Их все жалеют. Многие относят в ближайший детдом конфеты и игрушки, одежду, из которой выросли собственные дети. Если детство человека прошло в детдоме, о нем вздыхают: «Бедненький»! Но многие ли из нас захотят дружить или просто общаться с бывшим детдомовцем? Выйти за него замуж или выдать за социального сироту дочь? Ведь не секрет, что «бедненькие» дети далеко не ангелы. Большинство из них из асоциальной среды. И в глубине души мы сомневаемся, смогут ли они, не знавшие семейного уклада, прошедшие через жесткую детдомовскую систему, наладить быт, найти работу, создать семью?
Судьбы героев статьи сложились, на первый взгляд, благополучно. Среди них есть священнослужители, многодетная мама и будущий нефтяник. Но и на их примере видно, что большинство бывших детдомовцев, даже те, которым, казалось бы, нечего стыдиться, не горят желанием афишировать свои истории. Поэтому, хотя они на этом и не наставали, в статье их имена изменены. Общество не готово принимать их с распростертыми объятиями. Даже относительно благополучным «бывшим» постоянно приходится преодолевать полученные когда-то психологические травмы. Судьбы у всех разные, но объединяет их одно: в трудный период рядом с каждым оказался человек, которому можно было довериться, положиться на него. Неравнодушие ближнего, а не подарки спонсоров и приличные условия содержания, помогло этим бывшим воспитанникам выбиться в люди.
Чужой среди своих
Диакону Максиму 28 лет. Рукоположен он в 2008 году, и с тех пор служит в одном из храмов Петрозаводска. Последние десять лет его жизнь так или иначе связана с Церковью: он помогал строить часовню, был алтарником, работал звонарем и дворником при храме, учился в духовном училище. Потом женился на регентше Марине, которую знал с детства. Сегодня у них двое сыновей. Обычная судьба молодого священнослужителя, если бы не предыстория: с 1996 до 2000 года Максим воспитывался в детском доме.
Маму он вспоминает с нежностью. Она была поваром и очень вкусно готовила, все свободное от работы время посвящала сыну, в доме всегда были чистота и порядок, и Максима она приучила к аккуратности. Все изменилось, когда в 1991 году мошенники лишили их квартиры в Петрозаводске, и им пришлось переехать в поселок. Вскоре появился пьяница-отчим, мама тоже начала выпивать, на работу так и не устроилась. Максим стал плохо учиться (однажды даже остался на второй год), часто голодал и попрошайничал у соседей. В конце концов, мальчика забрали у родителей и он попал в детдом. «У нас были прекрасные воспитатели, они очень хорошо к нам относились, — вспоминает отец Максим. — В крайнем случае, могли за руку схватить или толкнуть слегка, но только если уже вразумить нас по-другому было невозможно. Мы иногда вели себя просто безобразно. И резкая реакция воспитателей шла нам на пользу. Хотя были и исключения. Когда руководитель плотницкого кружка, проработавший всего два месяца, избил двух старшеклассников, его тут же уволили». С детдомовцами у бывшего домашнего мальчика отношения складывались по-разному, но за четыре года никто его пальцем не тронул. Парни из старшей группы почему-то прониклись к Максиму сочувствием и запретили другим воспитанникам обижать его. А вот в школе Максима дразнили. В классе он был единственный детдомовец, к тому же на два года старше остальных. Из-за этого он особенно переживал и даже не хотел ходить в школу, хотя понимал, что учиться надо. Условия жизни в детдоме выгодно отличались от тех, в которых Максим жил последние годы дома, но он постоянно вспоминал другое время — раннее счастливое детство. И от комплекса детдомовца отец Максим до конца не избавился до сих пор — далеко не всем он рассказывает, что воспитывался в детском доме.
Но самую большую травму нанесли Максиму… священники. Еще в первом классе он подружился с одноклассницей Аней. Ее родители в то время начали активно воцерковляться и предложили Максиму креститься. Анин отец вызвался быть крестным. После крещения Максим стал ходить в храм, исповедоваться и причащаться, читать духовную литературу и даже в детдоме никогда окончательно с Церковью не порывал. Он тогда исповедовался у разных священников, и чувствовал, что многие из них не верили в него. Из детдомовца все равно ничего не выйдет, считали они, и своим отношением давали ему это понять. Даже за две недели до свадьбы некоторые священники пытались отговорить его невесту Марину от «безрассудного» шага. И даже когда через год у них родился первенец, ей говорили: этого только не хватало, теперь он тебя с ребенком бросит. У них нет секретов друг от друга, и Марина рассказывала Максиму о непрошеных советах.
Отцу Максиму до сих пор больно вспоминать о таком отношении. К счастью, встретились на его пути и другие священники: отец Константин, настоятель его храма протоиерей Андрей и духовник епархии протоиерей Владимир Кадыков. «Не знаю, как бы сложилась моя жизнь, если бы не эти люди, — говорит отец Максим. — Своим отношением ко мне и ко всем окружающим они показали мне, что Бог есть Любовь». В храме у отца Андрея он служит, у отца Владимира хотя бы раз в году исповедуется, а с отцом Константином, который служит в Крестовоздвиженском соборе, просто дружит и регулярно встречается.
Священник без комплексов
А лучшим своим другом отец Максим считает священника Георгия, с которым служит в одном храме. Его пример много значил для Максима, так как отец Георгий тоже из детдома. Правда, воспитывался он там еще в советское время, и до сих пор убежден, что та система воспитания была эффективней современной. «В детском доме, где воспитывался отец Максим, детей просто содержали: кормили, одевали, укладывали спать. Так и домашних животных содержат, а людей воспитывать надо. Вот воспитания там в помине не было. Их там ничему не учили, к жизни не подготовили, отсюда и комплексы», — убежден отец Георгий.
В отличие от отца Максима у него нет воспоминаний о счастливом домашнем детстве. Родителей лишили прав, когда ему было 8 лет. В 14 он поступил в Петрозаводский лесотехнический техникум и жил в общежитии. Пару раз съездил к родителям и понял, что возвращаться ему некуда — они так и не изменили образ жизни. Конечно, он переживал, но чувствовал себя уверенно. «Нас готовили к жизни, — рассказывает отец Георгий. — Детский дом имел большое подсобное хозяйство (свиней, кроликов, лошадь, картофельное поле), слесарные мастерские, мы сами убирали и мыли помещение, стирали. Из технического персонала был только повар, которому наши девчонки всегда помогали и одновременно учились готовить. Неудивительно, что большинство из них давно замужем, имеют детей». Правда, судьбы мальчишек сложились не так удачно. Из пятнадцати человек его группы сегодня живы только четверо. Отец Георгий настаивает, что необходимые для жизни навыки там прививали всем, но дальнейшая жизнь каждого человека зависит от его воли и желания социализироваться. Его после техникума забрали в армию. После армии он впервые задумался о Боге и в 1990 году крестился. Окончательно желание стать священником созрело, когда он участвовал в строительстве часовни при храме. «Конечно, мне помог Господь, но ведь Он каждому человеку помогает. Так что мне есть чем гордиться. Попробуйте подняться со дна и устроить свою жизнь. Считаю, что мне это с Божьей помощью удалось, поэтому не вижу причин скрывать, что я детдомовец, и никогда не скрываю», — говорит отец Георгий.
Многодетная мать
У 26-летней Натальи Сорокиной три дочки: Варя, Соня, и годовалая Саша. До рождения старшей она успела закончить три курса Свято-Тихоновского университета, во время учебы работала помощником воспитателя в детском доме, но совмещать учебу и работу с воспитанием детей не получилось, и сегодня Наташа — домохозяйка с неоконченным высшим образованием. Муж Федор на год старше, работает алтарником в храме, а по вечерам учится в ПСТГУ на богословском факультете. Живут они в однокомнатной квартире на окраине Москвы. Небогатая молодая многодетная православная семья, каких в столице немало, если бы не одно но: с девяти до семнадцати лет Наташа воспитывалась в детском доме.
Отец ушел из семьи, когда ей было три года. Мама с бабушкой пили. Когда старший брат Наташи совершил правонарушение и попал под суд, в судьбу девочки вмешались органы опеки. Наташу забрали и отправили в Морозовскую больницу — от постоянного недоедания у нее была дистрофия. Потом Наташа попала в православный приют для девочек.
Наташа уверена, что если бы не духовник детского дома, который также стал и ее духовным отцом, она бы вряд ли осталась в Церкви и точно не вышла бы замуж. «Мне очень тяжело было создавать семью. Я чувствую ответственность перед детьми, обязанность вовремя их накормить, но настоящей материнской любви, мне кажется, нет», — признается она. Некоторые признания Наташи в адрес сотрудников детского дома не назовешь лестными, но они подкупают искренностью и требовательностью к себе. Наташа, например, считает, что ей не очень повезло с воспитательницей, от которой она недополучила любви (в этом православном детском доме дети общаются со всеми воспитателями, но за каждым воспитателем закреплено три-четыре ребенка). Но все равно Наташа благодарна ей. Признается, что была очень трудной девочкой, по любому поводу закатывала истерики. Воспитательница реагировала жестко, могла отшлепать, строго наказывала. «Она хотела сделать из тебя человека», — объясняла ей другая воспитательница, у которой, по мнению Наташи, было гораздо больше любви к воспитанницам и ко всем окружающим. Несмотря на сохранившуюся любовь к маме, Наташа понимает, что ничего хорошего не было бы, останься она в семье: «Я благодарю Бога, что попала в этот детский дом. Но любви я недополучила. Не подарков, а внимания, постоянного вникания в проблемы. Проверяли уроки, послушания и уходили домой. Было у воспитателей правило: к детям не привязываться. Наверное, потому, что воспитатель может уволиться».
Все же свою жизнь Наташа считает сложившейся, души не чает в муже («Он такой замечательный, смиренный, всегда пытается сгладить мои эмоциональные всплески»), растит детей, не собирается останавливаться на троих. Полученная в 18 лет от государства социальная квартира была передана ей в собственность через пять лет. Многие люди из ее окружения (те же молодые мамы во дворе), узнавая, что она из детского дома, изумляются. Им не верится, что выпускница детдома может быть интеллигентной, образованной, благопристойной матерью семейства.
Вот только, по словам Наташи, не у всех воспитанников ее детского дома судьбы сложились так удачно. Из тех, о ком она знает, еще только три девушки вышли замуж. Две поступили в вузы. Есть, увы, и те, кто в группе риска. Одному парню пригрозили, что отберут у него социальную квартиру (после выхода из детского дома выпускникам предоставляется социальное жилье, и если человек социализируется, через пять лет оно передается ему в собственность, в противном случае жилье отбирают). Еще одна девушка родила ребенка без мужа, но часто подкидывает его соседям, сама же прожигает жизнь в барах и ночных клубах. Впрочем, в наше время такое часто случается и с детьми из благополучных семей…
Будущий нефтяник
Михаил жил с мамой в Костроме — скромно, но счастливо. В 2002 году пришла беда. Мама умерла, а других родственников у Миши не было (отец их бросил, когда мальчику было два года). Перспектива жизни в детском доме его пугала: к 14 годам он успел услышать много страшного о наших сиротских учреждениях. Но пришлось смириться с неизбежностью. Вместе с директором школы они изучили список областных детдомов и выбрали Ковалевский детский дом для мальчиков в поселке Нерехта, который в 1996 году создал протоиерей Андрей Воронин. Когда подросток познакомился с отцом Андреем, сразу решил, что хочет остаться у него. «Поговорили, и мне сразу стало спокойней, я понял, что ему можно доверять. Отец Андрей рассказал о таинствах, меня это очень заинтересовало, потому что после смерти мамы была надежда только на Бога», — вспоминает Михаил.
В Ковалевском детском доме воспитанники живут «семьями» по 7-8 человек в больших двухэтажных квартирах. В каждой «семье» четверо воспитателей, которые меняют друг друга. Учатся мальчики в обычных школах: большинство — в соседнем селе, но тех, кто способней (как и Михаил), возят на автобусе в Нерехту. Дети постоянно чем-то заняты: спорт, походы, паломнические поездки, подсобное хозяйство, мастерские. Мальчики сами выращивают картошку, кормовую свеклу, помогают на соседней ферме. Михаил освоил столярное мастерство, делал табуретки.
В 2005 году он окончил школу с золотой медалью и поступил в Московский университет нефти и газа. В этом году защищает диплом, но уже с третьего курса работает на неполную ставку в нефтяной компании. Первые два курса из-за насыщенной учебной программы подрабатывать не мог, и все это время отец Андрей помогал ему деньгами. «Он стал мне отцом, и не только духовным», — говорит Михаил. На все праздники он старается приезжать в детский дом. Хотя в институте о своем детдомовском прошлом старается не распространяться. Об этом знают только самые близкие друзья. О женитьбе пока не думает, хочет сначала встать на ноги. Жизнь в мегаполисе ему не очень нравится, но он считает, что в выбранной профессии сможет реализоваться только здесь. «Отец Андрей часто приглашал нас к себе домой, мы дружили с его детьми, поэтому я прекрасно знаю, какой радостной и счастливой может быть семейная жизнь».
Леонид ВИНОГРАДОВ
