Монастырь Макарьева пустынь в 60 км от Ленинграда очень древний – основан в XVI веке. В 30-е годы монастырь ликвидировали, монахов расстреляли. С 1936 года в его стенах располагался Дом инвалидов. Там содержались женщины с психиатрическими и другими заболеваниями, всего 304 человека. Когда началась война, их хотели вывезти в безопасное место, но не успели: ближайшие населенные пункты Тосно и Любань были оккупированы уже в конце августа 1941 года. Так Дом инвалидов оказался в прифронтовой полосе, где хозяйничали немцы.
Диагнозы у женщин в Доме инвалидов были разные: шизофрения, умственная отсталость, синдром Дауна, детский церебральный паралич, эпилепсия. Много было лежачих. До войны женщины жили просто. Все ходили в одинаковых больничных халатах на пуговицах и в казенных тапочках. Слушали радио. Ходили на прогулки. Вышивали крестиком и занимались трудотерапией: рядом с монастырем до войны были огороды, кто мог работать – выращивал картошку и морковку.
Были и маленькие радости: доброе слово нянечки, вкусная булочка на полдник или интересная книжка из библиотеки. За те полгода, пока шла война, в Доме инвалидов многое изменилось. Продуктов стало не хватать, гулять ходить стало страшно, потому что деревню рядом с монастырем заняли немцы, запас медикаментов заканчивался, а из сотрудников осталось всего два человека. Но женщины старались не унывать. Приближался любимый праздник – Новый год. И может быть, даже получится раздобыть елочку и как-нибудь ее нарядить. Потому что без елки какой же праздник?
Монастырь среди болот и лесов
Захоронение мирных женщин найдено совсем рядом с древним монастырем, который, можно сказать, отрезан от мира огромными болотами и непроходимыми лесами. Добраться до него можно только зимой, когда болото подмерзает, в остальное время – только на спецтехнике. Сейчас, осенью, дорога к обители совсем раскисла, поэтому иеромонах Макарий (Тягловский) встречает нас с фотографом в поселке Обуховец на болотоходе.
Наш болотоход – это внедорожник с огромными колесами и без крыши, больше похожий на телегу, чем на джип. Вместе с нами едет дьякон Макарьевской пустыни отец Димитрий и паломница Ирина. Нам с Ириной положили горизонтальную досочку, чтоб сидеть было удобнее.
– Представьте, что вы едете в карете, – говорит Ира.
Отец Димитрий садится на вторую досочку как на лошадь, отец Макарий поворачивает ключ зажигания, и мы трогаемся с места. Лужи выпрыгивают из-под колес как полноводные реки и речушки и время от времени колеса хорошо проваливаются в черную жижу.
– Сейчас в монастыре 4 человека. А до революции братия монастыря насчитывала около 100 человек: монахи, трудники, послушники, – наклоняется к моему уху отец Димитрий. – Действовало 2 храма, построили колокольню, братский корпус, гостиницу, хлебопекарню, кирпичный завод. Рядом с обителью находилась деревня Макарьево. В 1932 году Свято-Успенский Макарьевский монастырь закрыли и создали в нем отделение Свирьлага. А в 1936 году на болота вывезли женщин с психическими и другими заболеваниями – это и был Дом инвалидов. Сейчас от него остались лишь каменные развалины от фундамента, а раньше это был братский корпус с домовым храмом в честь Архангела Михаила.
В монастыре были уже ночью. Ира показывает на коричневый вагончик: «Там мы будем спать». На стене рукомойник, на дверях шпингалет советского образца. Внутри 5 кроватей. Поеживаюсь: даже в теплой куртке холодно.
– Надо попросить послушника Артемия разжечь печку, – говорит Ира.
Да, было бы здорово. Отопление здесь печное, интернета нет, а свет по часам. Рядом с нашим вагончиком – большой кирпичный храм, он еще не восстановлен. Чуть поодаль – маленький деревянный храм в честь основателя монастыря преподобного Макария Римлянина, где находятся мощи святого. Завтра там будет литургия. Туда мы и несем цветы и пластиковые вазы с водой.
Во время войны в этих местах шли ожесточенные бои, и от зданий монастыря ничего не осталась, одни руины. Лишь сохранившиеся камни от старого фундамента хранят память тех дней, да земля, пропитанная кровью и железом от пуль и снарядов.
«Сохранять явный очаг напряженности неприемлемо»
Первый раз нацисты приехали в Макарьевскую пустынь в декабре 1941 года. Что они там застали? Украшали ли женщины свои комнаты гирляндами из флажков? Или наклеивали на окна вырезанные из оберточной бумаги снежинки?
Из секретного рапорта главе оперативной группы от подразделения Германа Хубига, декабрь 1941 года: «В настоящее время в заведении находится примерно 230-240 человек, только женщины. Уход за этими неизлечимо больными пациентками осуществляет младший врач и смотрительница. Некоторые пациенты лежачие, некоторые могут свободно передвигаться на территории учреждения, которая никак не закрыта от посторонних.
Запасы продовольствия исчерпаны. Врач 2 пехотной бригады СС, штурмбанфюрер доктор Блис считает необходимым срочные меры, обосновывая тем, что больные опасны не только для населения, но, в первую очередь – для немецких солдат. Когда последние припасы закончатся, больные освободятся. В их состоянии не исключены нападения на людей. Кроме того они вероятно будут заражать других лиц такими болезнями, как сыпной тиф.
Сохранять явный очаг напряженности в непосредственной близости от зимних передовых позиций и в зоне расположения войск представляется неприемлемым. К тому же обитатели приюта с немецкой точки зрения уже не представляют собой объекты, достойные полноценного существования».
Рапорт Хубига попал на благодатную почву. В нацистской Германии с 1939 года была в ходу программа Т-4 по планомерному уничтожению психически больных пациентов.
Нацисты считали, что люди с ментальными и физическими особенностями угрожают генетической чистоте арийской расы и поэтому недостойны жизни. Женщины-инвалиды из Макарьевой пустыни по их мнению были именно такими.
Крест в лесу
Приходит Ира с постельным бельем и говорит, что свет через 10 минут отключат. Мы заправляем кровати уже при свете свечи. Почти в темноте я определяю наволочку на подушку и думаю, как жили здесь почти 300 женщин той лютой зимой 1941 года, когда территорию оккупировали враги? Оставались ли у них дрова? Было ли кому топить печь? Кто застилал кровати немощным и лежачим?
Из немецких донесений известно, что с приближением немцев все сотрудники разбежались, с больными остались только два человека, не пожелавших бросить своих подопечных: медсестра и нянечка.
Что они чувствовали, когда немцы забрали себе тот скудный запас продуктов, который они растягивали, чтобы женщинам, за которыми они присматривали, хватило еды подольше? Наверное, потом нянечка с медсестрой, сами голодные, из последних сил кое-как топили печь, а обессиленных женщин это не спасло – они медленно умирали в своих постелях. И до конца верили, что произойдет чудо, и кто-то придет и спасет их.
После утренней службы идем в лес на место работы поисковиков. Отец Макарий показывает, куда свернуть возле ельника, и объясняет, что это совсем недалеко, метров 600 от монастыря. Сейчас здесь лес, а во время войны было поле. Мы идем заросшей тропой, по которой зимним днем 1942 года на трех подводах везли на расстрел женщин. Несколько из них умерло от голода в Доме инвалидов. Мертвых везли вместе с живыми. Хотя «живой» здесь слово лишнее. Все были на грани смерти – за две недели до этого немцы отняли у них все продовольствие, и они за это время ослабли, еле дышали.
На месте первого захоронения, которое нашли весной 2025 года, стоит большой деревянный крест. Его поставили сами поисковики. Они предполагают, что рядом с уже обнаруженным захоронением находится второе. Здесь сегодня и будут вести поиск.
– Копаем в шахматном порядке, – руководит командир поискового отряда «Ягуар» Андрей Журавлев.
У Андрея большой поисковый стаж, и, как и все мальчишки, он когда-то пошел в поисковики за романтикой полевой жизни и сокровищами военного времени. Но после того, как перед ним, 18-летним парнем, дочь пропавшего без вести, уже очень пожилая женщина, благодарно встала на колени, он понял, что нашел свое дело – он будет возвращать погибших домой.
«Грузили на подводы и отвозили на поле»
Решение Герман Хубиг нашел быстро. В середине января в Дом инвалидов прибыл карательный отряд из 50 человек, в составе которого были финны и эстонцы. Мужчины в форме забрали все продовольствие и через неделю приехали проверить, решился ли вопрос. 50 человек умерло от голода. Остальные мучились, были в тяжелом состоянии, но все еще живы.
Водитель Германа Хубига вспоминал, в каком состоянии он застал пациенток в этот день: «Они лежали в кроватях и производили странное впечатление. Вонь была чудовищной. Помещение было грязным, невозможно было описать эту картину».
А еще через неделю, в начале февраля, в интернат для инвалидов вместе с нацистами пришли местные из деревни Макарьево.
Из рассекреченных документов из советского военного архива: «Староста Кузнецов Иван по приказанию командира отряда запряг 3 лошадей, взял рабочих: Мейер Алексея Карповича, Уманцева Матвея, Рябых Василия, Рябых Гавриила, Быченкова Никифора и Зюнину Евдокию, которые стали выносить лежачих без движения людей из дома, грузили на подводы и отвозили на поле, где их сваливали, а каратели расстреливали людей из автоматов, таким образом немцами расстреляно 248 человек инвалидов. Тогда же немцы расстреляли медицинскую сестру Розу Семеновну, которая пыталась защитить инвалидов».
Крестьянка Евдокия Зюнина, вернувшись в деревню после расстрела, в ужасе рассказывала соседям, что нацисты заставили ее подводить женщин, которые передвигались с трудом, к яме, а после этого сами толкали их прикладами к краю. Женщины цеплялись за землю, кричали и пытались спастись. Через несколько лет Евдокия Зюнина сошла с ума.
«Начали копать – наткнулись на костные останки»
– Мы начали широкомасштабные поиски по этим женщинам в 2022 году, – говорит Андрей. – Конкретное место было неизвестно. Мы начали работать, но ничего не нашли потому что искали в 230 метрах южнее. А в 2024 году в начале апреля ребята зацепили эту яму на отраженный сигнал железной миски. Начали копать, наткнулись на костные останки, битую посуду керамическую, женскую обувь. Нашли гребешки, костыли. Все говорю, стоп. А потом уже приехали копать сводным отрядом поисковиков из Ямало-Ненецкого автономного округа, Архангельской и Ленинградской областей.
Ребята в отряде все молодые – от 20 до 30 лет, но все уже опытные и бывалые, начинали «копать» со школы еще подростками.
– Поиск осложняется тем, что точных данных о месте нет. По немецким документам, здесь могли расстрелять от 240 до 304 человек. Если в первой яме нашли 95, то судьба остальных – пока загадка, – объясняет Андрей Журавлев.
Мы стоим на возвышении, поисковики в низине, вооружившись кто лопатами, кто – щупами.
– Первая яма была глубиной где-то метр восемьдесят и добраться до нее оказалось легко: два штыка лопаты до верхнего слоя. А что в других ─ неизвестно, – Андрей перехватывает лопату у одного из ребят и снова начинает копать. Спина его мгновенно сыреет.
Сегодня вокруг Макарьевой пустыни леса, бурелом и труднопроходимые болота. А во время войны рядом с монастырем была деревня Макарьево, и все местные, конечно, знали о том, что произошло. Отец Александра Семеновича (имя изменено) мог быть одним из тех, кто видел, как расстреливают женщин – на тот момент ему было лет 12.
– Всех «свидетелей» нацисты привезли в Тосно, посадили в вагоны и куда-то увезли, но отцу и нескольким мальчишкам удалось бежать. Он до конца своей жизни никогда подробностей не рассказывал, – говорит Александр Семенович. – Только однажды, когда поехали за ягодами в Макарьевский лес, махнул рукой и сказал: «Вот здесь наш дом стоял». Но идти дальше наотрез отказался.
Портфель со «Сказкой о Царе Салтане»
– Это в мае было, в яме стояла вода, чтобы отвести воду, парни по периметру рыли траншею, – рассказывает про первое захоронение единственная девушка в отряде Юля Колесник. – Когда яму раскрыли, увидели, что люди лежали в хаотичном порядке, добивали их, видно, в яме. Ребята наши на лагах лежали, и все по миллиметру расчищали, кости раскладывали на баннеры. На столы складывали гребни, остатки обуви, посуду. А еще нашли полуистлевший портфель, в котором лежала какая– то спрессованная от времени книжка. Это оказалась «Сказка о Царе Салтане».
Спрашиваю Андрея, откуда в яме портфель со сказкой Пушкина?
– Трудно сказать. И портфель, и книжка со сказкой могла принадлежать кому- то из других работников, – замечает Андрей и опять берется за лопату.
А я думаю, может, это нянечка читала женщинам ее на ночь? А они, 101 раз затаив дыхание, слушали пушкинскую речь: «Кабы я была царицей, – третья молвила девица». Слушали и улыбались. Любимая с детства сказка напоминала о доме, вносила в этот страшный мир упорядоченность и красоту.
– Рыхлый грунт, – говорит Андрей. Все внимательно смотрят на него. – Дима, возьми щуп.
Рыхлый грунт – это значит, что эту яму когда-то забрасывали землей, и здесь могут быть останки.
Копать тяжело. Максим уже по пояс в земле. Они с Егором меняются, так как яма глубокая, щуп проходит хорошо. Этот этап работы и называется «прощупыванием», он следует сразу после очистки местности.
– Рука, – кричит Дима.
Небольшая плоская палочка размером около 7 см совсем не похожа на руку. Но поисковики серьезно изучают анатомию и из опыта знают, как что выглядит. Ребята говорят, что их задача – не просто собрать кости, а сложить из разрозненных останков целого человека. Для этого нужно определить, что от этого человека, а что от другого. Когда расчистишь всё, то увидишь положение скелета. Потом косточки надо аккуратно перенести на баннер и сложить в отдельный мешок.
– Что-то нащупал – кричит Максим из глубины ямы и перестает копать.
– Аккуратно бери, – подсказывает Андрей.
Галоша. Маленькая, наверное, 34 или 35 размер. Хозяйка, наверное, была совсем маленького роста. Как ребенок.
Дима достает из земли кусочек металла и осматривает:
– Гильза. Эта, конечно, стреляная. Но их могли и гранатами…
– Так и было, – подтверждает Андрей. – То, что людей взрывали прямо на месте, подтверждают небольшие металлические фрагменты в костных останках. Это, скорее всего, и есть осколки от гранат.
Солнце садится медленно, просачиваясь сквозь листву. Недалеко от раскопа горит костер, кто-то из ребят подкидывает дрова.
На сегодня работа окончена.
По дороге домой я думаю, как все было.
Стояла зима, лежал снег. Эти 600 метров от монастыря до места расстрела мертвые ехали вместе с живыми. Живые они были довольно условно, все ослабли, многие еле дышали. Женщинам не дали время на сборы: на ногах у них были надеты или галоши, или тапочки. Лежачих поднимали с кроватей, грузили на подводы, вывозили в поле и сбрасывали в яму вместе с подушками и одеялами. Кто мог идти, возле ямы слезал с подводы, доходил несколько метров сам. Галоши, одетые наспех на босу ногу, застревали в сугробах, женщины падали. Их расстреливали на месте и сбрасывали в яму. А может быть, потом еще взрывали гранатами. А потом немного присыпали землей, даже не закопав.
Сегодня ребята нашли останки еще нескольких женщин – позднее эксперты скажут подробнее. И может быть, когда-нибудь получится узнать имена всех погибших в тот день.
Столько лет прошло, а война никуда не уходит. Но весной снова придут сюда, на раскоп, поисковики, поставят лагерь и снова начнут копать. Чтобы найти всех наших людей и похоронить их по-христиански. Потому что никто не виноват в своих болезнях и особенностях. Жалко, что нацисты этого так и не поняли.
