Церковь учит нас опираться на опыт святых, но как быть, если этот опыт отделен от нас многими веками? Как относиться к житиям, в которых описаны самые невероятные вещи?
«На проповедях в церкви я часто слышу о том, что мы должны подражать святым, особенно своему небесному покровителю, — пишет одна из читательниц нашего сайта. — Но я крещена в честь святой, которая жила в шестом веке. О ней известно очень мало. Но если верить житию, ее за веру бросили в ущелье к «дракону». Сложно представить, что это был за дракон, и как я могу применить это житие к своей обычной жизни.
Я понимаю, что древние жития — особенный жанр, но меня смущает, когда об их сюжетах говорят как о достоверных фактах. С другой стороны — это же не сплошная выдумка? И даже жития таких почитаемых в нашей стране святых как Сергий Радонежский или Серафим Саровский, оказывается, вызывают вопросы у ученых. И чем больше я пытаюсь с этим разобраться, тем сильнее мое смущение».
Протоиерей Максим Козлов, председатель Учебного комитета Русской Православной Церкви, настоятель храма преподобного Серафима Саровского на Краснопресненской набережной:
— В житиях нужно разделять непреложное сокровище веры, которое в них содержится, и словесную оболочку, в которую оно заключено. Оболочка может иметь признаки жанра, авторского стиля, своеобразного видения эпохи, уровня образованности автора.
Ничто не побуждает нас терять трезвомыслие и считать древние жития достоверной биографией подвижника. Но, тем не менее, каждый может извлечь из них что-то интересное и значимое для своей жизни.
Скажем в житии мученицы Перпетуи Римской, жившей в середине II века, описывается, как ее отец, знатный язычник, принеся ее ребенка, уговаривал отречься от Христа ради спасения младенца. Какая убедительная история! Или читаем про святую IX века преподобную Феоктисту Паросскую, которая оказалась на необитаемом острове и много лет питалась плодами растения «илиотропиона», поворачивающегося вслед за солнцем (позже это перевели как «подсолнечник», но его, конечно, не могло быть в Средиземноморье до открытия Америки). Как трогательно это повествование! В житии Макария Великого написано, что преподобный, услышав евангельский призыв все раздать и следовать за Христом, так и сделал. Невозможно не верить, что было именно так!
Я уже не говорю про более поздние, близкие нам по времени жития. В житии преподобного Сергия Радонежского описывается жизнь в лесу, отдание монастыря брату, преданные, но не всегда послушные ученики. И какая разница, благословил он Димитрия Донского на Куликовскую битву лично или только в молитве!
Преподобный Серафим Саровский вообще жил во время Пушкина. И вот житие говорит нам о том, что Богородица является «убогому Серафиму». Что, даже в XIX веке люди были такими легковерными? Я думаю, нет.
Наконец, есть жизнеописания новомучеников и исповедников Русской Церкви. Если про римских мучеников можно сказать: давно это было, неизвестно, как оно на самом деле, то тут-то память еще свежа, многие документы сохранились. 1937 год, карательные органы сталинской эпохи, реальные следственные дела — и вот один человек из тысячи, несмотря на физические и нравственные муки, не отрекается от веры и никого не оговаривает. Неужели в этом нельзя найти то, что в душе твоей отзовется?
Что главное в житии?
Многие сейчас ищут образец бережного, научно обоснованного и при этом благоговейного подхода к житиям. Хороший пример даёт книга Валентина Степашкина о преподобном Серафиме, вышедшая в серии «Жизнь замечательных людей». Автор показывает, что хотя нет оснований сомневаться в подвижнической жизни Серафима Саровского, многие известные эпизоды его жития на проверку оказываются позднейшими наслоениями. Это и падение с колокольни (на самом деле — со строящегося здания), и молитва на камне (конечно, преподобный Серафим на самом деле молился, но вряд ли ровно тысячу дней и тысячу ночей), и кормление медведя с руки (видимо, святой кинул зверю еду из-за забора), и беседа с Мотовиловым (она в целом вызывает большие вопросы, но главная мысль «Стяжи дух мирен, и вокруг спасутся тысячи» действительно принадлежит преподобному).
При критичном и трезвом отношении к житию автор сохраняет благоговение к герою книги. То, что он отделяет второстепенные и малозначимые сюжеты, лишь подчеркивает святость преподобного Серафима. Ведь он остается святым и без кормления медведя!
Кормил бы он хоть крокодила, это бы ничего не добавило — в цирке кого только не кормят. А вот главное — вера Серафима Саровского, его молитвенный подвиг, отношение к людям — никуда не девается.
Конечно, историю о медведе удобно рассказывать детям: она очень красочная. Думаю, что трезвомыслящий родитель сумеет со временем перейти от таких полусказочных и радующих ребенка сюжетов к тому, что ближе к реальному образу святого. Но я бы не подходил к этому категорично: мол, если медведя не было, то и книжки, где преподобный Серафим изображен рядом с ним, мы читать не будем.
А если такого святого… совсем не было?
Что делать, если мы читаем о каком-то святом и молимся ему, а потом оказывается, что его, возможно, вообще не было? Думаю, это очень редкая ситуация, и относится она к совсем далекой истории — древним мученикам или преподобным, о которых сохранилось крайне мало сведений. В таком случае можно сказать: опыт Церкви говорит, что подобный подвижник был, но мы почти ничего не знаем о нем достоверного.
В пещерах Киево-Печерской Лавры есть мироточащие главы преподобных, о которых ничего неизвестно кроме того, что у этих глав веками совершались исцеления.
Возьмем преподобного Илию Муромца: о нем не осталось даже жития — не считать же историческими источниками былины о его богатырских подвигах! Однако есть многовековое поклонение и тот удивительный факт, что его мощи, обследованные учеными, подтверждают некоторые былинные эпизоды.
Многие глубоко почитают святителя Николая Мирликийского. Но историки говорят, что в наиболее известный текст его жития включены эпизоды из жизни других святых. До сих пор остается открытым вопрос, ударил ли святитель Николай по щеке еретика Ария на Первом Вселенском соборе, или его вообще там не было? Даже если этот эпизод исторически недостоверен, он содержит очень важную мысль: святость по природе противоположна ереси. И даже если святой в борьбе за веру иногда проявляет излишнюю горячность, Бог за него заступится.
Почитание святого — это не только знание текстов о нем. Люди молятся подвижнику, и он помогает. Конечно, сомневаться в тех или иных житийных эпизодах не значит сомневаться в Православии с большой буквы. Наша вера не побуждает нас верить во всех «драконов», перечисленных в житиях древних мучеников. Но, как говорится, ищущий повода усомниться найдет повод, а ищущий того, что послужит его душе, несомненно найдет этот маргарит (от греч. mαργαρίται — жемчужины, — прим.ред.) в житиях святых.
