Черепок черепку рознь: против археологов-любителей приняты меры

Напомним: в ноябре 2016 года произошло резонансное разбирательство между московскими властями и искусствоведом и писателем Ильёй Боровиковым. «Мосгорнаследие» даже заявило, что против Боровикова может быть возбуждено дело по статье 243.2. УК РФ «Незаконные поиск и (или) изъятие археологических предметов из мест залегания». Предметом разбирательства послужило собрание из более чем тридцати артефактов, которые Илья Боровиков добровольно сдал городским властям.

По словам любителя московских древностей, заготовки изразцов XVII века и фрагменты изразцов XVIII столетия были извлечены им из траншей, раскопанных весной и летом в ходе городской реконструкции по программе «Моя улица». Предметы XVII столетия, по словам писателя, были вынуты из траншеи на Гончарной улице, а образцы XVIII века – из траншеи на Покровском бульваре. Имеющиеся у него образцы Илья Боровиков сдал добровольно, заявив, что такая коллекция должна находиться в музее.

В свою очередь, представители «Мосгорнаследия» настаивают: выемку предметов из московского археологического слоя должны производить только профессиональные археологи, обладающие навыками раскопок и разрешительной документацией. Со своей стороны археологи заявляют о некоторых сложностях в оценке произошедшего и коллекции Ильи Боровикова, так как при изъятии материала не была проведена профессиональная фиксация находок.

Разбирательство по делу до сих пор не окончено.

Как в 2017 году спасти московскую археологию и что нового появилось в охранном законодательстве, рассуждает Илья Боровиков.

Шел по улице — глядь, траншея

— 2016 год остался в памяти как год небывалой московской реконструкции. В 2017 программа «Моя улица» будет продолжена, причём реконструкция снова пойдёт по историческому центру. Памятуя о приключившейся с вами истории, давайте расскажем любителям культурного наследия, как максимально оградить себя от претензий московских властей. Например, идёте вы вдоль очередной траншеи и вдруг что-то там в отвале видите. Что делать и куда бежать?

— Во-первых, бежать никуда не надо. На сайте «Москомнаследия» есть телефон горячей линии, по которому принимают заявки граждан обо всех проблемах с наследием. Если вы видите, как нехороший собственник сбивает лепнину с фасада, в спешке разбирает деревянный дом  или сокрушает культурный слой, звоните. Ваш звонок принимают, дальше на это место выезжают археологи или другие уполномоченные люди. Это в идеале.

На практике, однако, тут много противоречий. Во-первых, скорее всего, в такой ситуации вы никогда не окажетесь, — просто потому, что любые земляные работы у нас обнесены забором. Забор этот обтянут непрозрачной сеткой, так что, чтобы что-нибудь увидеть, вам нужно будет проникнуть за это ограждение. Нормальный человек туда не полезет. Кроме того, даже если забора нет, на кучу земли в обуви и вечернем платье тоже не вскарабкаешься.

Второй момент – очень сложно отличить то, что представляет ценность от того, что нет. Московская земля состоит из бытовых отходов предыдущих эпох. Черепки и кости встречаются повсеместно. Если даже вы залезли бы за ограждения и увидели массу костей, не каждый в состоянии отличить кости животных от человеческих. И черепок тоже черепку рознь.

В итоге на телефон горячей линии может поступить масса звонков из самых разных точек Москвы, и все они будут абсолютно мотивированны. Линия не справится. А значит, в идеале надо уметь отличать ценное от неценного – древнее от недревнего, понимать, имеем ли мы дело с переотложенным грунтом, как говорят археологи, то есть, с уничтоженным слоем, либо с нетронутым. Имеем ли мы дело с закрытым комплексом, когда артефакты буквально лежат друг на друге, либо у нас обычный московский двор, по которому они размазаны столь тонким слоем, что археологам там делать нечего – находки будут жалкие. Но как это всё выполнить?

Сейчас «Москомнаследие» это всё придумало. Они собираются ввести институт народных инспекторов – людей, которые имеют право зайти на стройплощадку, присмотреться к земле. Полномочий копать у них нет, но, если они видят что-то ценное, то должны вызвать археологов. Да, для того, чтобы всё это работало, таких людей надо найти, организовать, возможно, — что-то им заплатить. Иные будут работать и за интерес, по крайней мере, я таких людей знаю. Может быть, всё это отчасти и осуществится, по крайней мере, разговоры такие я слышу.

— Откуда возьмутся люди в такую службу? Их же надо, как минимум, обучить.

— У нас достаточно много студентов-историков, есть те, кто интересуется краеведением, те, кому надо с чего-то начать… С ними можно проводить ускоренный инструктаж.

Глубоко разбираться в проблеме всё равно будет тот специалист, который приедет на вызов. Дело инспектора – «правильно» позвонить.

— Чего делать нельзя? Не создаст ли человек, зашедший на стройплощадку, себе проблем?

— Я таких случаев не знаю. Возможно, охрана попросит его уйти, но никаких штрафных санкций в этих случаях не применяется. Но вот если вы набрали с собой предметов старины, вам грозит штраф.

Вообще, уже давно имеет место ужесточение законодательства в области археологии. Например, запрещён металлопоиск – покопать монетки с металлоискателем уже года полтора или два как нельзя.

В этом году было объявлено, что все археологические предметы, находящиеся в частных руках, должны быть зарегистрированы или сданы государству. Насколько понимаю, сейчас введены ограничения на нахождение любой археологии в руках граждан. Конечно, если двадцать лет назад вы привезли из стройотряда кусочек амфоры, и она стоит у вас на полке, никто никаких претензий к вам не предъявит. Но теперь при попытке её, допустим, продать, могут начаться проблемы.

Я это где-то даже понимаю. Пускай археология целее будет. У археологов есть принцип: чем меньше копать, тем лучше. Надёжнее всего артефакт сохраняется в культурном слое. Оттого у археологов нет цели «раскопать всё», «организовать массовый промысел древностей». Археологи – не антиквары. И всякие охранительные законы – это в целом хорошо. Чем дольше древний предмет лежит непотревоженным в земле – тем ему лучше.

Строители vs археологи

— Москву перестраивали много раз. Генеральный план развития 1935 года, застройка 1960-х… В принципе, при каждой крупной перестройке должны происходить исследования. Неужели до сих пор исследовали не всё?

— Сразу должен сказать: я не археолог, а дилетант. На раскопках я работал в Историческом проезде, когда был школьником, это – единственный мой случай соприкосновения с официальной археологией. Так что, если я сейчас начну серьёзно комментировать все подробности московских археологических работ – будет смехотворно. Так что моё мнение – сугубо частное.

Но можно уловить некий общий тренд. Раскопки у нас вообще финансируются плохо, археологи здесь часто последние люди, которые не то что не распоряжаются ситуацией, но борются с гораздо более властными прорабами. Это я не раз наблюдал прошедшим летом, когда они сломя голову носились по траншеям, пытаясь хоть что-то спасти.

И так было, насколько мне известно, всегда. При раскопках на Манежной площади, как я слышал от тех же археологов, был раскрыт очень небольшой процент необходимого. То же было при строительстве Кремлёвского Дворца съездов в 1960-е. И это – Кремль, на территории которого поселения остались с древнейших времён.

— Но ведь Москва у нас – режимный объект, здесь без разрешения копать нельзя?

— Да, для того, чтобы производить раскопки в пределах Камер-Коллежского вала – примерно это улицы, близкие или принадлежащие к Третьему транспортному кольцу – нужно иметь открытый лист на ведение археологических работ. Он, насколько мне известно, выдаётся Институтом археологии.

— Ну, у Института археологии здесь свои соображения – охранные, мало ли кто захочет в Москве покопать. Но ведь в городе всё время ведутся какие-то работы – меняют асфальт, строят эстакады, ведут какие-то коммуникации…

— Насколько понимаю, при ведении любых работ разрешение Института археологии получается. Я не знаю, как конкретно это всё устроено, но, в любом случае, даже если просто меняются какие-то трубы, как это было на Гончарной, работы должны быть согласованы с охранными структурами и с археологами.

Может показаться странным, но, по ощущениям, ещё не раскрытого в Москве действительно много. Всё-таки у нас достаточно стабильная трассировка улиц. Да, они расширялись, дома разрушались и строились новые, но, например, задние дворы – это более стабильные территории, которые оказывались не всегда перекопаны до материка. Эти городские очертания оставались стабильными из века в век.

Законсервировать нельзя копать

— Давайте подойдём с другой стороны. В Москве постоянно происходят какие-то скандалы с археологическими памятниками: то разрушили, там не успели. Насколько полезно всё это вообще консервировать?

— С прагматической точки зрения ответ неоднозначен. Скажем, прошедшим летом городские власти решили раскопать на пятидесяти улицах траншею общей протяжённостью несколько десятков километров. Представьте себе археологический раскоп такой длины – когда после выемки технического грунта всё остальное исследуется уже грамотно – послойно, с обязательной фиксацией мелочей, с расчисткой кисточкой. Понятно, что эта стройка затянется на века.

Но есть спасительная вещь, которая называется «археологический план». Изучение Москвы всё-таки опирается на определённую базу знаний. Учёные примерно уже представляют, что и где скрыто под землёй. Существуют археологические карты Москвы. Поэтому, когда мы копаем траншею, можем довольно точно предсказать, на что там натолкнёмся.

Археологи и созданы для таких предсказаний, они могут дать точные рекомендации: «Вот здесь достаточно, чтобы сидел человек и смотрел за работой экскаватора. А здесь нас ждёт стена Китай-города, ограда Страстного монастыря или «Тиунская изба», и надо быть к этому готовыми, заранее иметь план действий». Например, согласно древним чертежам Москвы, траншеи, которые в будущем году пойдут по улицам Китай-Города, затронут десятки сооружений, местонахождение которых более-менее известно. То есть специалисты ещё до начала работы техники могут спрогнозировать ситуацию, а значит, охранные работы будут эффективнее: «в таком-то месте есть такой-то памятник, и у нас даже есть представление, что с ним делать, когда мы с ним столкнёмся – консервировать или, изучив, разобрать, или обойти, чуть изменив конфигурацию траншеи, чтобы работы ускорить – потому что исследование требует остановки». Всё это должно быть согласовано до того, как начал работать ковш.

Насколько мне известно, в 2016 году такого плана не было, то есть экскаватор ехал впереди учёных. Отсюда постоянно возникали ситуации экстренности, типа «строители наткнулись на стену Китай-города… Кто бы мог подумать, что она там стоит!».

— Но ведь этак надо было всё заранее планировать. Согласовывать работу московского стройкомплекса и федерального ИА РАН, выделять деньги…

— Да, конечно, это лишние, хоть и небольшие, расходы. Но для московского правительства это могла бы быть прекрасная имиджевая акция. Потому что сейчас ситуация – то и дело на грани войны. Люди возмущены, им кажется, что происходит постоянное ограбление наследия.

Как превратить скандал в имиджевый проект

— В будущем году московская реконструкция продолжится. А значит – взаимные претензии опять возможны. Как, на ваш взгляд, можно выйти из этого вечного противостояния властей и ревнителей московской старины?

— На самом деле расходы на археологию – не такие уж большие. Ведь культурный слой разрушали всегда, столицу сносили всегда – и в XVII веке, и в XIX, и при императрицах, и при диктаторах. Если нынешняя ситуация изменится, нынешнее руководство города, в каком-то смысле, увековечило бы себя в образе просвещённых правителей.

Представьте: был бы хороший сайт (да хотя бы страница в Фейсбуке), на который наши уважаемые археологи ежедневно выкладывали бы информацию о находках этого дня, дополненную профессиональными комментариями историков и краеведов. Фундаменты снесённых зданий, деревянные мостовые, некрополи — призраки старого города – открывались бы для кратковременного доступа москвичей, там дежурили бы  специалисты или волонтёры, дающие разъяснения.

Пусть потом это всё зафиксируют, сфотографируют, закопают назад, проложат кабели, положат сверху плитку и поставят фонари. Но такая акция в глазах абсолютного большинства «думающих» москвичей поднимет авторитет московского мэра на огромную высоту. Причём люди сами всю работу сделают, тут не надо ни огромных затрат, ни дорогостоящих программ. Желающих будет море.

К сожалению, в 2016 году всех постоянно преследовало ощущение: «Что-то важное было… вчера». Что-то нашли, прибежали – закопано. И ломаются копья: «Что это было? Оно разрушено или сохранено?» Была уникальная ситуация: вскрыта Тверская улица, когда такое будет в следующий раз? Теперь дорогая плитка и дорогая реконструкция простоит, быть может, века, и следующая возможность исследовать центр Москвы представится очень нескоро.

Так уже было при Лужкове – сносились здания, весь центр стоял вскрытый, и можно было недорогой ценой сделать много ценных археологических открытий. Чуть побольше надзора, чуть больше времени, капля средств – и люди, неравнодушные к судьбе исторической Москвы, воспряли бы духом. Вроде бы что-то в этом отношении уже предпринято. Если это так, думаю, люди будут очень благодарны.

Фото: facebook.com