Игра в тетрис, или Служба работы со случаем

Ежедневно в православную службу «Милосердие» обращаются десятки людей. Они приходят в храм при Первой градской больнице, звонят на номер справочной службы, присылают письма. Из разных уголков России сотни бед, судеб, проблем стекаются сюда – в службу работы со случаем. И, кажется, что здесь должен быть огромный отдел, множество людей, разбирающих все эти прошения, решающих, куда направить нуждающихся, и оказывающих помощь по конкретным просьбам. На самом же деле, служба работы со случаем при Комиссии по церковной социальной деятельности – это всего несколько человек. О горестях наших современников, о своей работе, о церковной социальной деятельности рассказывает ответственный секретарь Комиссии, руководитель службы работы со случаем Ирина Вячеславовна Соловьева.

Помощь должна быть ответственной

– Что такое служба работы со случаем, и зачем она нужна при Церкви? Ведь Церковь – это в первую очередь душепопечение, а не решение материальных проблем…
– Душепопечение осуществляет священник. Когда человек поглощен своим горем, он часто приходит именно в Церковь, личное горе вообще часто приводит человека к вере. Он задается вопросами, почему так случилось, за что? И как жить дальше? Батюшка расскажет ему, как жить в вере, как ему дальше общаться с Богом. А как ему жить дальше на земле просто физически? Раньше какая-то такая поддержка осуществлялась «всем миром» – помогали, собирали средства, была взаимопомощь и взаимовыручка. Сейчас такие связи между людьми разрушены. Церковная община ближе всех стоит к той первозданной общине, которой жили наши предки. Поэтому, видимо, душа человека чувствует, куда ему нужно идти в случае несчастья или беды. И отказать, наверное, мы даже не имеем права. То, что мы можем сделать, мы сделать должны.

– Всем ли вы оказываете помощь?
– Дело в том, что мы распоряжаемся деньгами наших прихожан, попечителей, жертвователей. Если бы это были мои или ваши деньги, и я, и вы могли бы делать с ними, что угодно, но в данном случае, мы должны нести за это ответственность. Поэтому, естественно, что все просьбы мы проверяем. Мы сообщаем человеку, на каких условиях можем заняться его проблемой. Мы говорим, например, пожалуйста, принесите какие-то документы, или еще что-то. В каждом случае, это индивидуально. Часто люди обижаются… Очень часто приходят в храм, думая, что им должны поверить на слово, и что в храме существует такой принцип, когда «левая рука не знает, что делает правая», и благотворит, закрыв глаза. Такие письма порой приходят, как декларации: «мне нужна помощь, но только прошу, чтобы вы меня ни о чем не спрашивали, нужно 300 тысяч». Я на такие письма даже не отвечаю. Потому что человек, наверное, должен понимать все-таки, что нигде такой помощи ему не окажут.

– А часто ли вы сталкиваетесь с обманом?
– Да, часто… Но я не устаю говорить, что обман – это, конечно, грех, но, видимо, когда человек борется за жизнь, то делает это, как умеет. Сейчас ситуация напоминает предвоенную Германию, когда бежали жертвы политических репрессий, жертвы тоталитарного режима. Сегодня то же самое: из Грузии бегут жертвы режима, откуда-то еще – жертвы локальных войн. Люди стремятся в Москву к лучшей жизни, и здесь оказываются никому не нужными, не востребованными, не могут устроиться. Такие беженцы наполняют Москву. Иногда они идут на всякие подлоги, подделывают документы, придумывают, привирают, только для того, чтобы выжить и прокормить своих детей. Не все люди могут вот прямо так бороться – работать, вставать в 6 утра, не все, к сожалению, приспособлены к этому. Всякие люди есть, и лучше, конечно, всем хоть как-то помогать.

– То есть, когда обманывают, все равно надо стараться вникнуть в ситуацию?
– Ну, когда приходит здоровый взрослый мужик, я стараюсь уклониться, если приходится его уличать. Они обычно так говорят: «я приезжий, меня обобрали, я остался без средств к существованию». Тогда я предлагаю связаться с родственниками. «У меня нет родственников. Я один живу». «Давайте адрес, сейчас буду звонить в управление внутренних дел». Созваниваюсь, там говорят, что прописаны родственники его многочисленные. Но чаще всего он сам уже говорит: «Ну ладно, я пойду». А бывает, еще сделает вид, что очень обиделся: «Ах, так! Вы мне не доверяете? Ну что ж, прощайте на век!»

Игра в тетрис

– К вам поступает обращение, и что происходит дальше?
– Если люди обращаются из других городов, то наша задача все-таки перераспределить нагрузку с нашей организации на другие епархии. Практически в каждой епархии есть свой отдел по церковному служению и благотворительности. Мы их туда перенаправляем. Надо сказать, что церковь в этом плане – очень удачная сетевая организация. Приезжает человек из глубинки, из какого-нибудь села, или приходит письмо: я живу там-то, мне плохо, помогите. Я звоню в епархиальное управление и спрашиваю, какой батюшка там служит. Мне никогда не отказывали и всегда сразу давали его прямой телефон. Священник посещает, перезванивает и рассказывает: да, действительно, человек очень нуждается… Тогда мы приходим к какому-то консенсусу: конечно, в деревне бедно живут и не могут регулярно поставлять лекарства, памперсы, еще что-то, и ответственность за материальное мы берем на себя, но, в свою очередь, мы просим батюшку, чтобы он организовал посещение прихожанами этого нуждающегося человека. А бывают случаи, когда батюшки просто говорили: «да, не волнуйтесь, забудьте, мы все берем на себя». Просто они не знали, не видели, не слышали, и к ним не обратился человек.

Бывают такие случаи, когда понятно, что на месте помочь не могут. Например, необходимо собрать деньги на какую-то дорогостоящую операцию для ребенка. Здесь помогает сайт Комиссии. Причем, часто бывало, что нам кажется, что вот в этом случае, конечно, никто не откликнется, а помощь поступает сразу, вдруг, внезапно.

– А в других храмах, в других епархиях, куда вы перенаправляете людей, насколько там готовы и могут их принять и им помочь?
– По-разному. Зависит от епархии, от того, насколько там занимаются социальным служением. У нас есть база, и мы знаем, в какой епархии, в каком городе или селе, в каком храме какая ведется работа. Но в целом, мне кажется, социальная деятельность церкви не развита, священники перегружены, людей не хватает…

– Пусть этого и недостаточно, но сегодня при церкви могут накормить и одеть, есть православные детские дома и реабилитационные центры для наркоманов. Но есть ведь, наверное, и какие-то совсем «провальные» направления?
– Основной провал – это жилье для лиц, освободившихся из мест заключения, и для лиц, потерявших жилье. Вы думаете, только за деньгами приходят? Второе, может быть, даже первое по частоте к нам обращение: «мне негде жить». И это самый больной вопрос, потому что у церкви нет никаких своих общежитий и специальных центров. Есть отдельные батюшки-подвижники, которые организуют реабилитационные центры для бездомных, но часто они сами просят не афишировать это, потому что они не могут принять всех желающих. По каждому отдельному случаю надо созвониться, рассказать, и в одном – священник скажет: «хорошо, присылайте», а в другом – «нет, я не возьму». Есть учреждения для наркоманов и алкоголиков, но и там очень мало мест. А к нам в основном приходят не алкоголики, а люди, потерявшие жилье по каким-то другим причинам. И многие с уже поврежденной после этого психикой. С ними даже общаться тяжело, они не могут объяснить, где они жили, они зациклены на какой-то своей идее.

У нас женщина одна приходит на протяжении года – летом здесь на лавочках ночевала, а зимой стала куда-то пропадать. Мы ее пытались устроить везде, но ей ничего не подходило. Мы ей давали еду, она просила чистую бумагу, конверты, марки и писала письма всем членам императорской фамилии, королеве английской и так далее. Говорила, что у нее лежат миллионы в швейцарском банке, но она не может их забрать. Может, это, конечно, и так, но скорее, человек зациклен на своей идее и не выходит из этого своего мира. И помочь ей в этом случае очень трудно, очень…

– А есть ли какие-то варианты решения жилищной проблемы?
– Можно было бы создать центр, где могли бы жить и трудиться люди, куда можно было бы таких направлять. И даже есть к тому предпосылки. Есть же страны, в которых нет бездомных, а только бродяги по идеологическим убеждениям. В нашей стране полно земли, стройся, работай, паши землю.

– Получается, что помимо проблемы бездомности, все остальные вопросы служба работы со случаем «Милосредие» решать может?
– Нет, мы не можем все решать. Мы и не призваны к этому. Мы на своем месте поставлены, чтобы тем, кто к нам обратится, оказать какую-то поддержку. Люди приходят и думают, что здесь сидит огромная такая служба, которая окормляет, дает деньги, что тут и лечат, и дома покупают сразу – ну, все абсолютно. Но это не так, к сожалению. Одному достаточно брюки отдать и покормить, а с другими нужно долго и серьезно работать, находить каких-то узких специалистов. У нас очередь, стопка из дел. Мы не справляемся. Знаете, как игра в тетрис, когда кирпичики падают быстрее, чем мы успеваем их убрать…

Должностная инструкция

– Уже почти год назад Патриарх обратился к нуждающимся и сказал, чтобы они не стеснялись обращаться в Церковь. Стало ли больше просителей после этого?
– Не могу сказать, что стало больше. Мне кажется, их всегда было много. Это зависит от каких-то других обстоятельств. К нам приходят волнами – вот весной и осенью идут такие волны.

– Скоро на всех приходах появятся социальные работники. Но ведь и раньше при церквях были ответственные за эту деятельность…
– Есть надежда, что все-таки будут созданы социальные службы. В некоторых храмах соцработники какие функции выполняли ? – они могли просто дать телефон нашей службы. Или, например, позвонить и сообщить нам «полезную» информацию, что рядом с его храмом лежит бездомный, и мы должны выехать на место и им заниматься. Но, мне кажется, если этот бездомный там находится, то он призывает к помощи не нас, а того соцработника, который его видит, тех, кто проходит рядом. Мы можем только дать пошаговые инструкции, что делать.

Сейчас мы планируем проводить семинары для социальных работников, где им будет рассказано, что нужно сделать, если пришел бездомный, если пришли просить денег, как правильно организовать поздравления в больнице и так далее. Этому всему можно научить. Кроме того, мы пишем сейчас должностную инструкцию храмового социального работника, которая будет у настоятелей как образец.

– Как, по-вашему, должна быть устроена церковная социальная служба, чтобы ее ресурсов хватало на помощь всем приходящим?
– Хорошо бы, чтобы в каждом благочинии был центр милосердия. Это мог бы быть самый активный храм, а все остальные храмы ему помогают. В самой службе должны быть юрист, врач, социальный работник, психотерапевт или, на худой конец, психолог, и обязательно дежурный священник, чтобы в любой момент к нему можно было бы обратиться.

Глубокое заблуждение

– Когда человек приходит в храм за помощью, он сталкивается с тем, что ему начинают что-то объяснять, а ему не это нужно, ему нужны деньги.
– Чаще всего людям, помимо прочего, нужна помощь священника или психотерапевта, но они думают, что им нужны деньги, и это большое, глубокое заблуждение.

Одно дело для человека слово мирянина, и я не уверена, что соцработник, особенно женщина, может сказать человеку: «я подозреваю, что вам надо обратиться к врачу, у вас какое-то, может быть, психическое заболевание». Светскому человеку неудобно обличать другого в грехах и говорить: «твоя проблема от пьянства». А священник в праве сказать, дать совет.

К нам пришла женщина, она оставила ребенка в роддоме в связи с тем, что у нее тяжелое материальное положение. До этого она проживала с каким-то мужчиной, мужчина отказался содержать ее с ребенком и выгнал на улицу. Сама она издалека. Мы предложили отправить ее вместе с ребенком по месту прописки, к ее маме. Но она хотела, чтобы мы ей здесь оплачивали жилье. Всякие разные бывают истории, когда человек видит решение своих проблем совершенно по-своему, каким-то своим способом. Как ему хочется, а не как решаемо. У многих присутствует нежелание увидеть первопричину, найти источник своих недоразумений в жизни. Поэтому в нашей работе необходим священник, который поможет человеку разобраться.

– Человек приходит за конкретными вещами, а его начинают учить жить… Ему говорят: нате вам подгузники, а вы давайте в храм ходите…
– Нет, мы никогда так не делаем. И вообще, социальный работник в первую очередь, должен помогать нуждающимся внутри прихода. И когда увидят, что среди нас здесь есть любовь, что у нас здесь хорошо, что мы друг друга стараемся поддерживать, тогда люди сами потянутся, их не надо будет «покупать» памперсами. Это смешно. Но если мы будем не замечать невзгоды, болезни и немощи наших прихожан, то тогда, о чем речь?

А наши, например, прихожане очень скромные, не каждый скажет, что у него какая-то нужда, и узнаем мы иногда от других людей, которые на ушко рассказывают: надо помочь такому-то, у него совсем плохо. У верующих людей, если случается какое-то несчастье, оно преодолевается с Божьей помощью и перерастает в качественно иную ситуацию, у них реже возникает вот такая «яма», зависание, проблемы на веки. Церковные люди к нам обращаются с определенной целью – собрать деньги, что-то приобрести, решить конкретную проблему. Но чаще к нам приходят именно нецерковные, и у них за спиной огромный груз, который нужно разбирать, и самим им меняться нужно, чтобы решались их проблемы.

Стать добрыми

– Через какое время выстроится надежная система церковной социальной помощи, и какие должны быть усилия приложены для этого?
– Мне кажется, на это много надо времени, может быть, десятилетия. А усилия – всей Церкви. И прихожан в частности тоже. Что интересно, очень много ведь таких не только церковных групп, а и просто общественных организаций, или же люди вместе работают, и если у кого-то из них что-то случается, они все вместе поддерживают, что-то всегда делают для других, собирают какие-то вещи в какие-то детские дома. Для людей это даже такое удовольствие. А для нас это рутинная обязанность, и глаз затерся, не видит, где действительно нужно помочь. Мы же не машины, можно чисто по-человечески ошибиться, что-то не заметить.

Больше людей – это, конечно, хорошо. Но нужно не количество, нужно качество. Нужны настоящие любовь и доброта, неподдельные. Стяжать внутри себя любовь к этим людям – очень непросто. Я уверена, что доброта, любовь к людям это дар от Господа. Я знаю людей, у которых он есть, которые с любовью встречают всех без разбору и не осуждают. И вот если бы нам, не говоря уж о том, чтобы всех любить, хотя бы стать добрыми…

Александра ОБОЛОНКОВА