Дети Беслана

Им все еще нужна помощь!

Материал газеты “Солидарность”


“НЕ ХОЧУ ИДТИ В ШКОЛУ!”

Одна из героинь репортажа из Беслана “Живые и мертвые” (см. “Солидарность” № 33) Залина Цидаева позвонила мне в начале октября: “Я в Москве, в Институте педиатрии и детской хирургии. Ты ведь помнишь, мой Виталик держался таким молодцом, и ранок у него серьезных не было. А вечером четвертого сентября он стал бредить, из уха у него что-то текло. Он кричал: “Ложись! Ложись! Стрелять будут!” Потом очнулся, смотрит на меня ясными глазами и говорит: “Мама, надо стоя спать! Иначе плохо будет!” Врачи определили, что у него сильная баротравма и стресс. Витоса отвезли во Владикавказскую республиканскую больницу, а оттуда нас отправили в Москву. Приезжай!”

На входе в институт – охрана, но входящих в здание никто ни о чем не спрашивает. И даже не заставляют надевать бахилы, которые, судя по вывешенному объявлению, обязаны надевать все входящие.

Залина с мальчиком находятся в двухместной палате лор-отделения института. За двухнедельное пребывание в этом, по-больничному говоря, “боксе”, московские семьи платят по двенадцать с половиной тысяч рублей. Для Залины с мальчиком и Лали Дзукаевой с дочкой Марьяной пребывание бесплатно. Из префектуры Северного округа столицы привезли теплые вещи детям, книжки, тетрадки, продукты, кофточки для мам… Земляки из московской диаспоры подарили Витосу (как называют Виталика мама и бабушка Дина) плеер, маме – два мобильника с сотней долларов на счету. “Жаль только, что я теплую одежду не захватила, – говорит Залина. – Уезжала из Владикавказа в чем была, а у нас ведь тепло. Но нам и деньги дали – сначала в общей сложности тысяч пятнадцать было, сейчас три осталось. На куртку должно хватить”.
К Виталику на днях приходила следователь из ФСБ. Показывала ему фотографии трупов террористов, четверых из которых мальчик опознал. “Я не хотела, чтобы Витосу трупы показывали, но он сам вызвался”, – говорит Залина. Виталик опознал четверых. “Некоторые (террористы. – А.Ч.) пускали детей в туалет и давали воду пить, – вспоминает Виталик. – А до меня очередь так и не дошла. Другие были совсем злые, они говорили, чтобы мы молились Аллаху, чтобы не начался штурм, а то нам не жить. Они все время нюхали белый порошок и нервничали. Кто-то один из них постоянно сидел на книжке, которая закрывала кнопку взрывного устройства, потом садился другой. Они объяснили нам, что если встать и уйти, все взорвется”.
Взрыв прогремел потому, что у одного из боевиков сдали нервы, так говорит Виталик. Скучая, бандит забавлялся тем, что кидал нож в пол. Играл в “ножички”. В очередной раз нож попал по растяжке. Дальше было все, как в американских боевиках, которые раньше, до взрыва, так нравились Виталику.

“Вот рядом со мной мальчик сидел. Когда рвануло, огромный гвоздь воткнулся ему в руку. Я гвоздь вырвал и перетянул мальчику руку веревкой. А потом мальчик весь затрясся. Я испугался, потому что видел в кино, что людям холодно, когда они умирают. Еще девочка сидела недалеко от меня. Она писала ручкой у себя на ноге слова: “Господи! Помоги мне!” Но когда начались стрельба и взрывы, я видел, как в нее попали пули, и она умерла”. Поверить в то, что ребята никогда не оживут и не пойдут в школу, Виталику трудно. Хоть он и видел, как после взрывов разлетались во все стороны части человеческих тел, как сгорали в огне его друзья. Хоть он и бежал, спасаясь во время штурма школы, по мертвым телам одноклассников – просто наступить больше было негде…

Виталик вспоминает о страшном Дне знаний. “Еще перед началом линейки у школы мы с ребятами заметили подозрительный грузовик. А потом, когда заиграла музыка, из него стали террористы выпрыгивать и загонять всех нас в спортзал. Потом они развесили взрывчатку. Они развесили бомбы, как белье на веревке”.

– Мы постоянно вспоминаем о том, что было, – говорит Лали Дзукаева. – Дети тоже. Марьяна, она на год моложе Виталика, должна была пойти в четвертый класс, говорит, что больше никогда не пойдет в школу.

– Нет, я хочу учиться, – говорит маленькая Марьяна, у которой остался осколок в ноге, врачи пока не могут извлечь. – Только не в Беслане. Поеду в село Мичуринское, к бабушке.


“НЕ ХОЧУ ЖИТЬ В РОССИИ!”

Виталик тоже говорит, что обязательно будет учиться. “Выучусь и стану президентом, – говорит этот очень серьезный одиннадцатилетний молодой человек. – Не президентом банка, и не президентом Осетии, а президентом России. И замочу всех террористов в сортире, раз у Путина это не получается”.

– Мне сон снился незадолго до этого кошмара, – вспоминает Залина. – Мой покойный отец как будто старался предупредить нас. Приснилось, что он заходит в комнату, держит Виталика на руках. С ним еще несколько покойников, и у всех на руках маленькие дети. Отец бросил мне Виталика и ушел. И его спутники тоже ушли, но малышей унесли с собой…

Залина вспоминает о том, как бросалась к каждой “скорой”, разыскивая сына… о том, как в каждом мальчике ей мерещился Витосик… о том, как увидела, наконец, своего ребенка живым, целым и невредимым и глазам не могла поверить. Он был в рубашке и трусах. Увидел ее и закричал: “Мама, я в рубашке родился!”

Два года назад Залина с сыном переехали в Беслан из горного села Садон-Галон. Они чудом уцелели после страшного наводнения. “А потом мы с мамой и Виталиком поехали на Владикавказский рынок, продукты покупать отцу на поминки. И в это время там как раз бомбу взорвали! Нас не ранило чудом”. Залина готова бросить все, чтобы уехать. “Остаться здесь жить – все равно что поселиться на кладбище! Больше испытывать судьбу я не хочу. Отец Витоса, Герман, с которым я развелась четыре года назад, встретил нас на улице, когда мы шли из больницы. Говорит: “Я мальчика забираю, он у вас уже три раза чуть не погиб”. Но Виталик с ним ехать не захотел. Я хочу уехать куда-нибудь в цивилизованную страну, туда, где власти умеют и могут защищать людей. Я думала о том, чтобы остаться в Москве, земляки и с жильем помочь обещали, но здесь я – кто? “Лицо кавказской национальности”, человек второго сорта. Когда нам из префектуры помощь приносили, одна женщина, мама здешнего маленького пациента, закричала: “Опять этим чуркам все приносят! Понаехали тут!”

Нашлись добрые люди, готовые помочь Залине уехать из России. “К нам домой после твоего репортажа позвонили с московского завода “Наилит” и обещали оплатить авиабилет в любую точку земного шара. Сейчас решается вопрос нашего с Витосом отъезда, у нас загранпаспорта готовы. Но писать об этом пока не надо, это может помешать делу. Я лучше, когда уеду, позвоню тебе и все расскажу”.


НЕЗАБЫВАЕМОЕ

В 9-й детской городской больнице им. Сперанского сегодня находятся шестнадцать детей из Беслана. Больница охраняется намного серьезнее Института педиатрии; вход только по пропускам, которые выписывает зам главного врача, а тем, кто без пропуска, можно встречаться с пациентами в фойе – но строго с 16 до 20 часов.

Людмилу Брихову и ее дочь, девятилетнюю Тамару, недавно перевели сюда из НИИ педиатрии – в 9-й горбольнице девочке сделали операцию, извлекли осколок из руки. Кроме этого ранения у девочки огнестрельный ожог тела степени III-Б, осколочные ранения бедер и голени, лопнувшие барабанные перепонки. О пребывании в захваченной бандитами школе Тома, по ее собственным словам, не помнит ничего. Людмила подтверждает это: “Врачи говорят – защитная реакция организма”. Зато сама Люда не может забыть о том кошмаре…

– Мы ведь с Томой дважды в заложники попали, – рассказывает Люда. – Сначала мы – я, Тома и еще две девочки, ее подружки, сидели в углу спортзала. Над нами висел огромный заряд, который, слава Богу, все-таки не взорвался… В последний день Тома очень плохо себя чувствовала, я боялась, что она потеряет сознание. Когда начались взрывы и стрельба, мы легли ничком на пол. Думали было спрятаться в соседнюю комнатку, где физрук хранил спортивный инвентарь, но услышали там треск. Потом узнали, что боевики там строили баррикаду. Вдруг к нам подбегает один из уцелевших боевиков, направляет на нас автомат и гонит в эту комнатку. Он уже вел туда нескольких женщин с детьми. Но на его пути встал физрук. Он закричал: “Люди, не идите с бандитами!” – и схватился рукой за ствол автомата. Пожилой человек не смог отвести дуло – боевик выпустил в него очередь…

– Бандит отвел женщин и детей, – продолжает вспоминать Людмила, – а потом вернулся за нами. Не чувствуя боли (мне осколками посекло ноги), я потащила уже раненую Томочку за собой. Через комнатку физрука мы попали в школьную столовую, где находились еще несколько человек. Там был беспорядок, весь пол был залит водой. Я дала попить Томочке, кто-то сунул ей конфеты из школьного буфета. И вдруг – взрыв (по-моему, это был выстрел орудия, они болванками стреляли), выбило решетки на окне столовой… Мы кричали: “Мы здесь, мы здесь, не стреляйте!” Боевик куда-то делся… И тут в окно влезли несколько спецназовцев. Одного я помню хорошо – молодой, с небольшими усиками. Он вынес из столовки Тому, помогал идти мне и передал нас нашим ребятам, которые стояли у стен школы с носилками. Они потом мне рассказали, что этот парень передал нас, побежал обратно к школе – и резко упал: боевики его убили…

У двенадцатилетней Алины Цораевой – сквозное ранение челюсти, предплечья, осколок в голени и перелом. Рана зажила, сломанные кости ноги уже срослись, осколок из голени извлекли, но нога все еще болит.

– Когда стрельба шла, после взрывов, один военный увидел, как я голову подняла, – вспоминает Алина. – Я бежала-бежала, уже не могла, упала. Голову подняла, и военный говорит: “О, еще живая!” И тогда он поднял меня, и меня на носилках понесли… Больно было, а потом в реанимации трубочки долго кушать мешали, мне их в дырки на щеках вставили…
Маму Алины зовут Роза. В Беслане у нее остался старший сын.

– В первый раз, когда меня к ней пустили, – вспоминает Роза Цораева, – она про подружек спрашивала. Ну я ж не могу ей сказать, что многих уже нет… Я придумываю: все в таком же состоянии, у кого перелом, у кого ранение. Вылечитесь, соберетесь вместе. Сейчас говорит, что больше не хочет в эту школу идти, страшно все это вспоминать. Говорю, в другую пойдем. “Ну конечно, – соглашается, – учиться же все равно надо”. Она все просила, пока тяжелая была: “Мама, попроси врачей, чтобы они разрешили тебе со мной ночью быть. Ты не представляешь, какие мне страшные сны снятся! Все время эти страшные в масках, а один раз приснилось, будто меня разорвало, и я по воздуху летаю – не я, а мои кусочки”. Сейчас вот мы вместе…

Когда Алина поправится, снова пойдет в шестой класс. Вернется на танцы – бальные и осетинские, будет петь. Мама купит ей караоке…

– Мы еще не самые тяжелые, – рассказывает Роза. – Во Владикавказе Алина в реанимации лежала, отбирали тех, кто выдержит перелет. Кто потяжелее, в Ростов отправляли. Я все время была рядом с дочерью – и в “скорой”, и в самолете. Она сознания не теряла. Я по работе два раза в год обычно бываю в Москве, а это время как будто не здесь была, в голове один ветер гуляет, а внутри – вообще ничего… Пустота. Москвичам большое спасибо. Они нас как родных, как близких приняли. Пускай Бог хранит их детей.


“ПОМОЩЬ НУЖНА ПОСТОЯННО”

– В первые дни после теракта, когда мы организовали штаб и сбор средств жертвам трагедии, к нам приходило очень много людей, – вспоминает сотрудник национальной культурной общественной организации “Московская осетинская община” Вадим Базоев. – Приносили в основном деньги, книги, письма школьников, детские рисунки, вещи – в том числе старые и сильно поношенные, но мы все принимали. Сейчас людей, готовых оказать помощь, стало гораздо меньше. А она нужна постоянно – в столицу привозят новых больных из Беслана, в основном тех, у кого психические травмы, но есть также те дети и взрослые, которым необходима срочная операция. Нам требуются сотни тысяч рублей, нужны теплые вещи для детей и взрослых, вода без газа (ее требуется для больных очень много), фрукты… Сейчас средств не хватает – о Беслане уже почти не пишут и не говорят, поэтому в столице эта трагедия уже начала забываться. Для каждого, кто приезжает на лечение в столицу, мы открыли персональный счет, так что эти средства не пойдут на какие-то зарплаты для сотрудников благотворительных фондов.

Осетинские профсоюзы собрали для пострадавших в Беслане более десяти миллионов рублей. “Нам присылали деньги не только профсоюзные, но и другие организации страны, и частные лица, – говорит председатель Федерации профсоюзов республики Северная Осетия – Алания Римма Гутиева. – Мы уже раздали по двадцать тысяч семьям, потерявшим детей, и детям, у которых погибли родители. Таких семей в Беслане сейчас сотни… Мы благодарны всем, кто откликнулся на эту беду, и хотели бы опубликовать список всех, кто откликнулся и помог детям Беслана. Но мы продолжаем помогать несчастным людям, сделаем все от нас зависящее, чтобы они смогли как можно быстрее вернуться к нормальной жизни”.

Алексей ЧЕБОТАРЕВ



КУДА ОБРАТИТЬСЯ, ЧТОБЫ ОКАЗАТЬ ПОМОЩЬ ПОСТРАДАВШИМ В БЕСЛАНЕ

Национально-культурная общественная организация “Московская осетинская община” занимается сбором и распределением помощи бесланским пациентам столичных больниц.
Кроме денег, особенно требуются теплые вещи – тяжелых больных как правило привозят в московские клиники без осенней или зимней одежды, и далеко не всем эту одежду могут привезти родные.
Для каждого пострадавшего осетинская община открывает индивидуальный счет, так что деньги поступают непосредственно жертвам трагедии в Беслане.

Контактный телефон:
(095) 973-17-23

Адрес: Москва, ул. Новослободская, д.34/2.

Источник: Газета «Солидарность» №38 (2004)


Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?