Российские СМИ сообщают, что жительнице подмосковного Долгопрудного, которая 24 июня выбросила своих детей с 15 этажа, в ближайшее время будет назначена судебно-психиатрическая экспертиза. На допросе 27-летняя Галина Рябкова вела себя неадекватно, но спокойно.
Камера видеонаблюдения, установленная в подъезде, запечатлела момент гибели детей Галины 7 и 4 лет, а также то, что женщина спустилась вниз и убедилась в их смерти. В Следственном комитете сообщили, что Рябкова объяснила свой поступок тем, что дети ей надоели. Некоторые новостные ресурсы сообщают, что у Галины были серьезные нелады с мужем, и то, что за ней замечалась склонность к суициду…
Думается, почти у каждого услышавшего новость человека первая рациональная реакция — это мысль о том, что женщина страдала психическим расстройством. Наверное, предположить иное можно было бы в том случае, если бы она хотя бы пришла в ужас от содеянного, но ее спокойное объяснение мотивов этого чудовищного преступления не вяжется ни с каким представлением не только о моральной норме, но и норме психической. Однако вопрос о том, вменяема ли Галина, будет решаться экспертами-психиатрами, и ее дальнейшая судьба во многом зависит от их заключения.
В этот же день, 24 июня 2012 года, в столице Норвегии Осло закончилось судебное слушание, к которому было приковано внимание всего мира. Подсудимый, ультра-правый экстремист Андерс Брейвик, совершил террористические акты в Осло и на острове Утойя, в результате которых погибли 77 человек. И хотя слушание закончилось, вопрос о вменяемости и устойчивости эмоционального состояния подсудимого до сих пор остается открытым.
Суд земной и человеческий, суд общества и государства никогда не может быть совершенным, но на протяжении веков человечество стремилось выработать такие понятия и процедуры, которые помогали бы в ходе судебного процесса установлению истины и вынесению справедливого приговора. Среди них — презумпция вменяемости и судебно-психиатрическая экспертиза.
Великобритания, XIX век
В 1840 году успешный бизнесмен из Глазго Дэниэль МакНатен продал свое дело и стал регулярно наведываться в Лондон. МакНатен был известен своими радикальными политическими взглядами, общался с чартистами и давал им работу у себя в токарных мастерских. Он не раз жаловался отцу, знакомым и даже официальным лицам (комиссару полиции Глазго и депутату Парламента), что его преследует правящая партия Тори, посылая своих шпионов следить за ним повсюду. Никто не принимал его жалобы всерьез.
В январе 1843 года МакНатен был неоднократно замечен в самом центре Лондона, вблизи правительственных учреждений. Днем 20 января 1843 года личный секретарь премьер-министра Великобритании Эдвард Друммонд направлялся от Чаринг Кросса на Даунинг-Стрит к резиденции главы правительства, когда МакНатен догнал его и выстрелил ему в спину. Выстрелить второй раз ему не удалось, так как дежуривший поблизости полицейский констебль среагировал очень оперативно и тут же скрутил стрелка.
Эдвард Друммонд скончался в больнице через несколько дней после ранения. Считается, однако, — хотя этот факт и не является доказанным безоговорочно — что настоящей целью МакНатена был сам премьер-министр Роберт Пил, за которого он и принял его секретаря.
На судебном слушании в магистрате, состоявшееся на следующее утро после трагического выстрела, Даниэль МакНатен заявил: «Сделать это меня принудили Тори из моего родного города. Они подвергали меня бесконечным гонениям, следили за мной, куда бы я ни направлялся, из-за них я совершенно лишился покоя… Тому есть свидетельства. И это все, что я могу сказать». И на самом деле, Даниэль МакНатен так больше ничего и не сказал о своем преступлении. Когда его спросили, признает ли он себя виновным, МакНатен несколько раз повторил, что он был доведен до отчаяния бесконечными преследованиями, но на требование суда дать прямой ответ произнес: «Я виновен в совершении выстрела», — что было интерпретировано как непризнание своей вины.
И защита, и обвинение согласились с тем, что подсудимый страдал от параноидального бреда, однако обвинитель настаивал на том, что несмотря на «частичную невменяемость», он все-таки отдавал себе отчет в своих действиях и понимал, что совершает преступление. Обвинение пригласило в качестве свидетелей квартирную хозяйку МакНатена и преподавателя курса анатомии, который посещал подсудимый. Они заверили суд, что Даниэль МакНатен производил на них впечатление абсолютно здравого человека. Однако на стороне защиты оказались весьма почитаемые медицинские специалисты. Доктор Эдвард Монро, сэр Александр Морисон и доктор Форбс Уинслоу пришли к единодушному мнению: навязчивый бред МакНатена полностью лишил его способности «проявлять сдержанность в своих действиях». Суд присяжных признал МакНатена невиновным, и последующие почти 22 года своей жизни он провел в знаменитом Бедламе.
Приговор МакНатену вызвал бурную реакцию британской прессы и Парламента. Королева Виктория, которая сама подвергалась покушениям, написала письмо премьер-министру, где она выражала обеспокоенность тем, что человек, совершивший преступление, признан невиновным. 19 июня 1843 года в Палате Лордов главный судья Тиндал произнес историческую речь, одна из формулировок которой легла в основу «Правил МакНатена»:
«Для защиты подсудимого на основании его невменяемости должно быть ясно доказано, что во время совершения преступного деяния обвиняемый действовал в состоянии такого дефекта рассудка, вызванного болезнью, который препятствовал пониманию характера и качества совершаемого им деяния, либо, сознавая их, человек не отдавал себе отчет в том, что его деяние аморально».
«Правила МакНатена» были разработаны и утверждены Палатой Лордов и стали основой презумпции вменяемости, одного из основополагающих принципов уголовного судопроизводства, действующего в большинстве стран до настоящего времени. Согласно этому принципу, любой обвиняемый считается психически здоровым, если не доказано обратное.
Судебная психиатрия
Точкой отсчета в развитии судебной психиатрии считается, однако, событие, произошедшее гораздо раньше принятия правил МакНатена. Около 1800 года французский врач Филипп Пинель разделил заключенных парижской тюрьмы «Санте» на две группы: «плохих людей» и «сумасшедших». Он признал сумасшедших заключенных психически больными, освободил их от цепей и перевел на работы за пределами тюремной системы. Деятельность Пинеля была во многом в духе времени: подходила к концу эпоха Просвещения, для которой характерны была критика феодальных злоупотреблений власти и чрезмерного применения насилия, требования изменения законодательства, особенно в части защиты прав рядовых граждан. Некоторые историки считают подход Пинеля и его деятельность первой революцией в общей психиатрии, а не только в судебной.
Второй революцией в психиатрии считаются работы немецкого психиатра Эмиля Крепелина и австрийского врача Зигмунда Фрейда. Эмиль Крепелин положил начало современной классификации психических расстройств, как это ранее было сделано в общей медицине. При выработке критериев диагностики Крепелин использовал клинические проявления заболевания, их связь с обстоятельствами возникновения болезни, а также, по возможности, данные аутопсии. Его современник Зигмунд Фрейд разработал психоаналитическую психологию, основанную на существовании бессознательных конфликтов, ведущих к психическим расстройствам. Фрейд положил начало новому направлению — развитию нематериалистической, гуманистической направленности теории психических расстройств.
Двадцатый век оказался весьма продуктивной эпохой в развитии психиатрии. Помимо теории Фрейда и медицинской модели Крепелина появилось много других течений, которые оказали влияние на концепции как общей, так и судебной психиатрии. Это феноменология, теория обучения, гуманистическая психология, теория систем, на основе которой разработано такое направление психиатрии, как кризисная интервенция.
Однако история никогда не идет по прямой восходящей линии. Двадцатый же век увидел чудовищные искажения принципов судопроизводства и судебной психиатрии, когда в ход пошли идеи итальянского судебного психиатра XIX века Чезаре Ломброзо. В своей книге «Преступный человек» он утверждал, что существует особый тип человека, предрасположенного в силу некоторых атавистических свойств, заложенных с рождения, к преступной деятельности. Определить принадлежность к этому типу можно по физическим аномалиям — «стигматам», «меткам прирожденных преступников». Эти признаки: череп неправильной формы, торчащие уши, непропорционально длинные руки, выдающиеся челюсти, сильно развитые надбровные дуги и т.д. Ломброзо выдвинул и развил «конструктивное» предложение: зачем обременять суд рассмотрением доказательств вины подозреваемого, достаточно заключения врачей на основании наличия стигматов, и потенциальный преступник будет подвергнут профилактическим мерам воздействия — направлен на принудительное лечение, стерилизован или казнен. «Эшафот помогает очищать природу и облагораживает сердце», — изрек этот благодетель человечества. Одна из концепций Ломброзо — применение репрессий к «преступной личности» независимо от доказанности вины — была взята на вооружение нацизмом. Лишь по расовым, национальным признакам были уничтожены миллионы ни в чем не повинных людей. Кстати, таких же взглядов об ответственности инакомыслящих без доказательств их вины придерживался и председатель ревтрибунала Я.X.Петерс, один из лучших, испытанных, по отзыву В.И.Ленина, коммунистов: «Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против советской власти оружием или словом». Дворянин, купец, офицер, священник — всех к расстрелу!
Вопиющим нарушением не только принципа презумпции вменяемости, но и в целом Уголовного кодекса и Конституции страны стала карательная психиатрия в СССР, когда граждане осуждались внесудебным порядком и содержались под стражей в тюремных психиатрических больницах. Большая часть узников осуждена была по приснопамятной 58-ой статье УК РСФСР «за контрреволюционную деятельность». Система карательной психиатрии была уничтожена в СССР только в 1988 году, когда в ведение Минздрава СССР были переданы 16 психиатрических больниц специального типа МВД СССР, а пять из них были и вовсе ликвидированы. С психиатрического учета были сняты 776 тысяч пациентов, из Уголовного кодекса РСФСР изъяли статьи 70 и 190, по которым антисоветская пропаганда и клевета на советский строй рассматривались как социально опасная деятельность.
Большой вклад в психиатрию во второй половине ХХ века внесла социология. По данным социологических исследований, длительное пребывание психиатрических пациентов в закрытых заведениях типа психиатрических больниц способствует их изоляции от общества, стигматизации и развитию так называемой наученной беспомощности и госпитального синдрома с регрессивным поведением. Двадцатый век положил начало новому подходу к лечению психических больных, появилась тенденция лечить их амбулаторно, оставляя им возможность жить в семье и принимать участие в жизни общества.
Важной вехой в психиатрии стало внесение психиатрических заболеваний в Международный справочник болезней с выработанными специалистами едиными диагностическими критериями, используемыми психиатрами большинства развитых стран. Что касается судебно-психиатрической экспертизы, ее процедура в настоящее время прописана в уголовном законодательстве Западной и Восточной Европы и Америки с некоторыми различиями между странами. Опирается экспертиза, как правило, на международные диагностические критерии.
И снова Осло, день сегодняшний
Окончательный приговор Андерсу Брейвику будет вынесен в конце июля нынешнего года, причем важнейшим основанием для судей должны быть данные о его психических расстройствах. Однако специалисты, проводившие судебно-психиатрическую экспертизу, разошлись в оценках: одна группа экспертов поставила Брейвику диагноз «параноидальная шизофрения», в то время как вторая группа высказала мнение о его вменяемости, предоставив решение судьям.
Ситуация в некотором смысле абсурдна: и сам Брейвик, и его адвокат требуют признать его вменяемым, в то время как обычно именно на защите лежит бремя доказательства невменяемости подзащитного, так как такая квалификация облегчит его участь. Норвежский психиатр Эйрик Йоханнесен, давший показания на суде в качестве свидетеля защиты, обследовал Брейвика в тюрьме «Ила» на протяжении 26 часов. Йохансон заявил, что обвиняемый – абсолютно вменяемый человек, полностью отдающий отчет в своих действиях. По мнению психиатра, в свете идеологии Брейвика, его нельзя излечить при помощи медицины. «После ознакомления с его идеологическими взглядами, я не думаю, что такое можно вылечить терапевтическими средствами или медикаментами. Он создал образ, чтобы убедить других праворадикальных экстремистов и фашистов последовать своему примеру, образ, не соответствующий тому, кто он есть на самом деле. Но психических отклонений в этом нет», – сказал Эйрик Йоханнесен. Профессор Университета Осло Ульрик Фредрик Мальт заявил, что 33-летний террорист страдает рядом психических расстройств, однако он вполне вменяем. Параноидальной шизофрении, с точки зрения Мальта, у Брейвика нет.
Между тем, психиатры Торгеир Хасби и Синне Сорхеим утверждают, что Андрес Брейвик невменяем и не может отвечать за свои действия. Они провели с ним 13 бесед и проанализировали более 130 часов допроса, после чего пришли к выводу, что подсудимый страдает шизофренией, так как для него характерны мания величия и параноидальные делюзии. Хасби и Сорехеим при диагностике использовали критерии Международной классификации болезней (МКБ-10), а также диагностическим и статистическим руководством по определению психических заболеваний США (DSM-IV), которые в основном совпадают. Специалисты утверждают, что диагностируя Брейвика, они «без сомнения поставили галочку против каждого из перечисленных критериев».
Между тем, Томас Видигер, психолог Университета Кентукки, который принимал участие в разработке руководства по диагностике, считает, что изложенные там критерии являются результатом упорного труда специалистов, основывающих свою систему диагностирования пациентов на современных научных данных, но признающих при этом, что созданное ими руководство — это лишь максимально возможное на данном этапе развития психиатрии приближение к точной характеристике заболевания. Критерии диагностики параноидальной шизофрении остаются предметом дискуссии и неизбежно оставляют пространство для субъективного толкования.
Наверное, большинство согласится с заявлением психиатра Синне Сорхейм о том, что «как только Брейвик открывает рот, становится понятно, что он ненормален». Точно так же большинство согласится с ненормальностью Галины Рябковой, убившей своих детей и хладнокровно осмотревшей их трупы. Но как в данном случае ненормальность соотносится с вменяемостью и ответственностью за свои поступки? Злодеи ли перед нами или больные люди? Всегда ли одно другому противоречит? Правомерно ли наше возмущение, негодование, осуждение, или они заслуживают жалости и сочувствия? Вот это, пожалуй, для нас, рядовых граждан, самый сложный вопрос, ведь мы решаем не их судьбы, мы пытаемся разобраться в своих чувствах и осмыслить их. Бедняга МакНатен кажется малым ребенком по сравнению с Андресом Брейвиком, логически обосновавшим свое право убивать, хладнокровно осуществившим его, отняв жизни 77 людей, и продолжающим отстаивать его в суде в присутствии родственников погибших.
«Какая разница, болен он или здоров, изолируйте его от общества, и дело с концом», — такое нередко встречается на форумах, где ведется обсуждение преступления Брейвика и суда над ним. На самом деле, разница весьма существенная, ведь изоляция от общества в пенитенциарном заведении совсем не то, что содержание в больнице, а потому важно решить, заслуживает подсудимый наказания или должен получать курс лечения.
Ряд западных журналистов пишет, что прецедент Брейвика, возможно, послужит тому, в законе со временем будут прописаны ситуации, когда разные степени психического заболевания в разной степени влияют на способность личности к оценке собственных действий и контролю над ними. Однако нынешнему суду придется принимать решение в рамках презумпции вменяемости и прочих уже прописанных в сегодняшнем законе понятий и процедур.
История учит: когда правосудие берет за основу лишь удовлетворение чувства справедливости большинства граждан, оно легко превращается в репрессивную машину государства. Суд над Андресом Брейвиком, возможно, закончится очень непопулярным приговором, который, тем не менее, обществу придется принять как свидетельство независимости самого правосудия, ведь только она одна гарантирует то, что завтра в ком-то из нас с вами не отыщут черты «преступной личности».
Источники этой статьи:
Краткое введение в современную историю общей и судебной психиатрии
Андерс Брейвик: больной, но не сумасшедший.
