Безотчетная благотворительность: почему те кто жертвует на храм, не стремятся получать отчетность?

Колонка Владимира Берхина. Среди бесконечного множества возможных классификаций жертвователей, среди всех критериев и условий, которыми оперируют российские специалисты по фандрайзингу, вопрос мотивации религиозной как-то обычно пропускается, а деление на жертвователей на верующих и неверующих обычно не рассматривается всерьез

Среди бесконечного множества возможных классификаций жертвователей, среди всех критериев и условий, которыми оперируют российские специалисты по фандрайзингу, вопрос мотивации религиозной как-то обычно пропускается, а деление на жертвователей на верующих и неверующих обычно не рассматривается всерьез.

Фото с сайта www.gazeta.ru

В этом есть своя логика – если даже оценка количества верующих в стране колеблется от 2 до 80%, то уж «жертвующие по религиозным мотивам» и вовсе представляют собой величину трудноопределяемую.

Верующих не очень просто выделить и еще по одной причине. «Просто добро», понимание того, что больных детей надо лечить, а сирот поддерживать психологически, и составляет единственные на настоящий момент общепризнанные ценности страны: даже по вопросу, как обходится с третьей по популярности (согласно исследованию dobro.mail.ru) группой благополучателей – домашними животными, наблюдаются в обществе значительные разногласия. Поэтому по отношению к больным детям, старикам, сиротам, инвалидам и так далее, верующие ведут себя, в общем, так же, как и воинствующие атеисты или люди вовсе к религиозной проблематике индифферентные. Во всяком случае на внешний взгляд.

Но есть особые области и специальные сборы, ориентированные в первую очередь на верующих людей. Они строятся по особым правилам и позволяют сделать некоторые умозаключения о том, чем верующий (в данном случае – православный воцерковленный человек, я слишком плохо представляю себе остальных верующих) отличается, как донор, от всех прочих категорий. Это сборы на особые цели, в которых нет иного смысла, кроме религиозного – как правило то, что называется «пожертвования на храм».

Особенностью данного вида пожертвований – во всяком случае сейчас, во всяком случае в России – является отсутствие публичной отчётности по этим сборам. Причём отчётности именно перед жертвователями – храмы, несомненно, отчитываются перед государственными органами и перед епархиальным начальством, но, несмотря на то, что кеш-боксы, или, как они называются по-церковному, «кружки», для сбора наличности висят во всех без исключения храмах, лишь единицы настоятелей обнародуют информацию – сколько денег храм собрал за прошлый год и как их использовал.

И что интересно – кроме небольшой группы людей, привыкшей, что раз есть сбор, то должна быть и отчётность, подобное положение вещей никому не кажется странным или неприемлемым. Жертвователи готовы жертвовать и не задавать вопросов, и что особенно интересно, попытка поговорит на тему «а как же отчетность» вызывает протест у самих жертвователей. Очевидно, что речь идет о некоторой принципиальной позиции, когда отсутствие отчётности не мешает сбору, а является его важной характеристикой.

Между прочим, сбор средств, не предполагающий отчётности, возможен и в иных обстоятельствах, более того, с ним многие сталкивались. Это ситуация принципиального доверия со стороны жертвователей сборщику, когда нуждающийся или его представитель – лично знакомый, близкий человек, спрашивать с которого отчёт – значит поступать против этих отношений, намекать на недоверие. Если в группе близких друзей один оказался в тяжелой ситуации и попросил помощи, а друзья проявили в нём участие – маловероятно, что друзья потребуют от него банковскую выписку. Даже если деньги собирались «в долг».

Другая ситуация, более редкая, когда отчётов не требуется – это сбор для кого-то, кто несет некую очень важную общественную функцию. Так бывает, когда человек, известный своей, к примеру филантропической или иной общественной работой, пишет в социальной сети, что у него закончились деньги на счету телефона или случилась некая личная беда: во многих случаях его моментально поддерживают деньгами, не спрашивая, с кем он будет разговаривать по оплаченному номеру или насколько разумно он будет разбираться со своей бедой.

Правда, обе описанные ситуации – скорее разовые. В Церкви же безотчетные сборы идут постоянно, оставаясь стабильным источником церковных доходов. Причина этого – особый характер взаимоотношений между жертвователем и благополучателем в случае религиозно мотивированного сбора.

В мотивировках верующего есть одна важная деталь, которая собственно и делает верующего – верующим. Светский человек оценивает свои действия с точки зрения той или иной морали, просчитывает последствия со стороны общества, он может принимать во внимание влияние своего поведения на баланс политических сил или своё существование завтра и послезавтра, но у верующего в любом случае внутри на одну инстанцию больше: верующий чувствует на себе постоянно Божий взгляд, любящий и судящий.

Всякое свое действие верующий человек стремится соотносить с Волей Божьей. Господь для православного понимается как Некто очень близкий, как Тот, Кто знает всё и Которому необходимо доверять и Который подлинно, искренне, до Крестной Смерти любит всякого человека. Верующий всегда помнит, что «ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе». И если Господь, в лице Церкви просит у тебя денег – то оскорбительно даже предполагать их «нецелевое использование». Благой Бог всегда лучше знает, как распорядиться и в этом случае тоже. Поэтому деньги на храм, деньги для Церкви стоит давать не требуя отчёта, передавая их – психологически – непосредственно в руку Божию. Место же требований отчётности занимает обращение опять же непосредственно к Господу – молитва.

Таким образом, в ситуации церковного сбора требование отчёта выглядит оскорблением, нарушением близости между верующим и Богом, как в описанном выше случае, когда близкие люди помогают друг другу и не нарушают своей близости денежным вопросом. Опять же, Церковь и её служители в данном случае выступают как тот несущий важнейшую функцию субъект, который достоин награды и поддержки. Потому что Церковь для православного верующего – это то, без чего жить просто нельзя, и потому материальная поддержка Церкви для верующего естественна и безотчетна: эти люди помогают мне в том, что важнее жизни и смерти, неужели я буду давать им деньги расчетливо? Российская традиция понимания добра исключительно как снятия последней рубашки, когда величина добра прямо пропорциональна последнести рубашки, родом, возможно, именно отсюда.

Верующие вообще живут – или как минимум должны жить – каждый день как последний, в состоянии вечного духовного и нравственного напряжения. В данном случае несущественно, что подобную жизнь порою путают с постоянным нагнетанием нервной истерики – важно то, что на фоне постоянной борьбы со страстями, попыток противостоять не кому-нибудь, а князю мира сего, разговоры о деньгах выглядят мелочно.

Сталкиваясь с ситуацией выбора, когда нужно определиться, совершить некоторое действие или избежать его, верующий оценивает прежде всего является ли его действие греховным или праведным. Встретив просьбу о помощи, верующий человек вступает во внутренний диалог не столько к тем, кто просит, сколько с Господом. Для верующего естественно спросить «Что ты хочешь от меня, Господи?», а не прикидывать целесообразности и не просчитывать последствия. Верующий по заповеди Антония Великого стремится «внимать себе», то есть выяснять, что будет с его собственной душой от того ил иного действия, а не искать «мирской пользы».

Говоря попросту, жертвуя на храм или нуждающемуся, верующий человек стремится прежде всего не храму помочь, а своей душе. Верующий знает, что ни один волос не упадёт у человека с головы без Воли Божьей, и что никакие усилия не превозмогут Господа. И потому ценность пожертвования не во влиянии на храмовые финансы, а во влиянии на душу жертвователя. Фактический размер пожертвования не имеет здесь никакого значения, о чем прямо указано в Священном Писании, в эпизоде с двумя лептами бедной вдовы. И тогда какая разница, что, собственно, произошло с деньгами? Самое правильное – забыть об этом эпизоде поскорее, чтобы не начать надмеваться и тщеславиться собственным добрым делом.

В итоге получается, что весь строй духовной жизни, все его ценности, вступают в противоречие с требованием отчетности. Человека учат думать о вечном, а не о временном, сосредотачиваться на духовном, а не на арифметическом.

Что интересно, даже архаическая вера, даже плохая мистика, с примесью язычества – и та предполагает отсутствие отчетов. В случае, если человек надеется – а это бывает, и нередко – обменять свое пожертвование на некие бонусы с той стороны материального мира, отчета просить тем более нелогично, ибо речь идет скорее не о пожертвовании, а о покупке. Когда люди платят колдуну – они совершают сделку, и колдун помимо проведения ритуала ничем не обязан. Так и в случае, когда люди жертвуют не ради спасения души и не ради благополучия храма, а ради здоровья или удачи, отчета, вероятнее всего, они не потребуют: сакральный акт отдачи денег уже произошел и на том сотрудничество кончается.

Все описанное в больше степени касается именно сборов чисто религиозных, пожертвований «на храм», и в меньшей – социальной деятельности Церкви. Хотя по опыту фонда «Предание» я могу с уверенностью сказать, что заинтересованность верующей аудитории в прозрачной отчетности существенно ниже, нежели заинтересованность аудитории светской. Причем, чем церковнее человек, тем менее он склонен вообще думать об этих проблемах.

И все же, жертвуя бедному, верующий человек стремится исполниться заповедь – но в случае, если деньги пропадут по дороге, заповедь не выглядит исполненной. Да и в притче о Страшном Суде, когда по признаку милосердия праведных отделяют от грешных, Господь говорит «Я был голоден и вы накормили Меня, я был наг и вы одели Меня» – но если деньги пропадут в руках посредника, голодный не станет сытым, а раздетый не согреется, и это слишком очевидно, чтобы систематически игнорировать это соображение.

Поэтому в случае социальных сборов даже церковные структуры стараются подробно отчитываться, чего не происходит в случае сборов чисто религиозных, когда просящий и нуждающийся как бы не различаются между собой.

Тем более, что посредническая социальная деятельность Церкви (а институциональная благотворительность – это именно посредничество между нуждающимся и донором, когда некая структура выступает менеджером пожертвованных денег), когда она ведется столь же непрозрачно, сколь и деятельность чисто религиозная, крайне негативно влияет общественный образ Церкви. Включаясь в проекты с большим внешним вниманием, церковные структуры отчитываются, и очень хорошо – например, церковный сбор средств жертвам наводнения в Крымске был проведён с точки зрения отчётности практически образцово.

Впрочем, способность жертвовать деньги, принципиально не запрашивая отчета, свойственна не только верующим. Огромное количество людей независимо от убеждений точно также отдает средства – в том числе и в виде адресной помощи – просто и не задумываясь, ради минутного эмоционального переживания или под его влиянием. Увидел страшную или умилительную картинку – засвербило в душе – отдал денежку – пережил свой маленький катарсис, душевную пользу. Так подают нищим в метро, так зачастую жертвуют в интернете – быстро, забывая через пять минут даже адрес странички и имя ребенка, которого поддержали.

Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?