Одна очень простая история. Невероятно простая. Проще некуда. То есть она настолько простая, что и говорить не о чем. И я и не говорила. А вот сейчас все-таки расскажу. Дело было в Лондоне. У меня образовалась дырка между делами и встречами, я ударилась в какой-то не то шопинг, не то в зевачество витрин, у меня сел телефон (а последующая встреча не была уточнена), я устала, как собака, и решила, что надо попить чаю и просто посидеть. Я зашла в кафе в каком-то крупном торговом центре, бросила пакеты, попросила чаю, вымолила у официантки один звонок с ее мобильного, все уладила и откинулась на стуле. У меня был свободный час. В кафе было просторно и свободно. Три-четыре занятых столика. По диагонали от меня через несколько столов на расстоянии удобного, но все же дистантного обзора расположилась семья с ребенком. Взрослые болтали, малыш не старше 2-х лет (с причаленной рядом коляской) курлыкал между угощавшими его родителями, разговор, конечно, был неразличим, и я просто наблюдала за типичной семейной моторикой, пластичной, нежной и обыденной. Через несколько минут наблюдения в моей голове осознался дополнительный штрих к семейному портрету – у ребенка был синдром Дауна.
Как бы описать свои чувства от этого осознания, чтобы это было достоверно. Нет, меня, разумеется, не накрыло жалостью, или каким-то просветительским умилением, или, тем более, удивлением. Меня обволокло чувство какой-то уникальной защищенности, покоя и счастья. Вдруг я почувствовала себя каким-то невозможным везунчиком – меня, иностранку, обложенную блестящими пакетами дикарку, приехавшую из опасной страны, допустили в зону какого-то невозможно рядового интима. Я сидела в поле простой любовной энергии, предназначенной совершенно не мне, но, волею случая, мне отмеренной. Так просто, так обыкновенно – от этого столика шел сигнал однозначной надежности мира. Не Королева Елизавета служила гарантом британской полноценности и последовательности, а этот маленький столик, за которым обедала маленькая семья.
Каждому из нас (если только он хотя бы на миллиметр высовывает свой нос с террасы пятизвездного отеля) знаком этот опыт. Внутрь низкопольного европейского автобуса с рутинной очередностью въезжает коляска с младенцем, а затем коляска со стариком. По гравию или песку яркого европейского пляжа навстречу тебе, отбеленному морской солью, катится инвалидная коляска, которую сопровождает веселая компания «двуногих» родственников. Ты все время существуешь в объеме, в переливе разнообразия, в сюжете подлинности, в колыхании драматических волн неведомых тебе чужих семейных трагедий, страхов, болезней и, одновременно, радостей, преданностей и забот. И вот ты возвращаешься в Россию. Ты возвращаешься в отфотошопленную, синтетическую матрицу – в зачищенный от колясок, костылей, детских девиаций, корявых походок, белых тростей и хромосомных эпикантусов мир. Ты чувствуешь, что из большого куба тебя переместили в двумерную картонку, в которой тебе из всех возможных движений, как закованному Щелкунчику, отвели только право щелкать челюстями.
Подлинный ужас охватывает меня, когда я думаю о том, где же все эти люди – те, которые перекусывали с тобой по соседству, которых ты встречал на пляжах, площадках, парках. Где они? И всякий раз могильным холодом по моей спине проходит ответ: их всех свезли на помойку РАДИ ТЕБЯ! Это ради тебя – здорового, красивого, с двумя ногами, с руками, глазами, ушами, болтливого, самоуверенного, – ради тебя, чтобы не нарушать твоей иллюзии собственного совершенства и чтобы не размывать твой вид из окна, этих людей исключают, запирают, прячут, привязывают, химически умерщвляют, резервируют. Ради тебя бесперебойно работает эта фабрика по отлавливанию иных, проштамповыванию их ярлыками из психиатрических фантазий и сливу в выгребные ямы с аббревиатурой ПНИ. Это ради тебя любимых, долгожданных детей отнимают от родителей, чтобы сгрузить их в отстойник захолустного вороватого детдома. Это ради тебя на способном и достойном жизни муковисцидознике Минздрав ставит крест с первой минуты его жизни – все ради твоего комфорта и удобства. Каждый день кого-то, отнюдь не хуже тебя, одним росчерком лишают судьбы.
И вот что я хочу сказать всем, желающим вежливой полиции, независимых судов, а также свободных выборов. Ну что, дело хорошее, почему бы такого и не пожелать. Только рядом с этими желаниями должно быть еще одно – страстное, глубокое, не за ради Христа, а вот масштаба «нет сил, как хочу». Нужно очень хотеть, чтобы рядом с тобой всегда и где угодно обедал мальчик с синдромом Дауна. Ибо это – такая же непременная часть цивилизационного ландшафта, как и всякая демократия. А иначе вы хоть до макушки обвейтесь своими белыми лентами, но не будет свободы в стране, в которой до сих пор для миллионов безобидных людей обычная прогулка зависит от настроения того, у кого на брелке ключ от железной калитки.
