Кто считался в России хорошим духовником?

Протоиерей Павел Хондзинский, доктор богословия, декан богословского факультета Православного Свято-Тихоновского университета, преподаватель пастырского богословия:

Сначала старцы – потом опросники

Сразу скажу, что все основные сведения об истории духовничества в Древней Руси мы по большей части черпаем из известной книги профессора Сергея Смирнова «Древнерусский  духовник», написанной еще в начале прошлого века. Правда, Смирнов несколько идеализировал действительность того времени, по взглядам профессор был близок славянофилам.

Когда Русь крестилась, вместе с христианской традицией из Византии был принят и идеал духовника. Им является монастырский старец. Для этого вспомним, что в конце «Лествицы» есть «Слово к пастырю», где Иоанн Лествичник рисует идеал духовника-старца.

Во-первых, это человек, который победил свои страсти, он – врач, который уже не нуждается в лечении; во-вторых – это человек, обладающий определенными духовными дарами: прежде всего даром молитвы, даром духовного рассуждения, видением будущей судьбы человека, благодаря чему он говорит и действует уже не от себя, но от Бога.

Однако старцев много быть не может. И поэтому в Древней Руси – особенно среди белого духовенства – хорошим духовником считался тот духовник, который хорошо знал епитимийные каноны. Иными словами – мог правильно квалифицировать грех и назначить за него соответствующую епитимью.

Хотя епитимья и подразумевает наложение на человека либо исполнения какого-то молитвенного правила, либо дополнительного поста, либо недопуск к причастию на какое-то время и т. д., важно подчеркнуть, что в церковном понимании она является не только и не столько наказанием за грех, сколько средством, которое должно помочь человеку вернуться к нормальной христианской жизни.

Самое распространенное епитимийное средство, прописанное в церковных канонах того времени за совершенный грех, – это отлучение от причастия на больший или меньший срок. В разных епитимийных сборниках сроки отлучения от причастия за один и тот же грех могли разниться – от 1–3 до 5–10 и более лет.

Вообще, чем древнее епитимийные каноны, тем они строже, но сказать, как часто исповедовались и причащались в Древней Руси, а тем более как часто накладывались епитимьи, мы не можем – у нас нет для этого документальных данных.

Правда, мы знаем, что древнерусские духовники не просто говорили – ты три года не будешь причащаться, а через три года придешь. Сохранилось, например, письмо известного духовника конца XV в., прп. Иосифа Волоцкого, к одному из его чад, где он очень подробно расписывает епитимью на три года.

Он пишет, что можно есть в первый год, сколько поклонов делать каждый день – когда есть пост и когда нет поста, – указывает, что на Пасху можно выпить крещенской воды. На следующий год наблюдается некоторое смягчение – на Пасху можно съесть антидор, общий пост ослабляется, а на третий год в Светлое Христово Воскресение разрешается причаститься.

Человек, таким образом, постоянно находился под наблюдением духовника и знал, что ему делать все это время, чтобы вернуться в церковную жизнь. В этом и заключалось тогда, так сказать, искусство духовника.

Конечно, можно сказать, что все это внешние вещи, – но Русь жила тогда уставным благочестием, и считалось, что внешнее благочестие должно привести к исправлению внутренней жизни тоже.

В помощь духовникам существовали так называемые поновления. Это специальные сборники, содержавшие перечни вопросов на исповеди для разных сословий и социальных групп: для мужчин, женщин, крестьян, купцов – вплоть до патриарха и царя.

Последнее в каком-то смысле облегчало жизнь духовникам. От себя царя о многом не спросишь, а по списку всегда можно прочитать – не изменял ли отечеству, не казнил ли кого напрасно?

Все священники у нас духовники, потому что страна большая

Важный момент – на Руси все священники имели и имеют право быть духовниками. В Греции духовниками могут быть только священники, которые имеют соответствующее благословение от архиерея. На Руси, если такая практика и была, то существовала она очень недолго.

Объясняется такой подход понятными причинами. Огромные епархии, большие расстояния между приходами: не всем было под силу доехать до епархиального духовника. Поэтому каждый священник естественным образом и становился духовником.

Но разграничения все же были. Миряне должны были исповедоваться у белых священников, монашествующие – у монахов.

В Средние века на Руси сегодняшняя ситуация, когда духовником женского монастыря является, как правило, белый семейный священник, исключалась совершенно. В монастыре духовником мог быть человек только в монашеском сане.

Однако неписанным идеалом духовника для всех, и для белых священников, как я уже говорил, у нас оставался монастырский старец. В Древнюю Русь вообще приходит из Византии представление, что подлинно христианская жизнь – это жизнь монашеская. Благочестивая традиция перед смертью постригаться в монашество – тоже оттуда.

Даже и сейчас не редкость, что, если человек услышал что-то от монаха, то разубедить его (если в этом возникает необходимость) бывает очень непросто, потому что монашествующим люди доверяют безоговорочно.

Духовник учил понимать, что такое грех

Смирнов отмечает в своей книге очень важный момент – именно духовники формировали нравственную жизнь народа.

Они учили людей понимать, что значит грех. В поновлениях были даже вопросы такого рода – а не мучал ли ты животных? То есть круг нравственных вопросов, которые должны были волновать христианина, там достаточно полно очерчивался.

Смирнов описывает и такое явление как «покаяльная семья», от слова «покаяние». Когда точно она возникла – неизвестно. Смирнов считал, что уже в XV–XVI вв. За образец был взят монастырский старец с его чадами, учениками-послушниками, и этот образец, насколько было возможно, перенесен в приходскую жизнь. Вокруг священника-духовника собираются его чада, те, кто у него исповедуются: так образуется покаяльная семья.

Смирнов утверждает, что она могла набираться и состоять не обязательно из тех, кто жил недалеко от этого храма, то есть из жителей одного села, например, но что это могли быть люди из разных мест.

По добровольному согласию человек обязывался быть послушным своему духовному отцу, а тот брал ответственность за его спасение и т. д. Не в таких, конечно, масштабах, как это было в отношениях харизматического старца и его паствы, так как отец покаяльной семьи мог и не иметь соответствующих духовных даров, но, как мы уже выяснили, он должен был по меньшей мере знать каноны.

При этом есть достаточное количество исторических документов, говорящих о взаимных неудовольствиях чад и их духовников. То чада жалуются, что духовник с ними грубо обращается, то духовники жалуются, что чада не оказывают им должного почета.

Вот, пожалуй, все, что мы можем сказать о духовничестве Древней Руси. По-видимому, оно во всяком случае отвечало запросам и обычаям своего времени.

Духовник на социальной лестнице стоял ниже многих своих чад

В петровское время происходит кризис духовничества, который стал в том числе и следствием раскола XVII в.

Одно из первых синодальных постановлений говорит о том, что священники без ведома правящего архиерея не могут больше накладывать епитимьи, связанные с отлучением от причастия. Причина такого «послабления» заключалась в том, что раскольники, невысоко ставя совершающееся в патриаршей Церкви, могли прийти на исповедь, наговорить на себя страшных грехов, получить отлучение от причастия на несколько лет вперед и жить спокойно, не вызывая подозрений в связи с тем, что они не ходят в храм.

Также в синодальный период с целью контроля за старообрядцами была введена и жесткая приходская система: все жители определенного квартала, села, района должны были ходить в храм, находящийся в этом районе, и в нем исповедоваться и причащаться хотя бы раз в год. Священники вели специальные книги, где делалась об этом отметка.

Еще одна серьезная проблема синодального периода – священство как сословие стояло ниже на социальной лестнице, чем образованные классы, дворянство например. (Только архиерей по Петровской табели о рангах приравнивался к тайному советнику или генералу.) От этого возникало снисходительное отношение, а вместе с тем и недоверие к священнику.

Иногда духовниками для образованной части общества становились выдающиеся русские архиереи. Например, у святителя Филарета Дроздова много писем именно духовнического содержания, большей частью адресованных знатным женщинам. Видимо, тогда, как и сейчас, в храмах было больше женщин.

А вот разговоры о том, что в синодальную эпоху настал евхаристический кризис и стали редко причащаться, доказательной базы не имеют, так как не из чего не следует, что раньше причащались чаще.

Появились образованные городские священники – возродилось духовничество

Когда говорят, что в XIX в. началось движение за евхаристическое возрождение, это не совсем точно. Речь шла не о возрождении, просто пришли к некоему другому пониманию церковной жизни.

Судя по всему, идеалом духовника по-прежнему остаются монастырские старцы. Село без праведника не стоит, и белые священники высокой духовной жизни, конечно, всегда были, но они находились в тени. И до определенного времени мы о них ничего не знаем.

Известными они становятся только во второй половине XIX в., именно в этот период появляются такие видные духовники из городского белого священства, как Иоанн Кронштадский, Валентин Амфитеатров, отец Алексей Мечев.

Здесь есть некий парадокс, так как современники, например, митрополита Антония Храповицкого считали, что приходская жизнь может оживиться только в деревне, так как именно деревня держалась за старый церковный допетровский быт. Но это тоже связано с идеализацией средневековой Руси и всего, что в ней происходило.

На самом же деле возрождение в этот период происходит не в деревне, а в городах, где появляется прослойка образованного духовенства, которое встраивается в культурную городскую жизнь.

Они сознательно ставят перед собой высокие цели. Так, отец Алексей Мечев, как он сам говорил, хотел возродить жизнь первой иерусалимской общины. Ему было важно, чтобы церковная жизнь не распадалась на посещение храма по воскресеньям и обычную «светскую» жизнь в промежутках, и для этого он прежде всего старался дать человеку то, что было тогда возможно получить только в монастыре, – полноценное богослужение и постоянное общение с духовником.

А далее речь шла о том, чтобы рассматривать любую мирскую деятельность и даже исполнение наших семейных, домашних обязанностей как что-то вроде монастырского послушания.  

Ведь любая работа в монастыре является послушанием и имеет вследствие этого свое христианское измерение и осмысленность. Вот подобным образом нужно было, по мысли о. Алексея, постараться выстроить жизнь в миру тоже.

Такова была главная задача, и в этом был выход из кризиса: не за счет того, что вернулись длительные епитимьи и иные атрибуты прежнего церковного быта, а за счет того, что

человек вовлекался в активную внутреннюю христианскую жизнь, которая не делилась на «храм», «работу» или «семью».

Духовник сегодня

Говоря о сегодняшнем дне, важно напомнить одну мысль свт. Игнатия Брянчанинова. Он был чадом старца Льва Оптинского и имел хорошие отношения с оптинскими старцами, но твердо заявлял, что «духоносных отцов нет у нас». Духовник, впрочем, у христианина должен быть, но духовник тем и отличается от духоносного старца, что отношения с ним не могут быть основаны на абсолютном послушании.

Нам трудно на самом деле судить, что и как происходило в XIX в. и не заблуждался ли свт. Игнатий, но мы вынуждены признать, что сегодня духовная традиция русского старчества пресеклась.

В Оптиной пустыни она передавалась от старца к старцу и оборвалась в XX в.; в Печорах после войны было собрание старцев, были замечательные духовники в советское время, но нет ощущения, что они себе оставили смену. Пусть меня простят все, кто считает иначе.

Старчеству как «искусству святости» можно научиться только в живом общении. Старец Лев, когда умирал, позвал преподобного Макария и будущего Амвросия Оптинского, тогда еще послушника, и сказал прп. Макарию: «Вот я умираю и передаю его тебе из полы в полу, теперь ты его воспитывай».

Духовник не старец – не может брать на себя полную ответственность за настоящую и будущую жизнь своего чада, но духовник может дать совет. Приходящий же к нему должен иметь готовность услышать совет, который ему дадут, а не ждать того ответа, который он сам придумал заранее.

Может быть, он не согласится и поступит в результате по-другому, но выслушать и услышать – очень важно.

Как выбирать духовника? Можно воспользоваться советом того же святителя Игнатия: прежде всего рассудить, не советует ли духовник чего-либо противного Евангелию.

Сейчас много храмов и можно найти священника, который будет по сердцу. И если с ним возникнет не только душевный, но и духовный контакт, то польза обязательно будет. Кроме того, когда человек ходит постоянно к одному священнику, есть все основания думать, что священник за него будет молиться, и это уже очень немало.

А если ходить по разным священникам, то можно услышать разные советы, и в итоге выбирать то, что больше нравится, а не то, что действительно нужно выбрать.

Вообще, очень важно иметь доверие к духовнику. Ничто так безнадежно не портит отношения между духовником и его чадами, как обиды на духовника, которые чаще всего бывают вызваны тем, что люди не хотят «делиться» духовником с другими его чадами. Человеку кажется, что духовник кого-то слушает дольше, чем его, кому-то оказывает больше внимания. Появляется ревность, которая приводит к обидам, обиды рождают недоверие. А когда есть недоверие, то как спрашивать о чем-то духовника?

Да, духовник не всегда бывает прав, может и что-то резкое незаслуженно сказать. Но все-таки, если ты ходишь и доверяешь этому человеку не первый год, обиды надо гнать от себя – иногда и горькая пилюля бывает полезна.

Бог, может быть, даже в чем-то покрывает нас и дает духовнику действительно что-то полезное и нужное сказать, если мы не обижаемся на духовника.

Но если доверие почему-либо пропало, то, наверно, честнее уходить. Во всяком случае, опыт показывает, что выяснять отношения в таких случаях, как правило, бесполезно.

На самом деле очень трудно выводить общие формулы, в которые только подставляй значение и получай готовый результат. Это всегда личные индивидуальные отношения, которые должны быть основаны на доверии, взаимной молитве и в конечном счете на духовной любви, а не на душевной привязанности, которая стремится подменить собой эти правильные отношения и приводит к ревности и обидам. Но если удается эти отношения выстроить верным образом, то – слава Богу, это всегда удача.

Я, например, если человек не хочет исполнить мой совет, говорю, пожалуйста, сделайте, как считаете нужным, но если вы сами приняли решение, то вы сами и несите ответственность за его последствия. Я могу только помолиться, чтоб Господь был милостив.

В чем главная задача духовника

Каждый видит или представляет себя определенным образом и нередко не таким, каким он есть, а каким он хочет казаться себе. Однако невозможно вести духовную жизнь, не увидев себя настоящего, – вот это и есть одна из главных или уж во всяком случае первых задач духовника.

Я приведу пример. Приходит человек и рассказывает: я всем помогаю, желаю добра, а мои близкие этого добра не принимают, обижают меня. На самом деле, скорее всего, такой человек никого не слышит кроме себя и в жизни с ним очень трудно. Он точно знает, как каждый из его близких должен жить и действовать, а что думают по этому поводу сами близкие, ему не интересно.

И, конечно, он натыкается на сопротивление, потому что его «добро» в таком виде никому не нужно. Если это так, то задача духовника – прежде всего помочь этому человеку осознать, что это не его обижают, а он сам не слышит никого, кроме себя, и объяснить это ему все так, чтобы он захотел это изменить.

Не все духовники согласятся со мной, наверное, но мне кажется, что духовник нужен не для того, чтобы водить человека за ручку от младенчества до гробовой доски, а чтобы научить его ходить. Ведь часто люди приходят за советом, в надежде, что духовник благословит, а значит, возьмет на себя ответственность за уже принятое ими решение, но это неправильно. Боязнь ответственности – не добродетель.

Да, духовник не всегда все знает. Отец Валериан Кречетов, замечательный духовник, говорит, что иногда к нему приходит человек, а он не знает, что тому сказать, и тогда честно признается в этом: я не знаю, давай помолимся, и пусть Господь нам укажет. Или, возможно, стоит послать человека к более опытному духовнику, если есть в этом необходимость. Все это входит в нормальные процесс общения духовника с его чадом.

Духовник и психология

Сегодня многие увлечены психологией, и это увлечение имеет свои опасности. Да, у психологии есть практические наработки в понимании типологического поведения людей в известных типологических ситуациях (например, в семейной жизни). Но опытный священник, думаю, с этим может помочь разобраться, и не обязательно прибегая к помощи психолога.

Опасность большинства психологических школ, теорий в том, что они знают только человека после грехопадения, то есть человека по определению несовершенного и не способного естественным образом к совершенству вернуться.

Таким образом, психология пытается наладить, гармонизировать систему, исходя из ее же расстроенных ресурсов, хотя в ней нет самого главного «винтика».

Но, конечно, элементарные вещи из психологии священнику надо знать. Например, есть целый ряд явлений в психической жизни, которые мы называем комплексами и которые маскируются под добродетели.

Если у меня есть комплекс неполноценности, я могу считать себя смиренным. Болезненную мнительность могу выдавать за сосредоточенную духовную жизнь, потому что я постоянно рефлексирую (но не меняюсь).

И священнику нужно уметь в этом разобраться, потому что люди иногда начинают считать, что они достигли каких-то высот в духовной жизни, а на самом деле у них просто психологические (а иногда и психические) проблемы.

Бывает, что человек лучше слышит священника, чем психолога. А бывает, ты говорил уже что-то не один раз, но все без пользы, а психолога человек вдруг услышал. И слава Богу, лишь бы польза была. 

Но по-настоящему и не ситуативно что-то изменить в человеке возможно только в духовном общении, силой и благодатью Божией.

В любом случае рискну сказать, что подлинные духовные отношения духовника и его чада никогда не были массовым явлением. Наверное, и не может быть иначе – слишком много факторов должно совпасть в одно время, в одном месте, в двух личностях и с обязательным участием благодати Божией, чтобы этот счастливый союз сложился.