Бомбические пушки Пексана
Форт, названный в честь русского царя Александра I Благословенного, сооружен был в правление его младшего брата, Николая I. Работы велись с 1838 по 1845 годы. Легче всего представить себе это сооружение любителям телеигры «Форт Боярд». У фортов очень много общего. Форты даже построены примерно в одно время – Боярд на 10 лет моложе.
Форт «Александр I» был красив снаружи и внутри. По всему периметру отделанный гранитом, он скрывал от любопытных глаз богатую лепнину, романтическую полубашню с изящными, ажурными винтовыми лестницами из чугуна и богатой лепниной. Грозные львиные морды глядели со стен. Декоративные якоря напоминали о серьезной миссии сооружения. Напоминали о ней печи для каления ядер (горячее ядро при попадании в цель способствовало возгоранию этой цели).
Нижнюю част стен сделали вогнутыми – это во многом помогло сохранить сооружение от нападения суровых балтийских волн. В первоначальном варианте планировалось сделать вогнутыми стены целиком, чтобы заставить вражеские ядра рикошетить. Впрочем, ни одного ядра в стены этого форта так и не было выпущено.
Из стен форта торчали орудия. Всего 103 грозных жерла, в числе которых – так называемые бомбические пушки Пексана, стрелявшие не ядрами, а бомбами. Несмотря на некую комичность своего названия, это было страшное оружие.
Чумной зверинец
Все произошло очень быстро. В 1896 году форт «Александр I», так ни разу и не участвовавший в боевых действиях, вывели из состава военного ведомства. А уже 27 июля 1899 года здесь торжественно освятили Особую станцию по производству вакцины и имунной сыворотки. Вакцины от чумы.
Казалось, что международная агрессия уходит в прошлое. Слова «Морской бой» вызывали в воображении увлекательную игру на клетчатой бумаге, только входившую в моду. Эпидемии казались врагом более опасным, чем другие государства.
Да и технологически форты уже устарели. При тогдашнем уровне развития артиллерии они не являлись серьезной помехой для атакующего врага.
Руководителем научного проекта стал директор Института экспериментальной медицины, профессор судебной медицины Сергей Лукьянов. Куратором и главным покровителем – принц Александр Ольденбургский, на его средства форт реконструировали.
Печи для каленых ядер больше не были нужны. Вместо них соорудили лошадиный крематорий. И специальные лошадиные лифты. И просто конюшни.
Дело в том, что создавать вакцину предполагалось в лошадях. Именно так, внутри животных.
Использовали, впрочем, и других зверей – кроликов, крыс, обезьян и даже северных оленей.
Один из работников станции, А. Н. Червенцов писал: «В незаразном отделении устроен целый зверинец – все это животные служащие для опытов прививки чумы и других болезней: обезьяны, кролики, морские свинки, крысы, мыши, сурки (сибирские тарбаганы), в которых предполагают переносчиков чумной заразы в Сибири, суслики (овражки), очень восприимчивые к чумной заразе и, ввиду быстроты передвижения, могущие быть опасными распространителями чумы… Наряду с этим мелким «лабораторным материалом», я увидел тут же в особых помещениях целое стадо северных оленей и несколько верблюдов… Но все это пока материал второстепенный: главное место отведено лошади».
Лошадей для получения вакцины предоставлял все тот же Александр Ольденбургский. Это были его собственные лошади, из личной конюшни на Аптекарском острове.
Жестоко? Наверное. Но 1 230 260 человек (а именно столько порций противочумной вакцины удалось получить за все время существования станции, учет велся строжайший), вероятно, считали иначе. А ведь в форте делали и противохолерные, и противоскарлатинные, и противостолбнячные препараты.
Пароходик «Микроб»
Попасть на станцию, она же чумной форт, было непросто. Объект охранялся не хуже военного. Там постоянно проживало всего несколько десятков ученых и обслуживающего персонала.
Условия жизни персонала – на высшем уровне. Каждому выделялась отдельная комната (правда, не столько для комфорта, сколько для уменьшения риска эпидемии внутри Чумного форта). Музей, бильярд, библиотека. Прекрасное питание. Очень приличное жалование. Конечно, специальная одежда – прорезиненная обувь, штаны, колпаки и плащи. Постоянная дезинфекция всего, что только можно. По большей части сулемой – очень токсичным веществом, сделанным на основе ртути.
Все необходимое – продукты, питьевую воду и так далее – доставлял небольшой пароходик с удивительным названием «Микроб». В этом слове отражались и его размеры, и его предназначение. Черный юмор не был чужд создателям проекта.
Один из современников, Илья Эйзен писал: «Если сами врачи-бактериологи на форте ничем не защищены от заражения, постоянно дыша отравленной чумным ядом атмосферой и в лаборатории, и в стойлах, где стоят зараженные культурами чумы лошади, из которых добывают кровь, доставляющую целительную сыворотку; если отчасти рискует заразой весь немногочисленный персонал служащих на форте – фельдшеров, конюхов и сторожей, – находящийся вне заразного района (в заразную часть лаборатории на форте допускается лишь очень ограниченное число фельдшеров и служителей), то весь внешний мир в совершенной безопасности от занесения заразы».
Две смерти
Несмотря на строжайшие предохранительные меры, в форте все-таки произошли две чумных вспышки – в 1904 и 1907 годах.
В 1904 году скончался Владислав Иванович Турчинович-Выжникевич, в то время возглавлявший станцию. Принял руководство менее двух лет назад, подавал огромные надежды – и вот такой конец. Препарировал заразное животное, порезался – и спустя несколько дней его не стало.
А в 1907 году случилось вот что. Сначала заразился один из работников станции, военный врач Мануил Шрейбер. Он сам понял, что заразился, сам провел необходимые исследования и поставил себе окончательный диагноз. Отказался от вакцины – был уверен: в его случае вакцина не поможет. Произнес: «Теперь вы переводите меня наверх, а потом отнесете вниз, в печку». И удалился в специальную, полностью изолированную комнату, чтобы там, в полном одиночестве принять смерть.
Уже упоминавшийся Илья Моисеевич Эйзен писал о нем в год его кончины: «Вступив в борьбу с «черной смертью» (средневековое народное название чумы), он взглянул ей прямо в лицо и продолжал пытливо вглядываться в ее губительные силы, пока окончательно не помутнел его взор».
Это действительно был очень мужественный человек.
Труп Мануила Федоровича вскрывал другой военный врач, Лев Владимирович Подлевский. Страшный диагноз подтвердился в очередной раз – чума. Правда, легочная форма – это лучше, чем бубонная.
Ближе к вечеру, когда Лев Владимирович почувствовал себя нехорошо, он вспомнил, что перед вскрытием забыл надеть защитные перчатки. Но было уже поздно. Температура резко подскочила, а под мышкой справа вздулась болезненная некрасивая шишка – тот самый бубон, признак тяжелейшей формы заболевания.
Все приготовились к худшему. Состояние Подлевского становилось все тяжелее. Информация о случившемся каким-то образом просочилась в газеты. О трагедии в Чумном форте заговорил весь мир.
А потом Лев Владимирович неожиданно пошел на поправку.
Тогда еще один ученый – знаменитый доктор, профессор Владимир Валерьянович Подвысоцкий (он возглавлял Институт экспериментальной медицины, которому формально подчинялась станция) предложил довольно неожиданную версию. Заражения от трупа не было. Просто организм Льва Подлесского выдал такую неожиданную реакцию на многочисленные противочумные прививки, которые он себе делал. И все вот так по времени совпало.
Ко всеобщему облегчению, версия Подвысоцкого подтвердилась. Лев Владимирович окончательно выздоровел и умер лишь в 1943 году, уже в достаточно преклонном возрасте.
Кстати, прах обоих погибших от чумы докторов – а больше не было смертельных случаев за всю историю существования Чумного форта – поместили в тамошней библиотеке. Так что она была еще и колумбарием.
Чумной ветер
В Петербурге, а особенно в Кронштадте, к форту относились настороженно-благоговейно. И, конечно, побаивались. Юго-западный ветер, несущийся со стороны форта, называли в Кронштадте «чумным». Считалось, что от ветра можно заразиться. Крики страдающих животных в принципе нельзя было услышать – но многим казалось, что слышат.
Поговаривали, что в лаборатории разрабатывается секретное биологическое оружие. Кто-то уверял, что там открыты «врата ада».
Меры предосторожности только усиливали слухи. В частности, экипаж «Микроба» никогда не удалялся за пределы пристани. Выкладывал мешки со всем необходимым – и возвращался на судно. Только после отплытия «Микроба» мешки забирали внутрь форта – чтобы исключить физический контакт.
Рыбаки, конечно же, все это видели – и взволнованно рассказывали всем подряд.
Да, население Кронштадта состояло, большей частью, из военных моряков, не склонных к панике на пустом месте. Но они надолго уходили в море, а дома оставались жены, сестры, матери и дочери, а также многочисленная женская прислуга. Словом, было кому посудачить.
Те, кто пообразованнее, добавляли свою порцию ереси. Русское слово «чума» происходит от арабского «джумма», что в переводе означает «боб». Чумной бубон имеет форму боба – и форт тоже похож в плане на боб. Значит, там не борются с чумой, а, наоборот, тайно ее распространяют!
В 1910 году «Петроградская газета» опубликовала главные ворота форта, украшенные изящным балкончиком и суровым, каким-то приземистым, коренастым двуглавым орлом. С подписью: «Вход (ворота) в форт Императора Александра I, где находится специальная лаборатория института экспериментальной медицины для изучения чумы и изготовления противобубонночумных препаратов и сывороток».
Видимо, чтобы интерес к объекту не ослабевал.
Попадались и такие сообщения («Столичная молва», 1909 год): «Мечников посетил Кронштадт, осмотрел морской госпиталь, чумную лабораторию в форте Александр и мясной склад. Город избрал его почетным гражданином и постановил повесить портрет его в думе».
Низвержение мифа
После революции история закончилась. Производство противочумной вакцины перевели в Саратов. Там в 1918 году основали институт, который теперь уже официально назывался «Микроб» – наверное, в честь пароходика.
Форт на долгое время оказался заброшенным. Люди просто боялись туда заходить. Лишь в середине двадцатых годов власти, наконец, отважились устроить что-то вроде инвентаризации.
Почти все было разорено и поломано. Мусор, битое стекло, осыпавшаяся штукатурка. Выломанные дверные петли и замки, вырванные электрические провода, следы от выдранных умывальников. Здесь потрудились и мародеры, и знаменитое питерское наводнение 1924 года.
Обнаружились два паровых котла, бак для воды, газгольдер, мусоросжигательная печь и печь кремационная. Очень много клеток для животных.
Полсотни порций противочумной вакцины. Они много лет тут хранились (точнее, валялись) при ненадлежащих условиях, их пришлось выбросить. Сыворотка могла кого-нибудь спасти, но не спасла.
Еще до этого в Москву отправились «столов разных около 120, клеток железных 120» и так далее. Всего 14 железнодорожных вагонов всякого хлама.
Тайна, которая так долго будоражила умы столичных и кронштадтских жителей, вдруг обернулась просто свалкой. Впрочем, специальная комиссия признала бывший Чумной форт «благополучным в санитарном отношении, конечно, при производстве земляных работ и при ремонте канализационной сети, сточного колодца необходимо точное соблюдение общепринятых при подобных работах санитарных мер».
В форте опять обосновались военные – теперь уже советские. О том, чтобы использовать его в качестве укрепления речь, разумеется, не шла. Здесь хранили так называемое минно-тральное оборудование. Некогда грозное и обустроенное по последнему слову военной техники фортификационное сооружение, к тому же, памятник архитектуры, да еще и с совершенно фантастической историей, по сути, превратился в заурядный склад.
Форт медленно, но верно приходил в упадок, а в восьмидесятые его сожгли. Там снимали фильм «Порох» и форт, по ходу фильма, должен был сгореть. Вот он и сгорел. В то время было ничего не жалко.
* * *
Затем – все по обычному сценарию. Дискотеки (стены-то остались, их так просто не сожжешь), снова съемки фильмов (но уже без таких разрушительных спецэффектов), увеселительные экскурсии. Наполеоновские планы обустроить внутри форта мегаразвлекательный центр с ресторанами и магазинами.
И – неожиданно – граница форта на замке. Теперь на бывший Чумной форт только снаружи можно посмотреть.
