Елене Михайловне 62 года, 2 детей и внуки, в прошлом – бухгалтер, жила в Таллине. Но оказалась в Православной службе милосердия Екатеринбурга, не боится туберкулеза, и утешает больных детей.
Назад дороги нет
«Сестрами милосердия просто так не становятся, – говорит Елена Михайловна. – Это зов души. Сестер много приходит, форма красивая, и «сестра милосердия» звучит. Но если идешь просто тщеславиться – я вся такая правильная, в платке белом, – то ничего не получится.
У меня муж очень мудрый. Мы никогда в одиночку ничего не делаем, все вместе решаем. Когда мне предложили служение в туберкулезном диспансере, выбрала момент и говорю: так и так. Я думала, Вова услышит слово «туберкулез» и все…
А он спросил: «Лена, ты мне скажи честно, это тебе надо или ты просто не можешь отказать?» И я поняла, что это мне надо. Тогда он говорит: «Иди».
Бывает, сестры, как сейчас говорят, «выгорают». Хотя я считаю, что выгорания нет. Потому что Бог всегда рядом.
Меня однажды батюшка, который приходил к нам детишек причащать, спросил: как вы не боитесь заразиться? А я говорю, как бояться, если Бог нас охраняет? Самое главное, наша вера. Охраняет и все.
Я сразу в сестры не пошла, года два была в добровольцах. Думала, а вдруг я не смогу, вдруг подведу кого-нибудь? У меня папа и мама были на Украине, я туда ездила по три раза в год. А потом папа умер, следом за ним мама. И вот после ее смерти мне и предложили пойти работать в диспансер.
Согласилась, а потом как-то душе защемило, не справлюсь. Я такой человек – не люблю филонить, если пообещала, должна исполнить. Так нас мама приучила. Если было дано задание нам с сестрой, посуду помыть или убраться в комнате, мы прибежим с улицы и бегом все делать, ведь мама сейчас придет! Не потому, что ругать будет, огорчать не хотелось.
И вот я позвонила старшей сестре милосердия: «Вы знаете, я наверное, не согласна». А в душе чувствую, неприятно как-то. Она говорит: «Елена Михайловна, раз батюшка благословил, все будет хорошо». И я успокоилась.
Умение помогать передается по наследству
Я думаю, все от родителей идет. Что они вложат, то и получится. Моя мама всегда всем помогала.
Мама заведующей в магазине работала, и была там уборщица, баба Лида. Она прожила всю жизнь, а не было у нее своего уголка. Жила с подругой, а потом подруга умерла, дом забрали наследники. Маму очень уважали. Она попросила, и бабе Лиде выделили маленькую квартирку, она там лет десять еще прожила. Все время приходила, мы ее покормим. Так мама ее и похоронила.
Дедушка жил у нас в поселке, на старца похож, мне страшновато было, немного его боялась. Я ему пирожки носила. А у него ногти такие длинные были на руках. То ли ножниц не было, то ли тяжело самому стричь. Так мама позвала его в гости и подстригла ногти.
Когда мама умерла, многие звонили и говорили: как мне вашей мамы не хватает, она была как скорая помощница. И папа такой же был, помогал, не задумываясь.
«Шторы только возьми с собой»
Жили мы с мужем в Таллине, его туда направили после Летного училища. Двое детей родились. Потом в перестройку многие из Прибалтики стали уезжать. Мужу друг предложил переехать в Екатеринбург. Требовался борт-радист со знанием английского языка. А муж английский хорошо знает.
Говорю: «Слушай Вова, ну где этот Урал?!» Со школы запомнилось только, что это такой далекий-далекий Север. Одни медведи и елки.
Ладно, решили, два года поработает, заработает немного денег и вернется обратно. А я с детьми в Таллине пока жила, муж часто приезжал.
Я работала бухгалтером в банке. Недалеко от работы – собор Александра Невского. Костелов в Таллине много, а православных храмов мало. Помню, тяжело на душе, сокращение скоро, меня точно сократят, с маленькими детьми одной трудно. И в обеденный перерыв, думаю, пойду я в собор, а на душе кошки скребутся.
Зашла в храм, стою, не знаю, что мне делать. И женщина одна мне говорит: «Возьмите этот молитвослов», показала, какие молитвы читать. До сих пор он у меня.
Показала иконы: Александра Невского, Николая Чудотворца. И я чувствую, у меня на душе полегчало, вернулась на работу успокоенная, а шла чуть ли не со слезами.
А через два года муж говорит: «Поехали, Лена, ничего только с собой не бери, я все там купил». У нас в Таллине трехкомнатная квартира была, мы все там обустроили.
Вот почему не надо привязываться к вещам, к дому. Мне подруга посоветовала: «Лена, только возьми с собой шторы! Шторы – одежда комнаты». Я приезжаю в эту съемную квартиру, шторы там какие-то синие… И тут я вспомнила подругу, достала свои шторы.
Детей обидеть очень легко
Пятый год я работаю в тубдиспансере, мне 62 года, старая уже. Сыновья выросли, женились, отдельно живут.
Там инструкций нет. Когда первый раз пришла, думаю, что мне делать с этими детьми? Я же не учитель, не воспитатель. Посидела – посмотрела. Они на меня, я на них. В другой раз зашла: «Дети, здравствуйте!» Человек 15 было. И они все как стали меня за ноги хватать, обступили. Я одну девочку по голове погладила, все давай головы подставлять. И все, контакт состоялся.
Я понимаю, медсестре некогда, она пока таблетки разложит, то да се. Они благодаря нашей службе тоже меняются, медсестры. Они, может, при мне не накричат на них так сильно. Детей обидеть очень легко, особенно маленьких. Он обидится, пойдет, сядет в уголке и будет плакать.
У меня в диспансере своя комнатка, иконы, маслице освященное. Малыши прямо бегут, лоб готовят, показывают: «Вот сюда меня помажь». Мамой называют. Идет батюшка, кричат: «Бог к нам пришел!»
Детям не обязательно что-то из Библии рассказывать, они доброту должны чувствовать, что ты к ним расположен.
Милосердие – лечение души через тебя, твои слова, твое отношение. Такая наша работа – нести добро.
Их нельзя обманывать. Спрашивают, когда вы придете? Говоришь, через четыре дня, они будут считать эти дни, ждать. Эти дети особенные, они благодарят за все. Я часто то пряники, то печенье приношу. Внуки иногда «это есть не буду, то не хочу», а они рады простому прянику.
Девочка одна рассказывает: «Папа у меня не родной», как он маму бил, она его даже оправдывает: «Он у нас немножко контуженный», говорит. «В драке ранили – ножом пырнули». Ребенку шесть лет.
Представьте, какие судьбы у этих детей. Не зря их Бог определил в эту больницу, ради этого наше служение и нужно – согреть их.
Я по профессии бухгалтер. Но мне всегда нравилось стричь. Это непрестижная специальность была, если бы я маме сказала, что пойду на парикмахера учиться, она бы в обморок упала.
Уже взрослой я пошла на курсы парикмахеров – для себя, сыновей стричь и мужа. Сейчас вот здесь детей стригу. Машинку нам спонсор купил. В диспансере же подолгу лежат. У девчонок челки длинные вырастают, в глаза лезут.
Миша лежит уже больше года, вчера меня просит, подстричь его налысо.
– Уверен? – спрашиваю.
– Да-да-да, только налысо.
– Молодец, Миша, – говорю, – ты уже принял самостоятельное решение!
Налысо не стала, коротко ему сделала, под насадочку 8 мм.
Интересно с ними. Иду иной раз туда – устала так, а потом увижу их глаза, и все проходит, на душе спокойно. Назад идешь – как будто тебя на крыльях несет, и не устала вовсе».
