Добровольцы: о выгорании

О выгорании говорят очень часто. Наверное, именно потому, что оно встречается повсеместно. И, рискну предположить, не даже, а особенно среди добровольцев

О выгорании говорят очень часто. Наверное, именно потому, что оно встречается повсеместно. И, рискну предположить, не даже, а особенно среди добровольцев. Не знаю, покажется ли вам это утверждение спорным, но я пыталась ответить себе на вопрос: «Почему?» Несколько лет. А к четвертой годовщине моего вступления в ряды добровольцев очень хочется поделиться мыслями как раз не о «духовном» росте, а о банальном выгорании, даже если в настоящий момент явственно его и не ощущаешь…

Наверное, такое желание пришло мне потому, что я подразумеваю под понятием «выгорание» не длинный и разрушительный процесс или фиаско в деле служения ближним, а некий упадок сил или спад активности или энтузиазма, из которого можно и нужно выбраться.

Но все же… «Почему так?» – спросит кто-то. И почему так часто добровольцы говорят не о радостях и росте, а о «силе противодействия»?

Резкий старт?

Не претендуя на знание ответа на этот вопрос предположу первое: а может резкий старт? Часто, общаясь с кандидатами в добровольцы или «новенькими», отмечаешь для себя огромное и непомерное желание делать что-то доброе. И зачастую это – желание не просто послужить людям своим свободным временем, но и стремление резко и кардинально изменить свою жизнь, отдать свои силы любому человеку и без остатка, раствориться в этой деятельности и жить в этой новой реальности. Такие люди часто просят себе очень много заданий или начинают чрезмерно заботиться о том подопечном, с которым его связал координатор, пока сам подопечный однажды не пожалуется кому-то на гиперопеку. Но именно такие люди через несколько месяцев могут быть безвозвратно потеряны. Причин бывает много: недовольство родных, проблемы с самочувствием и здоровьем, усталость, уныние и даже нарекания на работе или месте учебы. Одно непонятно, почему такие люди так часто уходят навсегда…

Вот несколько коротких непридуманных историй. Ирина пришла в Службу с намерением помогать только пожилым на дому. Она вместе с координатором сразу выбрала себе семейную пару, где тяжело болел муж. У нее был гибкий график и помогать им было очень удобно. Удобно было и почаще приходить, звонить жене, чтобы она побольше разговаривала и не замыкалась в себе от горестей длительной, почти двадцатилетней болезни супруга. Также она был помощником координатора: контролировала помощь на дому, звонила подопечным, интересовалась их проблемами… Часто ее можно было увидеть на акциях в АШАНе, на встречах добровольцев. Иногда она откликалась на срочные просьбы по перевозкам. А потом у нее начались трудности со здоровьем: были плохие анализы, подозрения на опухоль, неважное самочувствие. Но стремление помогать не исчезло, наоборот, когда помощь пожилой паре оказалась не очень нужна, она откликнулась на просьбу сидеть с пожилой женщиной по будням. На опасения координатора она отвечала, что на работе ей предоставили долгосрочный отпуск для решения проблем. Еще через полгода она, наконец, сказала, что со здоровьем у нее все наладилось, она выходит на прежнюю работу, но в качестве добровольца больше помогать не сможет и просит найти ей замену. На вопрос координатора, в чем были трудности служения и не подобрать ли ей что-то полегче, даже дистанционную организационную помощь, она ответила, что больше не хочет быть добровольцем и вряд ли в ближайшее время сможет. Оказалось, что ей было очень тяжело так много помогать, но она не могла остановиться, несмотря на сложности, возникшие из-за этого с семьей. Также Ирина попросила помочь ей встретиться с каким-нибудь опытным священником для личной беседы и… никогда ей больше не звонить.

Похожая история случилась с Игорем, который вызвался помогать одной очень сложной, не всегда уравновешенной бабушке, проживавшей в заваленной вещами и мусором квартире. При этом он ездил к ней через весь город (дорога занимала 1,5-2 часа в одну сторону) и иногда после ночных смен на работе. Он часто откликался на ее просьбу приехать, так, что иногда получалось 2-3 визита в неделю вместе оговоренного с координатором одного. Игоря хватило почти на год. Но потом он тоже признался, что неимоверно устал и ему не нужно больше звонить. Единственный раз я решилась позвонить ему, чтобы пригласить на отпевание его подопечной через полтора года. Приехать он не смог.

Много скорби?

Может быть, такое состояние наступает, когда доброволец видит огромную скорбь другого человека и приобщается к ней. Особенно если он – человек чувствительный и впечатлительный. Тогда он умеет прочувствовать чужую боль и она достигает глубины его души. И хотя доброволец помогает своему подопечному, он не может изменить кардинально условия его жизни или состояния, и поэтому сам вынужден приобщаться к страданию.

Так эта душевная боль может стать его раной, притом зачастую очень болезненной и долговременной (особенно если ему не с кем поделиться, у него нет близких, понимающих друзей или семьи, которые одобряли бы его деятельность). Неслучайно заграницей во многих волонтерских организациях добровольца запрещено привлекать к делам милосердия в течение месяца, нескольких месяцев или даже года после смерти подопечного, а помогающих в хосписах и тяжелым больным полагается «принудительно» освобождать от волонтерской деятельности на месяц-два каждые полгода. У нас я часто была свидетелем случаев, когда доброволец, помогавший тяжелобольному человеку, после его смерти рьяно брался за другого, иногда очень похожего подопечного, не давая себе расслабиться и иногда действительно серьезно и надолго после этого «выгорал»…

Нет подпитки нашему тщеславию?

Не секрет, что многие добровольцы приходят на первую встречу с горящими глазами и огромным потенциалом. Они горят желанием помогать и многие, может быть, настроены на то, что служение ближним будет приносить им только положительные эмоции и будет вдохновлять их на более активную деятельность. Но к счастью, Господь не дает нам шанса так ошибиться и превратить служение ближнему в приятное и необременительное времяпрепровождение, наполненное удовлетворением собой и своими достижениями. Со временем многие начинают рассказывать с долей сокрушения, что думали о себе лучше, чем они есть на самом деле. Звучат фразы о том, что кто-то «переоценил свои силы» или «перестал чувствовать себя героем из-за мелочей» или «увидел свою немощь и смирился». Чаще люди замечают, что у них что-то не получается или получается не так хорошо. А может быть, они не слышат благодарности подопечных или одобрения родных. И кто-то может уйти именно поэтому, решив, что «это не мое». Это бывает всегда грустно слышать координатору, который понимает, что романтические мечты новенького добровольца не оправдались и дальше идти он не хочет и не может – выгорел или разочаровался.

Неумение любить?

Очень не хочется укорять кого-то в отсутствии любви или неумении любить, но это чаще всего замечаешь по себе. У нас есть замечательные подопечные, которые могут быть источником радости и вдохновения для тебя лично. Это люди, о которых с полной уверенностью можно сказать, что не мы им помогаем, а они нам. Но даже когда я помогаю таким светлым людям, не разово, а именно систематически и постоянно, я понимаю, что совсем не умею любить, совершенно не умею принять и понять те изменения, которые происходят с ними с возрастом или при осложнении болезни. Ведь в таком случае даже с самыми замечательными подопечными становится тяжелее – с любым тяжко болящим человеком становится сложно, если ты еще не научился любить и адекватно воспринимать «капризность», «медлительность» и другие закономерные изменения. И когда ты понимаешь, что ты так слаба, что тебе бывает сложно любить даже своих давних и любимых подопечных, невольно приходят мрачные мысли отчаяния и разочарования в себе, которые при самом плохом раскладе кто-то может принять за знак оставить служение ближним. Иногда, к сожалению, так и происходит. А если нет, то порой все равно проскакивает отчаяние или раздражение при наплыве очень сложных или очень срочных просьб, когда нужно срочно и кардинально менять запланированный день или неделю.

Но за то время, что я явлюсь добровольцем, я знаю многих людей, которые прошли разные этапы отношения к добровольчеству и остались в Службе, конечно, многое переосмыслив и переоценив. Думаю, что неплохо, если человеку, занятому безвозмездной помощью незнакомым людям, приходят самые разные мысли о своей деятельности. Потому что по-настоящему счастливы люди, которые нашли ответы на все эти вопросы и поняли для себя, приняли и осознали смысл этой безвозмездной помощи. Они увидели на практике, что в этой жизни за нее их никто не отблагодарит, а о награде в вечности говорит притча о Страшном Суде. И они учатся читать ее по-разному: без уверенности в спасении, но с твердой надеждой, а иногда с покаянием, размышлением, благодарностью Богу за существующую возможность увидеть Его в образе ближнего. Счастливы те люди, которые научились, помогая ближнему, искать, падать и подниматься, сострадать, каяться и радоваться, благодаря Бога, Щедрого и Многомилостивого. Надеюсь, что к ним неприменим почти светский термин «выгорание», ведь они живут в совсем другом, духовном измерении и, говоря о них, можно рассуждать теми категориями, которые были в обиходе у святых отцов, а не психологов, и говорить о смирении, покаянии и служении. И дай нам Бог к ним хоть немного приблизиться.

Наталья АКСЕНОВА

Подробнее узнать о службе добровольцев можно на странице Православной службы «Милосердие». Если вы хотите стать добровольцем службы «Милосердие», мы ждем вас каждое воскресенье в 11.45 по адресу: г. Москва, Ленинский проспект, дом 8, корпус 12, (метро «Октябрьская» – кольцевая). Телефон для справок: 972-97-02

Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?