Учитель
Он сидел на ступеньках здания около подвала нашего фонда. В темных очках, джинсах и голубой рубахе. Такой же, как тысячи других. Войдя в подворотню, я увидела его и узнала сразу.
Коллега. Друг, с которым мы прошли вместе с моих, Господи, 18 лет . Работали, общались, я хорошо знала его жену и детей. Он анестезиолог-реаниматолог, и я научилась от него любить больных. Мы созвонивались, встречались. Поступив в институт я проводила часы в отделении, где он меня снова учил. Как интубировать, как принимать решения быстро, как вести себя в той или иной ситуации с больными.
Практически каждый день после института, я бежала в клинику, где он работал и он снова меня учил. Показывал, рассказывал, обсуждал.
К 4 курсу у меня, как и у всех, наверное, появились кумиры от медицины. Академик, читающий лекции, профессора и доктора наук. Мне хотелось быть похожими на них. Но, прослушав лекции или после семинаров, я снова возвращалась в его клинику, где он руководил тогда отделением.
Он научил меня работать. Он научил меня быть спокойной и выдержанной в ситуации, когда опускаются руки. Он научил меня принимать решения. Не метаться, не тратить время на споры. Он научил меня не бояться.
Когда я уезжала из России, мы оба плакали. Он говорил, что плачет от радости за меня. Я говорила, что я вернусь и мы будем переписываться часто — часто.
Так и было. Первые четыре года мы писали друг — другу о том, что происходит в наших семьях, о том, как закончил мединститут его старший сын, о том, как сделал первые шаги мой младший. О его жене, о моём муже, о его сыновьях, о моих сыновьях . О работе. Об изменениях, которые происходили в Москве. Потом письма перестали приходить. Совсем.
В одну из поездок я пыталась узнать, где он. Мне ответили, что уехал. Наверное, с семьей, Наверное, в Германию. Или еще куда — то.
Он не уехал.
Вчера мы обнялись и он удивился, как я узнала его. Я спросила как он нашел меня. В метро, у соседнего пассажира, увидел газету со статьей о фонде. Узнал по глазам. На фото мы все в масках. А он узнал.
Сказал, что работает. В другом уже месте. Что у него нет мобильного, потому что ему никто не звонит.
И сказал, быстро посмотрев на меня, что у него погибла семья. Коротко и страшно.
Нет сына, который трагически погиб в тот момент, когда обрвалась переписка. Нет жены, которая погибла буквально через несколько лет. Нет второго сына, который ушёл и не вернулся.
Он научил меня работать. А я очень хочу научить его снова жить.
Слепой
О больном передали люди, работающие в студия звукозаписи (если я не ошибаюсь), которая выпускает диски . На презентации к сотрудникам подошёл слепой мужчина и попросил о помощи. Двое из фирмы откликнулись и позвонили нам.
В обычном подъезде обычного дома — коммунальная квартира из трех комнат. Поделенная каким-то образом пополам.
Справа живет адвокат. С сайтом в интернете, Со связями, судя по тому, что до сих пор находится на свободе. Осторожный.
Слева — погибает слепой больной которому немногим более 60 лет. Это вся информация, которую нам передали.
Дверь без звонка. Около двери лампа, реагирующая на движение и мигающая как жёлтый светофор. Я такие видела в фильмах про гестапо и НКВД.
Стучу кулаком.
На мой звонок в кваритру последовало требовательно-раздраженное — «Кто там?»
— Нас вызвали к слепому больному, которому нужна помощь.
— Я никого не вызывал.
— А где больной Н ?
— А я не знаю.
— Откройте , пожалуйста, дверь.
Стучу снова. Тщедушный, маленький мужчина лет тридцати приоткрыл щель в двери . Далее следовали переговоры из которых я поняла что адвокат в фонд не звонил и звонить не будет. И пускать нас на территорию своего коридора не будет тоже. Потому что это его, адвокатская собственность, равно как комната, кухня и ванная. Где сосед — не знает. Может есть, может нет.
— А вы можете постучать к нему в комнату?
— Нет. Не хочу. Это моя собственность. А там — его.
— Но у него комната в этой квартире.
— Не отрицаю. Но, может быть, его нет дома.Я не знаю.
Дверь закрылась.
Я осталась на лестнице и сказала помошнице, что буду звонить в милицию. Шорох за дверью усилился, стул, на котором стоял адвокат, чтобы внимательно наблюдать за нами в глазок, отодвинулся. Через несколько секунд он вышел из квартиры, аккуратно закрыл дверь и быстро, я бы сказала стремительно, спустился по лестнице вниз. По той же лестнице, с которой, со слов больного он спускает не только слепого старика, но и добровольцев из церкви, которые были там до нас.
Снова стучу в дверь. К этому времени подошли двое по-настоящему милосердных — из этой студии звукозаписи. На стук открыл дверь мужчина. Высокий. В свитере наизнанку. Голова его была запрокинута вверх, как будто он , слепой совершенно, пытается разглядеть что там, наверху.
— Когда Вы ослепли?
— Два года назад.
— Вас бъют?
— Да. И у НЕГО есть что-то чем прыскают в лицо. Он в вас не брызнул?
— Почему у вас в комнате нет электричества?
— ОН говорит, что я слепой. Мне и правда не нужно.
— Чем Вам можно помочь?
— Может быть еще не поздно сделать операцию на глазах? И отселить меня от НЕГО.
— Вы его боитесь?
— Да.
— Он Вас бъет?
— Да.
— Почему у Вас нет звонка?
— Он убрал его, чтобы ко мне никто не приходил.
— Вы обращались в милицию?
— Да. Я проиграл суд.
— У Вас был адвокат?
— Нет.
— Кто Вам приносит еду?
— Друг подносит к подъезду. Я забираю. Иногда сам спускаюсь до магазина.
— Где Ваши хоть какие — нибудь документы?
— У соседки. Я живу здесь 39 лет. Мне было 14, когда мы сюда переехали.
В комнате у слепого — одеяла, тряпье, пластиковое ведро для мусора. Ни крошки оставленной еды — он съедает всё, что приносит.
— Я иногда хочу покончить с собой. Из за НЕГО. И боюсь умереть. Или сойти с ума. А больше всех я боюсь ЕГО.
— Кто продал вторую часть квартиры?
— Моя сестра.
Он начинает плакать.
— Сделайте что — нибудь. Четыре года я пытаюсь достучаться до кого — нибудь.ОН выгоняет всех. Соседка боится тоже.
— А что он хочет?
— Чтобы меня не было. Умоляю вас, подвиньте все так. как было. В коридоре и кухне. Он будет меня бить.
Передо мной — аккуратная, чистая кухня. С ремонтом. С каждой вещью — от кастрюли до ножей, разложенных как в операционной. Ровно. С какой — то патологической ровностью. Нож — к ножу.
На подоконнике — радио с прикрученной антенной странного вида. Радио орет про кризис и рекламирует средства от облысения. Выключить нельзя. ЭТО трогать нельзя. Иначе адвокат будет бить.
В комнате у слепого замка нет. Да половины второй комнаты тоже нет. Там выломана дверь, нет пола — есть бетон, заполненные строительным мусором. Слепому легко упасть. И удариться. А там доказывайте — бил или не бил. Вы же не адвокаты.
— Я проведу Вас в Вашу комнату?
— Я хорошо хожу по стене сам.
— Мы постараемся сделать хотя бы что — нибудь.
— Спасибо. А вы ЕГО не боитесь?
— Нет.
— ВЫ ЕГО НЕ БОИТЕСЬ?
