Жизнь и мысль Дитриха Бонхёффера отмечены парадоксами. Христианский пастор и богослов, отметивший, что «совершеннолетний мир» больше не нуждается в «гипотезе Бога», а значит, Церкви нужен новый язык для диалога с ним. Убежденный пацифист, примкнувший к заговору с целью политического убийства.
Но если его сила, праведная жизнь и мужественная борьба с нацизмом, закончившаяся гибелью, ни у кого не вызывают сомнений, то отношение к его мыслям не столь однозначно: от категоричного отвержения до восторженного приятия и «очереди» в идейные преемники и наследники.
Сегодня о Бонхёффере написано немало текстов, и есть возможность понять его лучше, чем в 50-е и 60-е годы, время наибольшего резонанса, вызванного публикацией в 1951 г. его знаменитых писем из тюрьмы. Но можно утверждать, что процесс понимания того, что же на самом деле хотел сказать Бонхёффер, еще далек от завершения.
Человек дела
Дитрих Бонхёффер родился в 1906 г. в Бреслау (ныне Вроцлав, Польша) в семье Карла Бонхёффера, известного врача-невропатолога и психиатра, в многодетной семье. Семья, в которой Дитрих был шестым из восьми детей, унаследовала лучшие культурные традиции немецкой бюргерской среды.
В 1927 г. Дитрих заканчивает обучение в университетах Тюбингена и Берлина, становится пастором, занимается экуменической деятельностью, а также богословием в его самых интеллектуальных формах.
Уже в 1929 г. он защищает докторскую диссертацию по теологической теме, тесно переплетенной с философией. Но вот кем Бонхёффер никогда не был, так это рафинированным, «кабинетным» интеллектуалом, оторванным от жизни, парящим в «небесах» умозрительных схем.
Он остро чувствовал необходимость единства мысли и жизни, и сам воплощал это единство, редкостно сочетая в себе выдающийся талант мышления и потрясающую способность и решимость действовать.
30-е годы ХХ века для Германии становятся началом небывалого испытания национал-социализмом. На фоне горечи унижения поражением в Первой мировой войне и экономических неурядиц (усугублявшихся выплачиванием репарации странам-победителям) идеи немецкого превосходства и победы высшей арийской расы, провозглашаемые Гитлером, как и указание главных виновников всех бед – евреев – оказались востребованы большинством немцев.
Даже лютеранская церковь со всеми традиционно свойственными ей образованностью и трезвомыслием не устояла.
Внутри церкви возникло движение «Немецких христиан», оправдывающее расовый подход нацистской идеологии и взявшее курс на полное подчинение гитлеровскому государству, на его идеологическое обеспечение.
За этим движением фактически пошло большинство лютеран Германии. Несогласные члены церкви создали собственное движение, «Исповедующую церковь», в руководстве которого ведущую роль играли Бонхёффер и пастор Мартин Нимёллер.
Надо сказать, что лучшие протестантские мыслители отвергли тогда соблазн нацизма. Духовным руководителем «Исповедующей церкви» стал великий богослов Карл Барт, которого Бонхёффер считал своим учителем и старшим другом. Будучи не немецким лютеранином, а швейцарским реформатором, Барт, тем не менее, ощущал связь с церковью Германии и смертельную опасность «коричневой чумы» для христианства и всего мира.
О нацизме как наглом и разрушительном варварстве с самого начала говорил и крупнейший лютеранский теолог Пауль Тиллих. Но если Барт после 1935 г. осуществлял духовное руководство церковным сопротивлением из своей родной нейтральной Швейцарии, куда был выслан нацистами, а Тиллих, примерно в это же время под угрозой расправы эмигрировав из Германии в Америку, продолжал обличать гитлеризм уже оттуда, то Бонхёффер всю жизнь вел борьбу с драконом, на территории родины, этим драконом захваченной.
Двойной агент абвера
Именно в это трагическое время в полной мере проявилась честность и цельность личности Бонхёффера. Размышляя, он считает долгом действовать, действуя, не прекращает осмыслять. Крупнейший и незавершенный богословский труд Бонхёффера, писавшийся им в годы сопротивления и – «Этика».
В этой книге он проводит мысль о нравственном поступке не как о выполнении заданной, фиксированной нормы или правила, а как о ситуативном действии, руководимом чувством того, что нужно именно в данный момент как послушание Богу – интуицией Божьей воли.
Эта интуиция может заставить поступить не в согласии с привычными и продуманными убеждениями и установками, если того требует ситуация.
Этот принцип в полной мере был реализован Бонхёффером в его антинацистской деятельности. Поначалу она носила церковный и проповеднический характер. Бонхёффер произносил по радио и распространял в виде текстов смелые проповеди, обличающие нацизм и питающий его вождизм, жажду «фюрера», охватившую немцев. Он также руководил семинарией-общиной, готовившей пасторов для Исповеднической церкви – опыту жизни в этой общине он посвятил важную книгу «Жить вместе».
Но с конца 30-х годов, когда режим Гитлера стал в полной мере выявлять свою суть «химически чистого» зла, он ощущает потребность более радикального сопротивления.
От Ханса Остера, одного из лидеров движения сопротивления, Бонхёффер принимает предложение завербоваться в абвер – германскую разведку в качестве двойного агента.
Шаг, связанный с обманом, на который не пошли бы многие христиане, который отверг бы такой титан морали, как Иммануил Кант.
Но для Бонхёффера важна не формальная «праведность»: он использует эту возможность для разных поручений в рамках движения, в том числе ему удается помочь нескольким евреям эмигрировать из страны.
Другое в его деятельности в Сопротивлении выглядит еще более парадоксальным. В середине 30-х годов он, убежденный пацифист, переписывался с Махатмой Ганди и в 1935 г. даже получил от него приглашение в Индию.
Теперь же он оказывается в движении сопротивления, возглавляемом Остером, Штауффенбергом, адмиралом Канарисом и другими – том самом движении, которое ставило своей целью физическое устранение Гитлера и осуществило несколько известных неудачных покушений на него.
Убежденный пацифист – член организации, исповедующей принцип политического убийства? Бонхёффер объясняет свою позицию той самой интуицией Божьей воли. Да, пацифизм хорош и может быть средством противостояния злу, требующим большого мужества: в том же гитлеровском Третьем рейхе отказ от военной службы рассматривался как государственное преступление, карающееся жестко, вплоть до смертной казни.
Но пацифизм не может быть безусловным руководством к действию во всех случаях жизни: в некоторый момент послушание Богу может потребовать совсем иное.
Характеризует же текущую ситуацию для Бонхёффера не что иное, как явление антихриста, каковым он называл Гитлера.
И долг христианина – сопротивляться антихристу всеми средствами, даже если эти средства в какие-то моменты противоречат формальным убеждениям и критериям, в том числе самым высоким и даже внешне основанным на христианских заповедях.
С «совершеннолетним человечеством» Церкви нужен новый язык для диалога
В 1943 г. усилия гестапо, постоянно «копавшего» под своего конкурента – абвер, приводят к разоблачению и аресту некоторых членов группы Остера, включая Бонхёффера. Два года он проводит в заключении в различных тюрьмах и концлагерях, в том числе в Бухенвальде. В заключении он размышляет над богословскими вопросами, много размышляет о судьбах христианства и в письмах делится мыслями с другом и соратником, пастором Эберхардом Бетге.
После войны Бетге публикует эти письма в сборнике, озаглавленным им «Сопротивление и покорность», и бонхёфферовские мысли становятся доступны широкой публике. Среди них – уже упомянутые нами парадоксальные, взрывные для христианской публики тезисы о мире и Церкви в нем.
Стремясь утвердиться в современном мире, где она теряет позиции, размышляет Бонхёффер, Церковь предлагает ему свой религиозный язык и обещает утешение и избавление от страданий тем, кто примет Христа.
В реальности, однако, ничего этого нерелигиозным людям не нужно. Они не чувствуют себя несчастными, не видят нужды в утешении и в некоем «спасении» непонятно от чего, о котором твердят им христиане.
В этом смысле современное человечество достигло совершеннолетия, научившись жить, обходясь без «гипотезы Бога». И дальше мир будет становиться все более безрелигиозным.
Церковь же в своих миссионерских стремлениях нередко навязывает нерелигиозному человеку чуждое ему ощущение несчастья, неполноты жизни – в то время как люди просто живут, радуясь жизни, преодолевая трудности.
Попытки церкви сохранить в этом мире позиции, держась за старое религиозное содержание, приводят лишь к постоянному «отступлению Бога» – ведь всякий раз находится более наглядное естественное объяснение.
Что же предлагает Бонхёффер христианам вместо этой стратегии? Он предлагает перестать говорить с этим изменившимся миром старым языком.
В этом смысле мы на пороге «безрелигиозного христианства», для которого главное – не метафизические «описания Бога», не система обрядов и правил, выделяющая Церковь в отдельное сакральное пространство, а переживание Бога «в гуще жизни», в повседневности, общей для всех – религиозных и нерелигиозных людей, «христиан» и «язычников».
Христос не как удаленный божественный Владыка, а как абсолютный «человек для других», и жизнь со Христом как стремление подражать Ему в этом. Путь к святости, к которой призвана Церковь – не обособление от мира в отдельное якобы «святое сообщество» – ведь и евангельский Иисус «любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам», а «мирская святость», состоящая в том, чтобы разделять жизнь мира, учиться сострадать страждущим.
В конечном итоге, быть христианином означает не быть «религиозным», а быть человеком.
Дискуссии после смерти
В одном из писем к Бетге Бонхёффер выражал намерение развить эти намеченные темы далее. Но это намерение не сбылось. В апреле 1945 г., в дни быстрого приближения союзников нацисты, очевидно, поспешно заметая следы, решили уничтожить заключенных – наиболее видных членов группы покушения на Гитлера.
Бонхёффера вместе с Остером, Канарисом и некоторыми другими участниками заговора казнили в концлагере Флоссенбюрг в Баварии. Праведник погиб, но напряженные, насыщенные смыслами его до предела сконцентрированной жизни тексты продолжали жить, оказывая влияние на европейскую христианскую и околохристианскую мысль.
Бетге издает письма друга в сборнике под заглавием «Сопротивление и покорность». И не будет преувеличением сказать, что эти два-три фрагмента из писем, не более, чем несколько разрозненных страниц, содержащих мысли о «совершеннолетнем человечестве» и грядущем «безрелигиозном христианстве» посмертно сделали Бонхёффера одним из влиятельнейших христианских мыслителей ХХ века.
Сразу много теологов, в первую очередь либеральной направленности, объявили себя последователями Бонхёффера, развивающими его идеи. Это «развитие» часто вырывало бонхёфферовские наброски из контекста и принимало весьма радикальные формы, вполне далекие от позиции самого их автора.
Так, американский теолог Томас Альтицер выдвинул идею «смерти Бога» как этап Его взаимоотношения с миром: сегодня Бог больше не проявляется в мире, следствием чего и является наблюдаемое угасание религии. Но, будучи хоть как-то знакомыми со всей жизнью и богословием Бонхёффера, можем ли мы допустить, что он принял бы идею Бога, переставшего проявляться в мире?
Главная проблема не слишком удачных попыток «наследовать мысль Бонхёффера» состоит в том, что его мысли в письмах из тюрьмы рассматриваются в отрыве от его реальной личности и от всего написанного им ранее.
Знакомство с остальными текстами Бонхёффера позволяет обнаружить его как человека достаточно традиционных и даже консервативных богословских взглядов, выражающегося вполне религиозным языком. В таком духе выдержана его важная книга, впоследствии озаглавленная разными издателями по-разному («Хождение вслед», «Цена ученичества»), да и упомянутая книга о жизни в христианской общине («Жить вместе»).
Всё говорит о том, что для него самого традиционные религиозность и богословский язык были «естественной средой» и средством выражения глубинных смыслов веры, которой он жил. Более того, из соответствующих мест писем к Бетге следует, что и грядущий «безрелигиозный» мир Бонхёффер не мыслил без того, что можно назвать элементами религии: без богослужения, молитвы. Он лишь собирался продумать свою идею того, как бы они изменились в новом «совершеннолетнем» мире.
«Жить в этом мире для меня означает полностью отдаться задачам этой жизни, ее проблемам, успехам и неудачам, ее опытам и смущениям.
Отдавшись этой жизни, мы предаем себя в руки Божьи, принимая всерьез не свои страдания, но страдания Бога в мире – мы бодрствуем со Христом в Гефсиманском саду. Это я называю верой, это metanoia, и так становятся человеком и христианином».
Возможно ли христианство без «религии»?
Все это ставит вопрос, что Бонхёффер понимал под религией, которой суждено все более уходить в прошлое. Ведь «религия» весьма многозначный термин, в который можно вкладывать достаточно разный смысл.
Достаточно вероятный ответ состоит в том, что под религией имеется в виду самозамкнутая и самодостаточная система, отгораживающая от остального мира избранных «спасающихся». Религию в этом смысле протестантизм, начиная от самого Лютера, традиционно критиковал.
И еще Карл Барт провозглашал: «Христос – конец религии», вкладывая в эти слова тот смысл, что приход Иисуса в мир является Божьим судом для всякой человеческой системы, которую человек строит в самонадеянном расчете добраться до Бога.
Идея «безрелигиозного христианства» могла возникнуть у Бонхёффера и под влиянием воззрений старшего друга. Можно думать, что это стало для него особо актуальным в период сопротивления нацизму, когда он увидел, что лютеранскую церковь Германии не спасла от провала ни «традиционная» христианская мораль, ни отлаженная обрядовость, ни продуманная и рациональная клерикальная структура, ни интеллектуальное богатство – ничего из того, что является составляющими религиозной «системы».
Религия, может быть, и хороший исторический «сосуд», «контейнер» для глубокого и драгоценного содержания, для вести о Христе, но не само это содержание. В определенных условиях сосуды ветшают, точно так же и «религия» не абсолютна.
Некоторые биографы Бонхёффера считают, что мысли о «совершеннолетнем человечестве» в значительной мере были вызваны его опытом взаимодействия с разными людьми в движении Сопротивления. Он увидел, что реальная личностная зрелость человека никак не коррелирует с «религиозностью».
Более того, наибольшую взрослость: разумность, решительность, самоотверженность проявляли в тех обстоятельствах люди формально неверующие, индифферентные к религии в ее традиционном проявлении. Таковы были лидеры и видные члены Сопротивления: Остер, Штауффенберг, фон Донаньи и др.
В то же самое время нередко люди подчеркнуто религиозные, «практикующие христиане», в критических ситуациях чаще проявляли беспомощность, зашоренность, инерцию, трусость и другие черты незрелости.
Бонхёффер как христианин предпочитал не закрывать глаза на реальность. Глядя на этих сильных и зрелых, поистине совершеннолетних людей, он не мог не думать, что Бог с ними уж точно не меньше, чем с «религиозными» людьми, что Христос и для них явил Божью любовь.
Бонхёффера искал способ, как поделиться с ними и другими нерелигиозными людьми этой своей радостной верой, не навязывая им «религиозности», без которой они прекрасно обходятся.
Прошел трагический XX век, мы живем уже в следующем. Прав ли оказался Бонхёффер? Можно сказать: и да, и нет. По-прежнему множество людей ищут в «системной» религиозности прибежища, утешения и смысла. В то же время религия еще больше ушла на периферию общества.
И вне её, как и во время Бонхёффера, немало людей, которых можно назвать «совершеннолетними»: мужественных, самоотверженных и разумных.
Для людей, ищущих предельного смысла и глубины, остается актуальной задача новой интерпретации религиозных понятий, которую ставил Бонхёффер.
Но не меньше в сознании людей и тенденций противоположного рода, таких, как безудержное потребительство и бездумный технологизм. В целом картина человеческого общества все усложняется, ни в религиозной, ни в нерелигиозной его части не видно совершенства.
Это ситуация множества противоречивых тенденций, которую мы часто называем постмодерном. Что бы сказал Бонхёффер, если бы его жизнь не оборвалась за считанные дни до конца войны, и он дожил бы хотя бы до 70-х – 80-х годов ХХ века?
Мы знаем лишь одно: Бонхёффер дал нам удивительно цельный пример жизни, где слово не расходилось с делом, и где в самом важном был не страх, а поиск. И, в конце концов,
«Страдание, просто страдание – вот что нам понадобится. Не партии, ни натиск, ни обмен ударами, все это допустимо в предварительных сражениях, но истинная борьба сводится попросту к страданию с верой», –
напишет Бонхёффер почти за 10 лет до гибели, и в тюремной камере благодарит Бога за то, что счел его достойным страдания.
