созданы по образу Божию как любовь, но из-за греха первородного это искажено в нас и стало самолюбием. И из-за этого корня самолюбия вырастают три ветви главных страстей: это сластолюбие, это сребролюбие и славолюбие. Сластолюбие – это желание удовлетворить свои какие-то желания тела, это чревоугодие и блуд. Сребролюбие – это желание жить радостно за счет вещей этого мира, который нас окружает. Не за счет своего тела, а этого мира. А славолюбие – это желание получать радости от власти над другими людьми, от уважения со стороны других людей, человекоугодия какого-то.

Вот такие три главные греха, которые дают человеку радость какую-то греховную, но за этой радостью следуют очень большие скорби. Все грехи сводятся к этим трем главным искушениям. И Спаситель преодолел эти три искушения, а Ева в раю не преодолела их, те же самые были искушения. Потому что когда сатана предложил ей вкусить от плода древа познания добра и зла, она увидела, что дерево хорошо. Сначала она не понимала, то есть вот это такая страсть, захотела его. Тут и сластолюбие, сребролюбие, потому что дерево не её собственное, это внешнее что-то, за счет этого внешнего что-то получить для себя и стать, как боги. Славолюбие такое – возвысить себя в своих собственных глазах и перед другими какими-то существами, перед ангелами стать равным Богу. Те же самые три эти страсти. Они действуют в каждом из нас с вами.

И ребенок, когда он вырастает… Когда он младенец – в нем нет этого. Хотя он кушает, это просто ему нужно расти, это не связано с чревоугодием, хотя, может быть, тоже возникает, но надо помогать ему поститься, не есть шоколад, когда не нужно, или ещё что-то такое, можно уже начинать с этим бороться. Скажем, другой, блудной страсти в нем нет, возникают потом у человека все эти желания нехорошие. Сребролюбие, желание чем-то владеть, ребенок маленький – он как-то… Ну, игрушки, может быть. Но тоже всё-таки он как-то особенно не связан. Но когда он переходит в подростковый возраст, они его как раз начинают беспокоить очень, и он начинает сомневаться. Ему нужно как-то… появляется такой критицизм у него, он хочет понять. Не просто с доверием принять то, что говорят родители, а понять это. И нужно ему в этому помочь.

Об этом нужно с ним очень много разговаривать, беседовать с ним, узнавать, выслушивать его, искать каких-то достойных собеседников ему, чтоб были у него хорошие товарищи, которые думают по-православному всё-таки. Но преодолеть, конечно, в этом возрасте все эти искушения очень трудно. Вот преподобный Симон Афонский, да? Как он впал в грех, и многие другие люди, которые были воспитаны в вере, в подростковом возрасте отходили от Бога, бывало такое. И в этом возрасте, старец Паисий говорит, что нужно отдать отвертку, которой мы всё время подкручиваемся, в руки Господу Богу, чтобы он там подкрутил все винтики в человеке. То есть нужна больше молитва за детей в это время. Это тоже очень важно.

И какого-то рецепта, как поступить в этой ситуации, нет, наверное. В каждой ситуации нужно действовать особо, но нужно сохранять общение с ребенком, не отдаляться от него, но нужно в это время признать его свободу, с уважением относиться к его мнению, пусть это даже заблуждения какие-то, говорить с ним об этом, не соглашаться, может быть, когда он что-то неправильное говорит, но всё-таки выслушивать его, любить его и понимать, что он находится в трудном таком состоянии выбора. Нельзя веру вложить в человека, как какое-то свойство, а он должен свободно её воспринять. Он воспитывается в вере в детстве, а в подростковом возрасте происходит это принятие уже осознанно этой веры, и нужно помочь ему это сделать.

Ещё вопросы? Пожалуйста.

Очень важно, чтобы цель православного воспитания была едина для всех субъектов, то есть для семьи, для общества, для Церкви. Но как родителям противостоять тому злу, допустим, Министерство образования внедряет в школах, допустим, девятый класс взять ,английский язык, да? Там чётко дают перевод деткам, чтоб они перевели, родители за вами следят, родители разрешают вам, допустим, дружить, с кем вы хотите, и так далее. Как противостоять вот таким вот вещам, которые происходят?..

Нужно ребенка отдавать просто в православные школы, наверное. Есть школы, много хороших школ у нас. Даже в восточном округе у нас есть светские школы, куда ходят священники. Есть светские школы, где директора всё-таки – православные люди. Так что, может, отдать в какую-то…

А какие школы? Какие школы?

Вот я не могу, к сожалению, список опубликовать на сайте, куда мы рекомендуем поступать, да? Ладно, надо будет тогда нам с Александром Александровичем поговорить. Но, конечно, можно и протестовать, можно создавать родительские ассоциации. У нас нет в восточном Викариатстве ассоциации никакой, давайте создадим – и наш голос будет более слышен, наверно. Я думаю, что это можно такое сделать, такое сообщество родителей, которые хотят помочь своим детям преодолеть все эти искушения, и протестовать против подобных вещей, конечно. Но должны быть тут среди вас какие-то лидеры, среди вас должны быть люди, которые готовы этим заниматься. Это не так просто всё, конечно. Пока таких людей не находится, я сам сделать ничего не могу. У меня много других дел как-то, я не могу заниматься организацией каких-то таких сообщество. Вы можете это сделать. Если найдутся такие люди, то хорошо.

Там сзади вопрос, да?

Батюшка, в продолжение о вышедшей газете, может, всё-таки как-то с настоятелем собора обсудить в плане материальной помощи или поддержки, первое? И второе, хотя бы чтобы газеты появлялись у нас же в храмах, мы могли бы как-то размножить или на своем сайте, так сказать, это обсудить тоже и освятить у себя, то есть чтобы пошире как-то вот охватывалось…

Нет, у нас, дорогие друзья, есть же сайт нашего Викариатства.

Всё, понятно.

На этом сайте газета появляется в пятницу или даже в четверг. Пожалуйста, можно оттуда скачивать. И оттуда можно распространять, пожалуйста.

Этой информации не было…

Пожалуйста. У нас на нашем сайте Викариатства есть сообщество «ВКонтакте», сообщество в «Фейсбуке», вступайте в эти сообщества, пожалуйста. Там есть форум у нас. Можно сделать этот форум площадкой для обсуждения ваших предложений каких-то. Пожалуйста, форум у нас работает. Сейчас набрать «Восточное Викариатства» – и сайт…Как он – vostokvk? «Восточное Викариатство», vostokvk.ru – адрес сайта. Пожалуйста, конечно.

Ещё вопросы? Да?

Помогите, владыка, решить такой вопрос. В семье есть дети от разных браков…

У Вас сколько детей? Вы не про свою семью вообще? А у Вас сколько у самой-то?

Третий.

Третий. Скоро уже?

Да.

До Рождества, после?

Когда Бог даст.

Ну а так вообще?

После.

После…

Вот. И, значит, и любит и пестует бабушка только родного своего внука. Страдают и родители первого ребенка, и сам ребенок. Вот как решить проблему?

Как раз вот родители и должны сбалансировать все те несправедливости, которые в отношении детей бывают в мире, и в отношении к ним родственников, в школе. Одна девочка в школе учится хорошо – её все любят, другая девочка – неудачница, учится плохо. Родители же гораздо больше уделяют внимания тому ребенку, который не получает этого вне семьи. Так и здесь тоже, с бабушками бороться трудно, конечно. Бабушки и дедушки не всегда понимают, что у них только такой есть голос, как называется, совещательный. Они считают, что они могут руководить, поэтому тут трудно что-то сказать. Но родители должны, зная это, тому ребенку, который обделен вниманием, обделен любовью, как раз уделять больше времени. Так, наверно.

Ещё вопросы? Да, пожалуйста. Пожалуйста.

Мы в православной школе, и так сложилось, что в десятый класс, в школу уже никуда не перейдешь, а с 1 января будет принудительное анкетирование и обследование крови на наличие наркотических веществ. Я сама терапевт и могу сказать, что мы с психиатрами даже совместно выступали, то есть писали письмо, обращение ещё два года назад, что нельзя детей просвещать таким образом, то есть приучать к наркотикам, рассказывая, что это вредно. То есть психиатры и психологи говорят, вообще ничего не говорить про них, тогда они никогда, возможно, и не коснуться. Но когда ты говоришь, что это плохо…

Я не уверен. С этим я не могу согласиться. Я в жизни пробовал курить, потому что я был неверующим… Не надо это записывать. Выпивать. Я был неверующим человеком. Но наркотики никогда не пробовал, потому что мне объясняли всё время, что это попробуешь один раз – и всё. Мне кажется, это нужно обязательно объяснять. Отец Артемий Владимиров вам рассказывал, как он беседует с детьми в первом классе, говорит: «Ну, дети дорогие, кто из вас будет курить, когда вырастет, поднимите руки? Кто из вас хочет, чтобы зубы были желтые, слюна текла, чтоб воняло от него? Кто хочет, чтоб у него был рак легких? Давайте, кто? «Беломорканал», «Мальборо», «Кэмэл», какие там ещё есть сигареты? Давайте. Любая сигарета – это яд», – ну и так далее. Дети уже как-то…

Но психиатры просто говорили…

Про наркотики, мне кажется, надо обязательно говорить, потому что это легкие наркотики не считаются грехом, не считаются чем-то особенным, и купить их очень легко. Вот мне недавно на почту пришло сообщение, что в нашем восточном Викариатстве очень дешево продаются: полдозы – 300 рублей там, что ли, доза – 600 рублей. Или там грамм – 600 рублей, а нужно на дозу только полграмма, 300 рублей стоит этот наркотик. Очень дешевая даже цена какая-то. Сейчас очень страшные синтетические эти наркотики, зооморфин какой-то, к которому человек привыкает – и у него выходят из строя все жизненно важные системы обеспечения организма, очень быстро привыкание к наркотику происходит, и страшные последствия. Надо обязательно их предупреждать об опасности этого. Смотря, как это делать.

Там была огромная такая анкета, и там были написаны ну все-все, которые сейчас ходят. Есть многие дети, которые никогда не касались или даже не знают названий.

Насчет анкеты я ничего не могу сказать. Я думаю, что вы можете отказаться от заполнения анкеты, потому что у человека есть право на тайну в отношении своих данных каких-то личных. Можно сослаться на этот закон и отказаться. Ну кровь, наверное, можно. Кровь можно сдать, ничего не будет.

Они обижаются, что «вы нам не верите».

Что «не верите»?

«Вы у нас берете кровь и проверяете». Дети оскорбляются.

Дорогие друзья, но, с другой стороны, вы понимаете, всё-таки так распространены наркотики сейчас, что им важно знать. Если ваши дети наркотики не принимают, то что здесь?..

Ну это же видно…

Ничего не видно. Это, на самом деле, не видно. Он, может, пробует его или ещё что-то такое.

Нет, они меняются. Я просто как врач могу сказать, он меняется…

Но это же не докажешь.

Не докажешь, но все знают, что что-то не так с этим ребенком…

Ну, что-то не так, но что не именно – никто не знает. Я не буду спорить на этот счет. Если есть какие-то законы, которые нужно соблюдать – надо их соблюдать. Если можно по закону от этого уклониться – надо уклониться. Но я думаю, что ничего страшного в том, чтобы… Вернее, я думаю, что даже наоборот, обязательно рассказывать детям об этой опасности, и про алкоголь… Фильмы сделал отец Тихон Шевкунов страшные про алкоголь, одно время показали на экранах, потом перестали показывать, но страшные же фильмы, очень яркие такие, которые помогают всё-таки понять, что такое алкоголь, почему он вреден. Так и наркотики тоже. Мне кажется, надо наоборот об этом говорить.

Ещё вопросы? Вопросы, пожалуйста, да.

Я хотела спросить, вот разные мнения всё же по поводу причастия малышей. У меня два года будет ребенку, я, в принципе, с самого начала его причащаю на каждой Литургии практически…

Ну и хорошо.

Ну и так, слава Богу, складывается…

Нет, это очень хорошо и правильно, так и нужно. Когда ребенок вырастает, он и сам не всегда готов, и, может, не полезно ему часто причащаться, потому что для этого надо исповедоваться обязательно. Очень опасно, чтобы исповедь стала каким-то формальным действием, такого нельзя допускать. Поэтому с возрастом, наверно, нужно, чтобы они реже причащались, дети. А пока ребенок маленький, конечно, можно чаще причащаться. Это очень хорошо даже. Да, конечно.

Что ещё?

Владыка, у меня взрослые дети. У меня дочь старшая – ей 18 лет. Это вообще серьезно…

Ну как мальчику, да.

Мальчику 16 исполнилось, а девочке моей – 18.

Мальчику – 18 уже… А, мы говорим не про этого мальчика. Так?

И девочка у меня любит гулять. Она вообще учится очень хорошо и считает, что она заслуживает на гуляния, но гуляет поздно. То есть в выходные дни приходит поздно. Значит, мы договаривались с ней, что 11 – это максимальное время. Ей этого мало, она говорит, что она хочет дольше: «Почему девочкам разрешается, а мне – нет?» Уже много беседовала на эту тему и всё, и всяких страхов нагнетала – обстановка в Москве и так далее. Ничего не действует. Не далее как вчера она произнесла такую фразу, что «Ну вот, ты мне не разрешаешь гулять позже 11-ти, вот мне исполнится 18 лет, и тогда-то тут будет, как я хочу». И на это даже… Что я могла сказать? Я сказала только, что «Ну кому ты сделаешь хуже этим, кроме как себе?»

Нет, ну вот, во-первых, преподобный Силуан, видите, он гулял всю ночь. Не знаю, было ему 18? Может, было уже. Поэтому тут как-то трудно что-то сказать. Конечно, все эти прогулки, по улицам ходить, непонятно зачем. Я всегда как-то этому удивляюсь этому. Конечно, этому лучше как-то противостоять. С другой стороны, даже когда ребенку 18 лет, можно с ним как-то о чем-то договариваться – сказать: «Тебе 18 лет, но ты же живешь не одна. Мы тебя кормим, мы тебя поим, у нас есть правила дома. Это общие правила. Я беспокоюсь». Рассказать о случаях, у нас же пропадает огромное количество людей в Москве, просто бесследно пропадает. Бесследно пропадает.

Я ей уже рассказывал столько всяких примеров…

Поэтому тут как-то, конечно, надо быть осторожным, и как-то не нарушить общение с ребенком, но всё-таки пытаться объяснить ему, что это неправильно, да.

…Такой момент, когда совершенно разные понятия вообще о нравственности.

Так любить, тем больше надо, она же встала на путь какой-то гибели уже. Тем больше, как отец любил своего сына блудного, который ушел, и ждал его, пока вернется. Он же тоже позволил ему уйти, но ждал, что он вернется, и он вернулся. А такой ребенок, если он будет знать, что любовь осталась, что она не нарушена, то он вернется когда-нибудь, наверное.

Для кого-то Паисий Святогорец, я это дело прочитала, но я не согласна с этим. Он говорит: оставь в покое, пусть он, кто хочет, тот гуляет, а придет – и с любовью, с лаской…

Я думаю, что да, «оставь ребенка в покое», там нужно какую-то внести поправку, потому что иногда, конечно, и нужно жестко сказать, иногда вообще хорошо то воспитательное действие, которое помогает. Иногда можно сказать и нужно сказать ребенку. Надо поискать, подумать, помолиться. Я каждый раз, когда как-то принимал какое-то решение в отношении детей, каждый раз мучительно долго сомневался, спрашивал, советовался с духовником обязательно. И каждый раз как-то всегда было трудное решение. Поэтому готовые рецепты я и для своих детей не знаю, а для вашей девочки, конечно, не могу сказать.

Ну вот, владыка тоже говорит, что молиться только…

Молиться можно и дальше продолжать, только как-то осторожно, чтобы как-то не нарушилось такое общение с ребенком, как-то это надо чувствовать, всё время быть с ним всё-таки в контакте, с ребенком, не прерывать его контакты. Если он сам уходит, как блудный сын, – вот он ушел и всё. А пока он не уходит, пока он здесь, вот надо с ним как-то общаться и свидетельствовать об истине. Кротко, не надоедая ему, всё-таки говоря, что это не так. «Я буду переживать», – если это на него действует. Не действует, а наоборот раздражает – тогда так не говорить. Сказать: «Знаешь что, моя дорогая, я вот тебе стираю тут, я тебе готовлю. Живи, как ты хочешь». Если она после этого скажет: «Ну и ладно», – уйдет к какому-нибудь парню, конечно, так делать не надо, наверное. А если это её остановит – надо так сделать. Надо рассчитывать своё воздействие какое-то на ребенка и пробовать разные способы, конечно. Надо воздействовать, конечно.

Даже если уже 22 года будет в этом месяце, я тоже сказала, что, глядя на его сейчас самостоятельную жизнь, как он считает себя взрослым человеком, я тоже сказала: «Всё, Саня, я тебя отделяю от семьи». Потому что по-другому…

Ну, из исхода дела мы поймем, правы Вы были или нет, наверное. А Вы отделили его, да?

Ну, не то, что как отделила. Он с самого начала стал работать учиться, и вообще как-то стал вот отделяться.

А что, сейчас как отделен, финансово или как?

Ну, он с нами только питался, так скажем.

Вы его кормили?

Да.

А сейчас?

Ну и стираю за ним.

А сейчас?

А сейчас, когда стала усматривать такие уже ночные какие-то уходы-приходы ,то в гости, то на вечеринки, то я сказала, что «всё, Саня, я тебя отделяю».

И что, стирать сам? Кормиться сам?

Он, наверное, конечно, не знаю, насчет стирки побоится…

То есть какой-то инструмент ещё есть воздействия, да? Стирка. Вот надо очень быть осторожными, чтобы эти воспитательные меры, они как-то не прервали вообще отношения с ребенком, наверное. А так, нужно, конечно, действовать.

Я думаю, общаться продолжает, но вот он… Он ещё с девушкой четыре года встречался, всё к свадьбе шло, и всё расстроилось. Она его оставила…

С девушками, конечно, в этом возрасте некоторые родители позволяют встречаться дома, жить даже дома. Я считаю, что это неправильно, конечно.

Нет, вот это я как раз запрещала абсолютно. Та сторона, родители, не запрещали…

Ну, хотели выдать девушку замуж, конечно.

Ну да. По крайней мере, когда я рассказала священнику – он перекрестил и сказал: «Слава Богу, что не срослось».

Конечно, слава Богу.

Владыка, вопрос такой по поводу празднования Нового года, как вот всё-таки Новый год или важнее Рождество?

Нет, я думаю, что, конечно, Новый год можно праздновать. Тем более, что все празднуют. Поэтому, я думаю, что отпраздновать можно. Можно на молебен сходить, если хотите. Первое января – это ещё не строгий, строгий пост начинается со второго января. Со второго января не разрешатся вкушение рыбы уже, по уставу – даже постного масла. Но никто так, наверное, сейчас поститься не будет. Это очень трудно всё-таки, не нужно так слишком уж строго выполнять предписания монашеских уставов некоторых монастырей. А 31-го, конечно, в этом ничего плохого нет, я знал очень хороших людей, которые всегда такой праздник праздновали: посидели, там, выпили по рюмочке, что-нибудь вкусное приготовили. Ну телевизор я не смотрю. Разве что речь президента послушать, а так всё остальное, я думаю, как-то не нужно. Ну если какой-нибудь фильм покажут хороший, а всё время показывают этот «С легким паром». Подарки. Конечно, Рождество должно быть большим праздником, так надо стараться. Я раньше вообще, я вообще Новый год не праздновал. Когда я пришел к вере, я так был очень религиоистичен вначале, категоричен, я спать всегда ложился. Но трудно тоже бывает спать, потому что начинают стрелять чего-то там, шуметь там. Можно уехать куда-нибудь.

Ещё один вопрос, у нас одна прихожанка храма спрашивала настоятеля храма по поводу принятия паспортов пластиковых или нет тоже.

Я думаю, что это дело личное. У нас здесь были замечательные решения Архиерейского собора, можно их почитать. Там оставлена свобода. Я лично не считаю, что это принятие печати антихриста. Некоторые люди тоже говорят: «Это ещё не печать, но подготовка к принятию печати». Ну а компьютер – тоже подготовка, а всё остальное – тоже подготовка. Поэтому тут, мне кажется…

Она просто подписи собирает. Вот, конечно, сто тысяч подписей. Спрашивают: это можно или?..

Я думаю, что дело совести каждого. Кто как хочет, так и поступает. Это не такой вопрос из-за которого нужно расходиться во мнении. Кто-то считает, что нельзя – ну, пожалуйста, пусть считает.

Она наоборот мне объяснила, что обратилась к патриарху, и идет разговор, чтобы у верующих не было альтернативы выбора, то есть брать или нет…

А это написано в решениях Архиерейского собора, что всё-таки должен быть какой-то выбор у человека. Он может сохранить прежние свои носители, информацию о нем – паспорт или ещё что-нибудь такое, не принимая все эти новые электронные какие-то вещи, если он хочет. То есть об этом было заявлено, что всё-таки люди должны иметь свободу, иметь право сохранить старые свои какие-то паспорта или ещё что-то такое. Сам я думаю, что это не так важно, что это не страшно.

Ещё вопросы?

Владыка, у меня ещё два вопроса…

А давайте сначала, кто не задал ещё ни одного вопроса. Надюха, ты меня потом спросишь, если хочешь. Или ты что-то хочешь?

Одна женщина просила меня прийти задать на встрече вопрос…

Давай.

Эта бабушка…

А как она узнает ответ? Ты передашь ей?

Я ей передам. У неё внучка… И они сходили к православному психологу, которая ответила такому образом, что ребенок стеснительный из-за гордости. Бабушка – не авторитет в этой семье, и родители стали к ребенку относиться – ругать его и закручивать гайки, если можно так сказать. То есть ребенок в состоянии стресса ежедневном…

То, что стеснительность – это оборотная сторона гордости, это общеизвестное такое, так оно и есть. Почему возникает стеснительность? Человеку кажется, что на него все обращают внимание, а, на самом деле, никто этого не замечает. Он стесняется прыщей на лбу, скажем, а всем как-то – есть прыщи, нет прыщей, как-то они спокойно к этому относятся. Он стесняется, что он картавит. Ну, картавит, он только привыкает – ну и картавит. Французы там все картавят, или какие там народы. Ничего в этом особенного не видят люди. И человек думает, что все смотрят, что все за ним замечают, как он плохо выглядит, как он плохо себя ведет, как он смешно говорит, как он неумно рассказывает что-то. Это, конечно, такая обратная сторона гордости.

Но, конечно, с этим нельзя бороться. Если так он стесняется, есть такая гордость у него, то, конечно, нельзя бороться запретами какими-то, наказаниями, излишней строгостью. Наоборот надо ему объяснить это, что это ничего страшного: «Всё у тебя хорошо, такой же ты, как и все, да ты не бойся». Как-то спокойно, ласково, с любовью. Иногда это бывают уже какие-то психические изменения в человеке, которые он сам не может контролировать. Иногда это грех – гордость, а иногда это то, что на грани какой-то болезни, пограничная какая-то такая ситуация. И тут, конечно, уже совет психолога, ну я не думаю, что психолог посоветует родителям строже с ним обращаться, то есть смирять его гордость. Как-то будет смешно, неправильно совершенно. Поэтому тут как-то надо поговорить более конкретно. Я не знаю, ответил или нет? Что делать родителям и бабушке? Бабушка имеет голос только такой, как я говорил уже, совещательный, поэтому тут трудно что-то бабушке сделать. Надо молиться, наверно. Стараться внучку свою любить, успокаивать её, и родителей, всех примирить, Всех как-то по-хорошему, по-доброму как-то.

Ещё вопросы? Да, пожалуйста.

Вы знаете, у нас такая ситуация, у нас бабушка, она у нас «свидетель Иеговы». А ребенок один маленький совсем, а второй у нас два года, но она уже говорит, всё соображает. И один раз она приехала, говорит: «Я привезла книжечки. Если мама разрешит – я их почитаю». Я сразу говорю: «Нет, я не разрешаю и не хочу вообще, чтоб никакие Иеговые и вообще…» – то есть я понимаю, что это секта, её втянули, и там годы свою ситуацию наложили. Вы понимаете, получается, что я как бы её обижаю. Но я не хочу, чтоб она обижалась.

Кого? Дочку?

Свекровь.

Нет, ну тут дело не в свекрови, дело в том, что это какая-то…

Понимаете, и я хочу спросить, оградить мне с ней общение?..

Конечно. Надо ей сказать: «Бабушка, ты бабушкой можешь быть, но «свидетелем Иеговы» ты быть не можешь».

Я с ней когда разговариваю, то есть мне нужно уехать, да?..

Не надо. Не нужно. Не надо её оставлять с детьми. Конечно, не надо. Ну конечно. Ну они же, «свидетели Иеговы» – таки странные очень люди, замусорят им голову. Я думаю, что, конечно, ничего в этом страшного, они поймут со временем, что это бред. Но какое-то время будут находиться в…

Понимаете, она: «Это же Библия, мы изучаем Библию…»

Вам нужно вот, что сделать – Вам нужно прочитать книгу сначала Александра Дворкина «Сектоведение», изучить, что это такое это учение «Свидетели Иеговы», самому быть в этом компетентным, и девочкам своим объяснить, какая это глупость. Потому что это на самом деле глупость.

Они ещё маленькие. Одной ещё года нету, а вторая – два года ей.

А, два года… Ну, всё-таки я думаю, что оставлять я бы не стал с такой бабушкой. Сказал бы: «Бабушка, я как бабушку очень уважаю и люблю, но эти твои «Свидетели Иеговы» – это ты уже не бабушка тогда, это ты уже что-то такое другое, и я со «свидетелями Иеговы» ребенка оставить не могу. Если ты отрекаешься от своего учения, то тогда мы тебя принимаем». Это Ваша мама или мама мужа?

Нет, это мама мужа.

А муж как? А муж не православный?

Муж православный.

Он этого не понимает?

Он относится немножко так скептически, не ходил в храм, его мама не водила…

Ну тут надо осторожно, чтоб с мужем, конечно, не поссориться.

Он не молится…

Да. Лучше тогда не поссориться, и поэтому лучше так, может быть, не говорить бабушке, а просто стараться как-то так не оставлять их наедине и всё.

Мы наоборот её иногда зовем…

Ну лучше наоборот как-то так сделать, чтоб она не оставалась, конечно. Потому что они ведь эгоисты, они на проповеди повернуты просто. Она, и полмесяца ребенку, будет проповедовать ему. Ну, полмесяца… Я бы, конечно, не стал ставить как-то… Старался бы как-то выйти из этой ситуации.

Вы хотите что-то посоветовать, да?

Нет, спросить.

Да? А ещё у кого-то вопросы есть, да?

Есть вопросы.

Тут у Вас ещё, да? Ну да, пожалуйста. Вы тогда, пожалуйста. Кто первый?

У меня просто возникло два вопроса по поводу младших школьников. Первое, как не дать старшим даже возможности думать о том. что их меньше любят, чем младших? И второй вопрос у меня такой, по поводу денег, у моей дочери есть подруга, которая сказала ей о том, что её родители поощряют за то, что она выиграла какой-то конкурс. И сказала это так в высоте, что у неё есть какие-то карманные деньги, а у тебя нет, ты не можешь такими воспользоваться. Я была в растерянности, потому что у нас дочки поощряются никак не деньгами, а какими-то другими делами.

Я тоже против того, чтобы детей поощрять деньгами. Хотя это очень распространено как-то. Я тоже против этого, я своих детей никогда деньгами не поощрял. Я бы так сказал: «Деньги я тебе не буду давать, а что ты хочешь на эти деньги купить?» Конечно, ей интересно не что-то купить, а интересен сам процесс такой: «вот у меня есть деньги – куплю, что хочу». Я бы это всё-таки не поощрял. Будут у тебя свои деньги – будешь покупать. Посмотрел бы как-то. Не знаю, может быть, даже иногда и дал бы. Я даже не знаю, как тут быть. А то, что с другой девочкой, чтобы она не завидовала другой девочке, да? Ну, надо, наверное, найти что-то хорошее, что есть у неё, а нету у девочки этой, сказать: «У тебя есть вот это, а у неё нет», – например. Рассказать ей, может быть, об опасности денег, о богатстве, что богатому невозможно войти в Царствие Небесное. Не знаю, нужно об этом говорить или нет, как-то я с детьми этой темы не касался почему-то. А второй вопрос?

А второй, вот как не дать старшим даже возможности думать о том, что их родители…

А, меньше любят… Ну, вы знаете, эта ревность, она в мире как-то неуничтожима, пока человек не придет к совершенству какому-то. У меня четыре дочери, они всё время говорят, что я кого-то меньше люблю, кого-то – больше. Я говорю: «Я тебя дольше люблю, тебя люблю больше, тебя нежнее, тебя люблю сильнее», – как-то, в общем… Но они всё равно… Всё равно возникает эта тема. Они будут обижаться, что я про них сегодня рассказываю. Ты тогда вырежешь всё это, что я про дочерей… Поэтому тут это всегда… Тут надо как-то, чтоб они видели и знали, любви ж хватает на всех у мамы. Сколько у неё нет детей, а любви хватит на всех. И в нас заложен такой вообще потенциал любви, что мы можем всех людей любить, даже врагов. Господь же к этому призывает не зря нас. Каждый из нас, он может любить всех. И может за каждого положить жизнь. Может каждому отдать всё, что у него есть. Просто мы сами грехами своими не хотим это осуществить, а это можно.

Если Бог к этому призвал, то он призвал не только отдельных людей – святых, – а всех людей. Каждый человек может это сделать – самый жестокий, самый злой, но в нем есть эта возможность. Тем более, в крещенном человеке, который получил дар Святого Духа в миропомазании. Каждый человек это может. Поэтому мама может, конечно, любить, приласкать, подумать… Вы знаете, смешно очень рассказывал отец Ефрем, игумен монастыря Ватопед на Афоне, он был знаком со старцем Паисием, который жил там, на Афоне. и старец Паисий рассказывал, что когда он пишет в монастырь письма сестрам, то он пишет, конечно, одной много, другой – мало, потому что разные вопросы у них есть – у кого-то есть, у кого-то нет, – но он всегда вкладывает одинаковое количество листов в конверт. Потому что когда они получали письма от него – они всегда щупали, кому больше написано, кому меньше. То есть у монахинь в монастыре даже было такое отношение ревностное какое-то к старцу Паисию. Поэтому такая вот слабость женская. Мужчины, они в этом смысле как-то более такие… А женщины, конечно…

Да?

А если Вы говорите, вот ревность, уже 22 года и 9, вот между ними до сих пор идет война.

Конечно. Я и говорю, что всё время. Если в монастыре у них есть ревность, то тем более, конечно, у детей.

Мальчики.

А, у мальчиков, да? А-а-а… Ну я так, чтобы вас немножко так подбодрить, сказал про женщин. Конечно, мужчины – они те же самые женщины, только немножко другого вида, а так мы же все – одно, на самом деле.

Да?

Как в отношении бабушек-атеисток?

Да. У меня бабушка и дедушка мои были атеистами, когда я воспитывал дочерей. Я им прямо тогда сказал, но я тогда был очень такой религиоистичный: «Если вы хоть слово скажете – вы свою внучку не увидите никогда». Они меня очень боялись. Как-то не понимали, что я могу… Но однажды мой дедушка, мой папа тогда, потом он стал верующим, он решил всё-таки сказать. Машеньке захотелось конфетку, а конфет не было дома у нас. И вот дедушка говорит: «Ты попроси у своего боженьки конфетку – пусть он тебе даст». И в этот момент моя жена вспомнила, что есть спрятанные конфеты там где-то у неё. Она перед этим сказала, что конфет нет, тут она вспомнила, что есть. Она говорит: «Ну хорошо, Машенька, попроси». Машенька говорит: «Боженька, дай мне конфетку». – Говорит: «Сейчас», – принесла ей конфет. Посрамили…

Пожалуйста.

Дело в том, что у моей крестницы, у нас, слава Тебе Господи, верующие бабушки, вот у крестницы, моя мама, вот она меня просила быть крестной, но сказала сразу, предупредила, что мать у неё неверующая, я её вообще не знала. И мало того, она ещё и не просто неверующая, она ещё и просто вот гонитель Церкви: «Поэтому очень сложно будет крестить, но я тебя прошу, покрести ребенка». Я впала в замешательство, то есть вот… Ну, в общем, покрестили, слава Богу, и всё это сделали тайно. А потом, когда бабушка узнала, что ребенок в Церкви крещен, она была против крещения, хотя сама она крещенная, в детстве её родители крестили, она запретила общаться дочери со мной. Вплоть до того, что даже я если звоню – она трубку вешает сразу, вообще не разговаривает. Я пыталась даже обмануть, как-то представиться, голос подстроить – у меня не выходит. Сейчас по интернету нашли способ общаться. Так вот она сейчас хочет сбежать под Рождество сюда в Москву, в последний момент вызвать такси и сказать, что «я уезжаю». То есть она даже в Москву боится пускать из-за того, что знает, что я живу в Москве…

А сколько лет Вашей крестнице?

Крестнице восемь лет.

Восемь лет. А кто хочет убежать? Её мама хочет убежать от бабушки?

Да, мама хочет убежать, с ребенком, естественно, к нам сюда, чтоб причаститься. Прошу Ваших молитв, пожалуйста. Елена и отроковица Дарья.

Ну вы знаете, иногда такое жесткое отношение таких гонителей веры, оно наоборот веру умножает. А вот желание заставить быть верующим наоборот от веры отвращает. Как-то парадоксальные бывают такие ситуации. Поэтому бояться этого ничего не нужно.

Можно скрывать?

Конечно,

Скрывать можно? То есть обманывать?

Ну это не обманывать, а это скрыть доброе дело. Добрые дела не делают напоказ. Сказано же в Евангелии: «Будьте просты, как голуби, и мудры, как змеи». Поэтому, конечно, специально врать не нужно, ни в коем случае. И нужно говорить правду, одну только правду, ничего, кроме правды, но не всю.

Вот она просто: «Я сходила к священнику, посоветовалась». Я говорю: «Что ж тебе священник сказал?» – Она говорит: «Я всё в тайне делаю, и причащать её буду в тайне, убегаю». – «А что батюшка тебе ответил?» – Она сказала: «Батюшка сказал – нельзя так делал, нужно матери признаться во всем». Вот так, понимаете? Поэтому…

Поэтому должен быть духовник, которого Вы слушаете. Спросишь у разных батюшек – разное скажут. Но мне кажется, что, конечно, в этой ситуации нужно ввести ещё какую-то либерализацию своей веры. Так всё время находиться в подполье и в катакомбах нельзя. Нужно постепенно как-то либерализоваться и выйти из подполья.

Мать не имеет возможности отделиться…

Ну как? Она ж взрослая уже. Такая бабушка? Ну не знаю. Любить можно её, как-то молиться за неё. Но как-то здесь нельзя с этим соглашаться. Вообще, конечно, все эти вопросы ваши такие конкретные, они очень интересные и такие, готовых решений, конечно, быть не может. Был бы старец на моем месте – он бы, конечно, сказал: так вот делай, туда ходи, сюда не ходи. Я такого не могу, конечно, сказать, я не знаю Вас, Ваших проблемах. Но даже если бы знал, всё равно я сам всегда мучаюсь и думаю, как поступить, что сделать. Но молюсь Богу – и Господь помогает. Иногда люди удивляются… Ну, не удивляются, а думают, что это неправильно. Что можно сделать? Я говорю: «Что? Молиться надо». – «Ну, молиться – это ладно. А что ещё можно сделать-то?» Но это самое главное же. Если молиться Богу всем сердцем, всей душой и спросить Бога, то, конечно, всё будет устраиваться. Это же самое главное, что должны делать родители, если забоятся о своих детях, – молиться о них.

На этом мы, наверное, и закончим, или ещё будут вопросы?

Спасибо. Спасибо. Спасибо огромное.

Тогда помолимся, да?

Можно привнести частичку тоже Вам любви своей подарить, которую Вы дарите нам всем, выделяете время, от всех родителей с благодарностью. Спасибо.

Дорогие друзья, не нужно этих благодарностей, мне и так приятно с вами побыть вместе, вспомнить о детстве своих дочерей, подумать с вами о наших детях. Я рад делать это регулярно. Не знаю только, о чем теперь ещё говорить, мы, вроде, всё разобрали. Мы говорили вообще о воспитании, говорили о воспитании в вере наших детей. А какая ещё тема вас интересует – пожалуйста, вы тогда скажите мне. Может быть, вас нужно просвещать как-то, говорить с вами о Литургии, может быть. Я с удовольствием, буду очень рад. Если вы хотите, то я буду рад продолжать наши встречи, конечно. В прошлый раз было много, сейчас половина, как было, в следующий раз – ещё меньше, но это ничего, меня тоже это не смущает.