Елена Альшанская: «Основные чувства ребенка в коллективном учреждении – одиночество, тревога, позже – апатия»

В результате титанических усилий огромных педагогических коллективов детских домов за огромные бюджетные средства мы получаем новую проблему.

Когда меня попросили написать на эту тему, я думала сначала написать о привязанности, о психологии, но потом выглянула за окно и почувствовала знакомое тоскливое чувство.

Скоро Новый Год, для нас, как для Фонда, оказывающего помощь детям, оставшимся без попечения родителей, это то самое время, когда телефон начнут обрывать, а почта будет ломиться от предложений вроде: «мы хотим провести праздник в самом бедном и нуждающемся детом доме» или «подарить подарки детскому дому, недалеко от Москвы».

И тогда я поняла, что подойти к теме реформы детских домов мне хочется именно с точки зрения Нового года.

Попробую обо всем по порядку.

Для начала нужно представлять себе то, как устроена система институционального размещения детей, оставшихся без родителей. Длинное нечитаемое слово «институциональное» – означает, что речь идет о размещении детей, которые остались без родительской заботы, под опеку не других обычных людей, а государственных институтов, учреждений, совершенно разных – это дома ребенка для малышей, детские дома, приюты, социально-реабилитационные центры, школы-интернаты, среди которых есть еще и восемь типов учреждений для детей с разными проблемами развития.

У разных учреждений разное «вышестоящее» начальство. Например, дома ребенка – относятся к министерству здравоохранения, а детские дома – к министерству образования, а приюты – к министерству социальной защиты. А есть еще органы опеки и попечительства, принимающие решение о помещении ребенка в учреждение, есть комиссии по делам несовершеннолетних, принимающие участие в решении судьбы ребенка, есть психолого-медико-педагогические комиссии, определяющие, в какого именно типа учреждение пойдет после дома ребенка тот или иной малыш. Суды, которые лишают прав кровных родителей или назначают усыновителями и опекунами новых.

Огромный мир служб, организаций, комиссий, которые вроде бы все задуманы, чтобы ребенку помочь.

Все эти организации подчиняются разным структурам, имеют свои бюджеты, планы, цели, свои варианты, чего от них ждут в отчетах, и если мы вернемся к учреждениям, которые в нашем массовом сознании привычно укладываются под шапку общего именования «детский дом», то главная их задача – обеспечить содержание там ребенка.

На это обеспечение тратятся фантастические суммы государством, и не менее фантастические – бесконечными благотворителями. Содержание одного ребенка в московском детском доме в месяц обходится в сумму около ста тысяч рублей, в Подмосковье – шестьдесят тысяч рублей, в среднем по стране 40-60 тысяч в месяц. В эту сумму не входит содержание здания, его ремонты, коммунальные платежи.

Практически в каждом детском доме, да и любом другом учреждении для детей без попечения родителей, кроме так называемых «собесовских» интернатов для умственно отсталых детей, основным наполнением жизни ребенка становится образовательный процесс, его чему-то учат, чем-то с ним занимаются, бесконечно как-то его развлекают, особенно приезжающие благотворители.

Но самая главная проблема в том, что в результате всех этих титанических усилий огромных педагогических коллективов за огромные бюджетные средства мы чаще всего получаем новую проблему. Она называется «выпускник детского дома». Оказывается, ему некуда пойти. Оказывается, он не социализируется. Оказывается, он ничего не умеет. Не освоил элементарного школьного образования, не способен удержаться в вузе даже при льготах поступления. И т.д. и т.п. И тогда возникает следующая ступень – постинтернатная поддержка, на которую опять надо тратить сумасшедшие деньги.

Это я еще намеренно обошла историю про детей с особенностями развития, и тех, которых из-за гипердиагностики определяют в коррекционные учреждения для умственно отсталых. На выпуске, в свои юные звонкие восемнадцать, эти дети выходят чаще всего не в мир, а прямиком переходят в дома престарелых или психоневрологические интернаты на всю оставшуюся жизнь.

Вопрос на засыпку: а что же происходило в те пять-десять, а то и восемнадцать лет пребывания ребенка внутри государственного учреждения, задачей которого было опекать, учить и воспитывать ребенка, за деньги, которые редкая российская семья в состоянии потратить на ребенка в месяц, что в результате ребенок не приспособлен к жизни, не получил нормальных знаний, навыков и не может самостоятельно справиться с жизнью?

А вот тут нам надо посмотреть еще с одной стороны и понять, как и в каком состоянии, ребенок попадает в государственное учреждение и почему он туда попадает.

Путей попадания под государственную опеку у ребенка несколько. Его мама может оставить его в роддоме или больнице, написав (или не написав) согласие на усыновление, документ, в простонародье именуемый «отказом» от ребенка. Ребенок может быть найден оставленным или подкинутым. Ребенок может быть отобран из семьи по разным причинам. Ребенок может действительно потерять родителей (они умерли, и нет ни одного родственника, который берет его к себе). И ребенок может быть добровольно помещен родителем в учреждение по социальным причинам.

Все эти истории на самом деле про одно. Произошла самая чудовищная для ребенка беда, он потерял семью, он остался без родителей. Чаще всего, что бы ни происходило в семье, для ребенка это единственный мир и единственные люди, к которым он испытывает привязанность, которых он любит. От разрыва с которыми он очень сильно страдает, ведь он потерял единственных для него и самых главных в жизни людей, основу своего мира, основу доверия взрослым. Возможно, он злится, ненавидит их за предательство, возможно, он переживал в семье насилие, и его мир еще более разрушен.

Он потерял привычный мир дома, школы, двора, друзей и родственников, ведь не только мама и папа у него были. И потерял право на свободу в той мере, в которой она есть у любого ребенка в семье, выбора – с кем играть, выбора – чем занять себя в свободное время (и очень часто этой свободы у детей из дисфункциональных семей намного больше, чем в большинстве привычных семей), возможности попросить маму приготовить завтра на завтрак любимое блюдо, лечь позже на час (или даже два) спать, разыгравшись, выбрать одну, а не другую одежду, которую надеть на улицу. Много очень простых вещей, которые значит очень многое – когда их теряешь.

Он попал в коллектив, полный таких же несчастных, одиноких, потерявших самых близких людей, свободу, привычные места, таких же потерянных детей. Чаще всего они не понимают почему (а скорее формулируют это как вопрос «за что?») они сюда попали, не понимают, что будет с ними дальше, боятся спросить об этом окружающих взрослых, которые обычно не удосуживаются им ничего объяснять и говорить.

Он попадает в мир, где все установлено в единообразном распорядке, и в 8 утра у тебя будет овсяная каша в общей столовой с сотней таких же, как ты, а вечером – общий отбой после общего же ужина. Где у тебя нет личного пространства и практически нет личных вещей, где дни рождения и те чаще всего празднуются не индивидуально, а раз в месяц или раз в квартал (а мы знали даже учреждения, где и вовсе никак не празднуются, мало ли, кто когда родился). Где отношения в коллективе выстраиваются по законам групповой динамики, выживает сильнейший и самый незаметный, а то, кто ты и какая ты личность, на самом деле мало кого интересует. И где, конечно, нет никакой индивидуальной реабилитации травмы потери семьи. Потому что этой проблемы вообще не видят взрослые в учреждении. И в условиях коллективных действий во всем, в условиях постоянной коллективной жизни – это в принципе невозможно.

Если это младенец, то отсутствие заботы близкого взрослого, постоянного контакта со знакомым дыханием, ритмом сердца, теплом, постоянная смена чужих людей, чужих рук – сильнейший, просто непредставимый для нас стресс, который испытывает младенец. Он чувствует тревогу за свое выживание, ведь именно тепло и забота ЗНАКОМОГО ему близкого взрослого для него являются сигналом, что он в безопасности и может свободно развиваться и расти. Больничная палата отказного отделения, так же как и палата дома ребенка со сменным персоналом такого чувства ребенку не дают.

Основные чувства ребенка в коллективном учреждении – одиночество, тревога, позже – апатия. Главные навыки, которые он усваивает – не думать и ни с кем не говорить о своей боли, не думать о том, что ты чувствуешь или хочешь (это никого не интересует, есть режим, график и расписание), подстраиваться и находить место в иерархии коллектива, чтобы выжить. Полезные навыки для будущей самостоятельной жизни, не правда ли?

Подстраиваясь, ребенок отчасти освобождается от своей тревоги – все решают за него. Не важно, что будет в будущем, все опять решат за него, не важно, что было в прошлом, потеряв прошлое, теряешь право на него…

Учеба ребенка из детского дома – отдельная песня. Во-первых, чаще всего ребенка школьного возраста заставляют идти в школу на следующий же день после привоза из семьи, реже на второй (хотя это ничего не меняет). Он в стрессе от того, что с ним произошло, он переживает расставание с семьей, возможно, он потерял родителей, которые погибли, и у ребенка острое переживание горя, он нуждается в покое, в аккуратной и чуткой помощи взрослого рядом – но кого это интересует? Школьник? Иди в школу.

То, что первое время после попадания в подобное учреждение ребенку вообще не до учебы, увы, никому не понятно. Но самое главное – другое. Зачем учиться ребенку из детского дома? Кому есть искреннее (неискренность дети чувствуют очень хорошо) не из-за общих показателей дело до его учебы? Кто внимателен к его успехам? Кто похвалит за пятерку? Дети не умеют учиться для себя, пока они маленькие. Учеба – часть их общей коммуникации с родителями (и проблемы в семье мигом отражаются на успеваемости).

Наши дети на самом деле учатся из-за нас. И только во вторую очередь, потому что им это интересно, или они хотят стать космонавтами или киноактерами. И конечно, когда у ребенка есть его «личная» няня или воспитатель, которой именного до этой рыжей или чернявой головы есть дело, то этот ребенок будет стараться несмотря ни на что добиваться результатов. Ради привязанности, ради отношений со взрослым.

А еще ребенок, живя в детском доме, постепенно начинает усваивать некоторую выгоду от своей потери. Ведь то, что он сирота, заставляет толпы людей приезжать и привозить в детские дома подарки, устраивать концерты и праздники. И в самом детском доме чаще всего к труду детей особо не привлекают, за ними убирают, стирают, моют посуду, готовят – все это делает «государство», добротой которого то и дело попрекают детей воспитатели и нянечки. Государство все ему дает за то, что он сирота, ага.

Радость от потребления, от развлечения становится основным дозволенным и активно поддерживаемым учреждением способом получения позитивных эмоций для ребенка.

А самая квинтэссенция этого гимна потреблению происходит на Новый год. В среднем воспитанник детского дома крупного города и пригородов может получить на Новый год от 5 до 20 подарков, просмотреть до 15 утренников и елок, практически нон-стоп.

Подарки зачастую очень дорогие. В прошлом году воспитанник одного из столичных детских домов получил в подарок на Новый год три айфона. Дорогие они или не очень – для ребенка их ценность одинаково нивелируется. Они становятся разменной монетой иерархических разборок в группе, они становится товаром, который меняют на другой товар, на сигареты, например.

Но самое главное, конечно, не только пресыщение Детских домов этой новогодней радостью. А то, что, по сути, она ничего не меняет в жизни этих детей. Все это никак не помогает им стать менее одинокими, стать лучше, сильнее и справиться с жизнью, когда они выйдут на улицу одни, не нужные, как и раньше, никому, но уже без ста человек обслуживающего персонала, готовых завтраков, обедов и ужинов и бесконечных подарков и праздников на Новый год.

Суммарный бюджет трат коммерческих фирм и частных лиц на одаривание детских домов легко мог бы стать бюджетом для полного реформирования всей этой системы так, чтобы в результате мы не получали несчастных, одиноких, неприспособленных к жизни взрослых, которые при этом знают, что государство им должно, и все остальные, по всей видимости, тоже должны, потому что все должны устраивать сиротам праздник – их так научила вся их предыдущая жизнь.

Я постаралась очень коротко сформулировать, что же не так с новогодними подарками и системой интернатного размещения детей. А как же тогда «так»? И как их все-таки реформировать? Про это – в следующий раз.

Елена АЛЬШАНСКАЯ, президент БФ «Волонтеры в помощь детям-сиротам»

При содействии фонда «Измени одну жизнь»